– Стоять, бляди! – крикнул я.
– Так а мы и так стоим, – ответил Коля Клинтон. – Вы кто такие, пацаны? Что за наезды?
Гена опустил пистолет и крепко врезал ногой Коле в промежность. Бритоголовый испуганно моргнул, покачнулся и сел на корточки.
– Сука, за что по помидорам? – простонал Коля, держась за них двумя руками.
– Веди в кассу, – сказал Гена.
– Какую кассу? Тут и кассы нет! Слышь, кривоногий, ты знаешь, на чьё бабло ты раскрыл рот?
Гена выдержал короткую паузу и ударил Колю рукояткой пистолета по лбу. Звук был как при столкновении бильярдных шаров. Клинтон схватился одной рукой за лицо, другой он продолжал держаться за гениталии.
– Сторожи их, я сейчас всё сделаю.
Он схватил за шиворот сидящего на корточках охранника, сунул ему в рот дуло и потащил за собой. Они ушли в соседнее помещение. Вскоре оттуда послышались крики, а потом щёлкнул выстрел. Мне стало не по себе. Я отступил к двери, держа оставшихся на мушке. Коля Клинтон убрал руку от лица. На лбу у него набухла могучая фиолетовая шишка.
– Я вас на куски буду рвать, – сказал Коля. – Куда вы денетесь? В землю закопаетесь?
– Молчать, – сказал я.
– У меня гэбэшная крыша!
Я посмотрел на того, что сидел со стаканом.
– Эй, ты!
– Я? – спросил он, оглядываясь.
– Да, ты. Тебя как зовут?
– Андрюша.
– Что там у тебя в стакане? Моча, что ли?
– Яблочный сочок.
– Сочок? Вылей его на голову этому козлу.
Я показал пистолетом на Колю.
Андрюша встал, подошёл и выплеснул на Колю сок.
– Ты что, падаль?! – закричал Коля.
– Но он же застрелит меня.
– А я что, не застрелю тебя теперь?
Они стали толкаться, дёргать друг друга за одежду. Потом Коля схватил парня за волосы и впечатал ему в лицо колено.
– Ох! – выдохнул парень и грузно повалился на пол.
В соседнем помещении опять щёлкнул выстрел. И мне опять стало не по себе. «Гена зачищает концы», – подумал я. Но тут он появился, по-прежнему волоча за шкирку бритоголового. Потом отпихнул его и быстрым движением перекинул ремень сумки через плечо. Показал мне большой палец. У меня отлегло.
– Сваливаем, – сказал Гена.
– Сколько там? – не выдержал я.
– Потом, потом…
Мы отступали, продолжая держать всех собравшихся на мушках. Хотя кроме Коли, похоже, никто и не думал дёргаться.
– Гниды вы! – сказал он.
– Иди первый, я прикрываю спину, – шепнул Гена.
Я уже выходил в коридор, когда Коля Клинтон вдруг удивлённо закричал:
– Стой! Стой! Я тебя узнал!
Я остановился.
– Меня?
– Нет, его! – Он показал на Гену.
– Не ври, ты меня не знаешь! – ответил тот.
– Знаю. Гена. Гена! Это ты! Я же слышу, голос знакомый… И ноги кривые.
– Я не Гена, – сказал Гена испуганно. – Ты путаешь.
– Нет, ты Гена!
– Я не Гена, – повторил Гена, вытянул руку с пистолетом и нажал на спусковой крючок.
Коля слегка дёрнулся, но на ногах устоял.
– Блядь! – сказал я. – Ты что?
Гена выстрелил ещё три раза. У меня всё завертелось перед глазами. Мы побежали, даже не думая прикрывать друг друга. Просто ломанулись, как лоси. Пробежав мимо двери в подвал, мы выскочили через главный вход. По улице шёл мужчина с собачкой на поводке. Увидев нас, он остановился и как будто сжался, уменьшился в размерах. Гена на ходу выстрелил в него. Мужчина упал. Собачка, заливаясь лаем, побежала по улице.
– Баран! – заорал я. – Ты что делаешь?
Но Гена ничего не соображал. У него сорвало планку. Мы заскочили в машину. Я схватил его за горло.
– Сука, ты зачем мужика завалил?
– Валим, валим, валим! – проорал Гена и дал по газам.
Глаза у него были безумные.
46
Мне было страшно. Гена свихнулся. Мы приехали на окраину, бросили машину, прошли пешком через дворы и запрыгнули в его тачку. Гену трясло. Он то и дело издавал странные звуки: хик, хик, хик. То ли икал, то ли хихикал.
– Зачем ты того мужика грохнул? – спросил я.
– Я никого не грохнул, – прошипел Гена. – Только Колю. Мужика ты грохнул. Забыл, что ли?
– Как? Нет. Что ты городишь?
Я не мог в это поверить. Но мне стало страшно. А что если действительно я? Я достал пистолет и оглядел. Как будто он мог ответить: да, братец, твоя работа.
– Глянь лучше, – ответил Гена и расстегнул сумку. Она была набита пачками денег. – Я за такие деньги и родную мать бы пристрелил.
Он захохотал мне прямо в лицо – так, что я разглядел его гланды.
– Едем отсюда, – сказал я.
Мы приехали на квартиру его бабы. Её не было, уехала к родителям в Уссурийск. Здесь можно было пересидеть до понедельника, пока она не вернётся. Гена расстегнул сумку и вывалил деньги на пол посреди комнаты. Жест был чересчур киношным.
– Надо считать, – сказал я.
– Чего считать? Тут каждая пачка подписана.
Пачки были самодельные. Я сел на стул и стал смотреть, как он считает их, сверяясь с подписями. У меня дрожали руки.
