У всех головоломка. Что делать? Неужто заплатят столько выкупа за одного такого «дурака»? Ладно, если бы он был жив! Может стоило бы!?
Во время развода на плацу один из ответственных лиц, разозлившийся, оказывается сказал: «Найду денег, верну даже мёртвого и его труп на три-четыре дня повешу вот тут-то. Пусть будет назиданием для других!».
Сказаны были ли эти слова в состоянии досады или не были сказаны, осуществились они иль нет, вернули ли труп обратно или нет, далее мне об этом неизвестно…
Выбор «крысы»
Собравший нас, дембелей, в одном месте, Твердохлеб представил нам вновь прибывшего бойца: «Знакомьтесь! Перевели к нам с хозроты. Он такой же дембель, как и вы, вернется вместе с вами. Прошу любить и жаловать. Думаю, что проблем не возникнет».
Было подозрительно присоединить к нам этого парня, которому оставалось вернуться домой через три-четыре дня. По той причине, что наша казарма располагалась прямо на краю аэродрома, некоторые офицеры, возвращавшиеся домой, пользовались ею в качестве ночлега. Однако поместить рядового солдата таким образом, по правде говоря, было не совсем понятно.
Оказалось, что ушедший наш «спецчеловек» в хозроту, с целью сбора сведений, вернулся оттуда не с пустыми руками. Работал в штабе, кроме как «штабной крысы», имел репутацию «стукача», как стало известным его сослуживцам. Видимо, его некуда было определить, вот и перевели в хозроту, где он также не «уместился». В итоге там решили, что мы сердобольные, перевели его к нам.
Перебивая друг друга все стали выкрикивать:
–Ребята, что, мы такие сердобольные?! Может он знает, почему представления, которые отправлялись о награждении нас, не доходили до адресата?»,– возмутился кто-то из дембелей.
–Парни, не надо опережать события! Не сегодня так завтра нам предстоит уехать отсюда. Давайте уедем без лишних хлопот. В конце концов, не он же один работал в штабе! Быть может, он невиновен?
– Стукач он, я знаю его!
– Давайте быть терпеливыми, а может сам «расколется!?»
Отбой и подъем для всех был одинаковым, и в наш режим хорошо вписался «крыса». Однако, на третий день, к вечеру, он появился у нас в полном «ажуре». Он был роскошно одет в парадную форму, о которой мы только могли мечтать.
–Ого-го! Вы только посмотрите, знаки отличия, которые мы не смогли получить. Даже не стоит говорить о кокардах и аксельбантах. Посмотрите на его боевые ордена и медали! Не много ли на одного тебя сразу пять штук, а!? Ты же не участвовал ни в одной боевой операции. А ну-ка пойдем с нами, объясни-ка нам, -удивленные ребята повели его в сторону столовой, в местечко, скрытое от посторонних глаз.
–Ну давай, говори!
–Ребята…мне сейчас…нужно лететь,– проговорив это он, бегающими глазами, искал спасения.
–С целой бригады еще ни один дембель не отправился домой! А ты что, такой крутой что ли?!
–Я нахожусь под личным контролем самого начальника штаба. Я же не перекидываю свою ношу на ваши плечи! Да и вам проблемы не нужны! С завтрашнего дня начнут отправлять в массовом порядке, – сказал он, повышая голос, и, с надеждой, что упомянутое имя начальника штаба ему поможет.
–Ох-хо-хо!!! Да ты вообще наглец! А ну-ка слезай вниз! Откуда ты достал эти штуковины?!-после сказанных этих слов он получил внезапно удар в лицо. Только теперь, вытирая капающую с носа кровь, на один уровень снизил тон и, запинаясь, начал говорить:
–Это уже дело молодое… Кто же хочет вернуться на Родину с пустыми руками? Ребята, у меня есть возлюбленная! Она ждет меня.
–Ты что!? А я ли хотел возвращаться с пустыми руками!? Участвовал в более десяти боях! Два раза считал, что мою фамилию отправили в Москву. А тут, из-за таких как ты, даже не двинулся дальше штаба!?– еще один наш сослуживец так пнул ему между ног, что «крыса» лицом вниз упал на землю.
–Бей ребята!
Очень некрасивая ситуация, когда четверо или пятеро бьют одного человека. Однако он на наших глазах казался единственной причиной всех несправедливостей. Мы не могли стерпеть, если бы этого парня отправили первым. Ведь во всей воинской части его не воспринимали даже сопризывники, состоящие от дембелей.
–Довольно, хватит, – обронив слово, кто-то из нас закрыл его телом. Только после этого все отстранились от «крысы», который, корчась, старался глубже защитить свои внутренние органы. Не осталось ни одного открытого места на его лице, где бы не было синяков, а «парадка» на нем теперь годилась лишь для мытья пола.
–Поднимите его!
–Ты слышишь? Что с тобой произошло?! По-моему, ты неудачно упал с лестницы?, – в его адрес полетели ироничные слова, которые были намеком на то, как ему нужно ответить, если вдруг спросят: «Что с ним случилось?».
–Перед тобой два пути: первое, сейчас же, в таком состоянии, пойдешь на прием к начальнику штаба, «постучишь» обо всем, что произошло здесь, но тогда ты не успеешь на сегодняшнюю вертушку. Второе, ты снимешь и так изувеченную одежду, наденешь на себя обычную ХБ и, будто ничего не произошло, полетишь сейчас же! Твои ордена и медали оставь при себе, такая нечисть нужна тебе самому! Заработанных их таким путем, например, я лично побрезгую! А ХБ я тебе сам найду. Выбирай!!!
«Крыса» замешкался. Дойти до начальника штаба у него просто времени в обрез, и, если верить ушам своим, стал слышен грохот вертолёта, собиравшегося приземлиться на аэродроме. В конце концов, начальник штаба, которому осточертело от его «шкурных» проблем, не очень-то ждет его. Быть может, сам лично, чтобы поскорее избавиться от него, позаботился о скорейшей его отправке? Что? Разве у него нет другой головной боли кроме «крысы»?
–Я должен лететь сегодня, – лишь смог сказать он хриплым голосом. Им был выбран второй вариант, так как он, плюнув на все, пожелал, хотя бы часом раньше, спастись от этих мест, где бродила тень самой смерти…
Десантники тоже плачут!
По общеизвестным причинам «вертушки» летали только ночью. Спустя три дня, к вечеру поступил приказ:
–Дембелям приготовиться!
Надели торжественную одежду, подготовленную нами как произведение искусства, на которую потратили два месяца нашего личного времени. Снова начистили до блеска и так почищенные сапоги. Попрощавшись с теми, кто оставался после нас, доводя их до отчаяния, поспешили в сторону аэродрома, осторожно шагая по зыбкой, глинистой дороге. О вертолете ни слуху, ни духу. Прилетит или не прилетит, еще не известно.
–Товарищи дембеля, строиться!
Услышав знакомый голос, я посмотрел в сторону офицера, который должен был провожать нас «со всеми почестями»: «Ой-йо-йой, бог мой, только не он!!!» Этим офицером был Понамарев! Да-да, тот, который изгнал нас из Шахиддары, пожадничавший поделиться с подчиненным ему солдатом провизией и съедавший перед ним, лежа на боку, орехи. Помню, он безразлично сказал: «Что с того, если одним узбеком будет меньше!?» Одним словом, тот самый подполковник Понамарев, запечатанный надолго в моей памяти своими негативными качествами.
– Ух-х-х, неужто больше некому? Вот мы попали к этому пустомеле!
Шепот, который начался между дембелями, был неспроста. Однако у нас не было другого выхода. «Пока свою работу не выполнишь, назови осла дядей» -есть такая поговорка у узбеков, придется придерживаться ее. При этом осел тот, от кого зависит успешный исход твоей работы или получение желаемого.
Понамарев заставил открыть чемоданы у порядка свыше шестидесяти дембелей, вытащил оттуда вещи, приглянувшиеся ему и которые потом выкинул в рядом стоящую мусорную урну. Как ни странно, прошло больше двух часов пока это происходило, но о «летательном аппарате» никаких известий не поступало.
Наши тела были неприспособленны к новой одежде и узким сапогам, и мы, стоя, ожидали до рассвета какой-либо информации. По неизвестным причинам сегодня вертолёты не прибыли. Всем был дан приказ вернуться в свои роты, после чего мы отправились в путь в сторону казармы. Опять та же зыбкая, глинистая дорога, опять родная, из глинобитной стены, наша казарма. Сколько же еще будет оставаться здесь наш хлеб насущный? Не могу сказать, да и невозможно предсказать!
После неаппетитного завтрака, до обеда, всю нашу досаду мы переместили в сон. После обеда принялись заново заполнять «облегченные» Понамаревым наши чемоданы.
Вечером, во второй раз, попрощавшись, снова отправились в сторону аэродрома. А там все по вчерашнему «сценарию», акт действия на сцене: снова Понамарев, снова обшаривание чемоданов! На этот раз, набравшись опыта, купленные мною для моей дорогой мамочки японские платки в количестве двух штук, я накинул на плечи и сверху надел тельняшку. Очередь дошла до меня.
С кем чёрт не шутит, возможно, если я ему напомню он уймётся. В надежде на это я обронил словечко Понамареву, который осматривал мой чемодан, будто содержимое в нем было его собственным:
–Товарищ подполковник, помните Хост? Вместе же воевали.
–Ну и что? – его ответ был коротким и ясным.
Все понятно. Перед моими глазами заново вставали его причуды в Шахиддаре. Я сердился на себя за то, что позволил себе просить этого типа, однако было поздно, слово как воробей. Вылетел и уже не вернешь.
Читая об этих событиях, у кого-то, возможно, возникнет вопрос: «Неужели нельзя было выразить протест?». Сейчас об этом могу сказать категорически, но тогда протестовать против него было бесполезно. Напротив, это пошло бы в ущерб, и я мог бы остаться еще на три-четыре дня. По этой причине ни один дембель не смог сказать: «Почему берете? Не имеете права так поступать!».
Мы все знали, что собранный в «мусорной урне» «мусор» не отправился бы на свалку. «Чтобы вырвало тебя. Да пусть подавиться он этим! Скорее бы избавиться от этого прорвы»,– с такими мыслями нам оставалось только соглашаться на отобранное у нас.
Собрав чемодан, я встал рядом с уже «проверенными». И этой ночью от вертушки тоже не было никаких известий. Чтобы снова съесть оставшийся наш хлеб насущный направились в сторону казармы.