– Тут пять миллионов, – сказал Гена. – Ровно.
– Отсчитай мне моё, – ответил я. – Я ухожу.
– Уходишь? Надо пересидеть.
– Пересижу в другом месте, – сказал я. – И тебе тоже надо валить.
– Почему?
– Тебя могут найти. Два трупа – не шутки. Коля назвал твоё имя, другие слышали. А тебя там хорошо знают.
– Вот блядство! Надо было всех валить! – крикнул Гена.
– Тихо, мудила, соседи услышат.
– Да и пусть слышат! Пусть слушают! – заорал он прямо в стену. – Суки!
Я переложил пистолет в карман и держал его наготове. У Гены случился припадок. Он повалился на пол и стал кататься прямо по деньгам, дрыгая ногами. Это продолжалось несколько минут. Потом он успокоился; лежал на спине, тяжело дыша и глядя на меня покрасневшими глазами.
– Я ухожу, – повторил я.
– Ладно, – сказал Гена устало. – Тогда я тоже. Поеду к Ираде. Пережду у неё.
Он встал и вышел из комнаты. Слышно было, как скрипнула дверь ванной, потом зашумела вода. Я собрал с пола пачки и рассовал по карманам. Ровно два с половиной миллиона. Гена вернулся мокрый и всклокоченный.
– Обниматься не будем, – сказал я.
– Да, не будем, – ответил Гена.
Я вышел из квартиры и спустился по лестнице на улицу. Никакой радости. Никакой.
Я проголосовал, и первая же машина остановилась.
– В гостиницу, – сказал я.
– Мне не по пути, – ответил водитель. – Я на север еду. Могу на север подкинуть. В промзону.
Я бросил на приборную панель пятитысячную. Водитель присвистнул. На вид ему было лет шестьдесят. В первую очередь на себя обращал внимание красный нос, с торчащими из ноздрей седыми волосками.
– Ладно, – сказал водитель. – Ладно. А как же, едем, конечно.
– Ту, что за городом, – уточнил я.
– В этот гадюшник? У меня там дружок останавливался, так он мандавошек подхватил. Пришлось керосином травить.
– Включите магнитолу, пожалуйста, – сказал я.
Он включил. Пока мы ехали, всю дорогу играла дурацкая поп-музыка. Прав был папаша насчёт певцов, все они заднеприводные. Потом наконец-то включили новости. Первым делом ведущий сказал, что радиационный фон в норме.
– Слава яйцам! – выдохнул водитель.
Дальше было интереснее. Прокурор, укравший колготки в магазине, получил повышение. Нет, это не то. В одной из квартир сотрудники Госнаркоконтроля изъяли крупную партию метамфетамина. Ведущий назвал бывший адрес Ирады. За городом найден сгоревший микроавтобус, внутри четыре неопознанных трупа. Несколько часов назад в центре города неизвестные ограбили подпольное казино. Один человек был убит. Ранен прохожий. Введён план «Перехват».
– Чикаго тридцатых годов, вашу мать! – крикнул водитель и врезал кулаком по рулю.
Я смотрел по сторонам, но не видел ни одного мента. Какой ещё перехват? Или они все в штатском? Мы выехали из города, проехали мимо поста ДПС. Я подумал про того мужика, в которого стрелял Гена. Или я? Но он всё-таки жив, и это хорошо. Могу ли я быть уверен, что моя совесть чиста? Нет, конечно. Мне захотелось выпить.
Водитель остановился на обочине. Я молча вылез, прошёл через пустырь и зашёл в гостиницу. За администраторской стойкой была та же тётка, что и в первый раз.
– Мне нужен номер до понедельника, – сказал я.
Хотелось поскорее лечь и закрыть глаза.
– А я вас узнала, – ответила тётка презрительно. – Вы уже были.
– Да, был. И вот вернулся.
– Так понравилось?
– Нет. Это гадюшник. Меня тут обчистили. А мой друг подхватил мандавошек.
Тётка хмыкнула.
– Надо же, какие цацы кругом, аристократы. Если захочу, я могу вас прогнать.
– Не можете. Вы тут – никто, – сказал я. – Дайте мне тот номер, в котором я уже был. Там должны быть мои вещи.
– Никаких вещей там не было. А если бы и были… Мы не несём ответственности за чужие вещи.
– Ну и хуй с ними! – сказал я.
Она вытаращилась и потянулась к трубке телефона. Сняла и поднесла к уху. Я смотрел на это молча. Тётка положила трубку на место.
– Паспорт, – сказала она.
Я стал рыться по карманам. Выложил на стойку пистолет, несколько пачек денег, наконец, нашёл паспорт. Потом заплатил, взял ключ и пошёл в номер. В комнате было холодно. Кто-то оставил форточку открытой. Я закрыл её, снял пальто и включил телевизор. Потом лёг на кровать и моментально уснул. Мне приснилась мама. Я плохо помнил её лицо. Никаких фотографий у меня не сохранилось. Да и раньше она мне никогда не снилась. В этом сне я лежал на спине, а она стояла рядом и смотрела на меня. А потом вытащила из карманов руки и стала что-то сыпать. Песок. Прямо в глаза. Я не мог увернуться и даже крикнуть не мог. Песок забивался в рот и нос. Мама вдруг стала притопывать, стук становился всё громче и громче и, наконец, разбудил меня. В комнате было темно. Кто-то стучался в дверь. Я ждал, пока он уйдёт. Но он не уходил. Выдерживал короткую паузу и стучал снова. Я включил лампу, взял пистолет и открыл дверь. На пороге стояла светленькая зеленоглазая девушка с небольшой родинкой на верхней губе.