— Настоящая авантюристка, друг мой.
Флейтист фыркнул, и ушел обратно в каюту. Происходящее его раздражало.
Через пару минут подошел Диего и еще пара ребят с канистрами и спиртом. Пока они заливали бензин в бак, Диего, засунув руки в карманы, произнес, глядя в сторону:
— Знаете, amigo, Эстебан не выпускал ее, потому что положил на нее глаз. Метод у него такой. Давить до потери сопротивления. Теперь он может обидеться. Понимаете?
— Спасибо, что сказали, — ответил я, — А кто он вообще?
— А вы не догадались? — ответил он вопросом на вопрос. — Островок у черта на рогах, аэродром, грузы?
— Ах, вот оно что, — сказал я. — Учту. Спасибо, Диего.
— Не за что, amigo.
У “Тикки” удивительно ровный ход. Мы отшвартовались, и сначала пошли на моторе, но потом поднялся хороший ветер, и я поднял паруса. Мирель, усевшись около мачты, налаживала отношения с Флейтистом.
Прошло около получаса, пока, наконец, ее эйфория не схлынула настолько, чтобы проявилась прагматичность.
Иными словами, она поинтересовалась, куда это мы плывем.
— Ну… — осторожно начал я. Она уже рылась в своей сумке. На свет показалась карта.
— Вот, нам как раз сюда. На карте острова нет, но мне дали примерные координаты.
— Понятно, — сказал я. Карту пришлось забрать, и сделать вид, что я ее тщательно изучаю. На самом-то деле, мы с Флейтистом пользовались исключительно компасом. Ни он, ни я не были сильны в чтении карты. Нам это просто не требовалось. Правильный курс мы чуяли и так.
— При нашей скорости, мы будем там к утру, — сообщил я, наконец. В этом был определенный смысл. Мы делали порядка семи узлов, но вряд ли Мирель собиралась заниматься арифметикой.
— Вот и славно, — сказала она, и разлеглась загорать на носу. Тот факт, что через полчаса парус уже загораживал ей солнце, нисколько ее не потревожил. Я достал карты, и мы с Флейтистом разыграли на корме у руля несколько партий в двадцать одно. В покер ему играть чертовски неудобно, слишком много манипуляций с картами. Кроме того, бедняга не может сжульничать при всем желании.
Когда дело подошло к вечеру, я сбавил ход, достал спиртовку, и поставил на огонь кофе. С той стороны “Тикки” донеслось какое-то шебуршание, и к нам подошла немного сонная Мирель.
— Пасьянс? — поинтересовалась она, глядя на карты. Флейтист еле слышно фыркнул. Но я чувствовал, что это уже наигранное. Мирель, не дожидаясь ответа, ухватилась за трос- “купальню”, и прыгнула в воду, обдав меня брызгами.
— Вода шикарная! — сообщила она, отфыркиваясь, — Вы там кофе варите, да?
— Ага, — сказал я, — Кстати, может, мы на “ты” перейдем?
— Я уже давно перешла, — сказала Мирель, исчезла под водой, выплыла, и добавила:
— Просто я обращаюсь к тебе и Флейтисту.
Я хмыкнул. Она подтянулась на тросе, влезла обратно на “Тикки”, подхватила полотенце, и спустилась вниз.
Через минуту она вышла наружу, снова в шортах и рубашке:
— Судя по запаху, кофе готов.
Мы разлили дымящийся кофе по кружкам. Багрянец теплого заката на востоке уже уступал место звездам. Мирель скрестила ноги по-турецки, и чистила апельсин.
— Так что это за история? — спросила она вдруг.
— Какая история?
— Про Флейтиста.
— Ах, да, — я покосился на моего приятеля. Тот был само безразличие. Смотрел в сторону заката, и делал вид, что мыслит о высоком.
— Видишь ли, он украл огонь. В свое время.
Мирель подняла бровь.
— Ящерица и Койот увидели в долине огонь в доме собраний, а сходить за ним попросили Флейтиста, — сказал я, — Он сказал “Да”, и пошел. У него было четыре флейты. На двух он играл, когда шел в долину. Потом он увидел спящего Орлана, который загораживал крылом дымовое отверстие. Флейтист срезал парочку перьев, залез внутрь дома, и набил все четыре флейты углями.
Выражение лица Мирель медленно менялось от озадаченного до “ущипните меня, это сон?”
— Орлан проснулся, и отправил за Флейтистом Дождь, Ветер и Град. Град догнал Флейтиста, но тот спрятал флейты под водой, и заявил, что огня не крал, и вообще, с чего бы ему это делать? Град поверил, и ушел восвояси. А Флейтист достал флейты из воды. Он сказал “Мой огонь со мной”, и пошел домой.
— По пути он встретил Койота, и отправил его вперед, чтобы все заготовили дров. А потом бросил угли из первой флейты, и заиграл. Когда бросил угли из второй флейты, и начал играть, Койот перебил его, а потом попросил играть дальше, но естественный порядок уже был нарушен: те, кто сидели ближе к огню, понимали друг друга, а другие — не очень. Отсюда и непонимание между людьми. Если бы только ему дали доиграть до конца, все было бы проще.
Я отхлебнул кофе из кружки. Флейтист по-прежнему смотрел в сторону заката, но кончики ушей у него дрогнули: он одобрял краткость и в то же время полноту моего пересказа.
Мирель все еще пребывала в озадаченности. Потом ее лицо прояснилось:
— А-а-а! Это ведь миф? Легенда?
— Точно. Это миф индейцев-мивоков Центральной Сьерры.
— Ты знаешь, я поначалу решила, что ты всерьез — сказала Мирель. — Почти купилась.
Судя по движению ушей Флейтиста, он соизволил рассмеяться. Про себя.
— Я самая настоящая мечтательница. Но до тебя мне далеко.
Она покачала головой, и отпила еще кофе.
— Мечты — субстанция тонкая, — заявил я глубокомысленно, — Я считаю себя самым что ни на есть прагматиком. Придерживаюсь той позиции, что в мире есть все, что угодно, и надо только уметь искать.
Мирель рассмеялась:
— Хочется верить, что ты прав. А что, я могу выпить чаю с Мартовским Зайцем, Болванщиком и Соней? Или найти Атлантиду?
— Гм…. Думаю, да. Все в свое время, — я ухмыльнулся, — Ты ведь уже ищешь руины в океане. Это самый правильный подход. Самые лучшие в мире люди не сдаются.
— Ты даже не представляешь, как я хочу их найти. А ты тоже что-то ищешь?
— Самых лучших в мире людей, — заявил я. Мирель покачала головой:
— Ру, ты ненормальный, но я начинаю верить в то, что у тебя в каюте хранятся четыре флейты.
Она думала, все так просто?!
Я спустился вниз, и вернулся с флейтой. Мирель раскрыла рот, потом растерянно засмеялась:
— Корабль сюрпризов.
- “Тикки” именно такая, — кивнул я, и сыграл первые несколько нот “Лореляй”.
Солнце зашло за горизонт, и на небе замигали южные звезды.
Утром воздух над океаном особенный. Я бы сказал, он тоже просыпается. Флейтист степенно умывался под мачтой.
— Доброе утро, — сказал я ему, и спрыгнул за борт. Вода была — самое то: бодрящая, и кристально чистая. Мне показалось, что я могу различить дно, хотя глубина была, наверное, километровой.
— Чувствуешь себя дома? — спросил я, ложась на спину.
— О чем это ты? — поинтересовалась Мирель, появляясь на палубе, — Ух ты, какое утро. Как-то я вчера незаметно заснула.
Вчера. Ну да. Я подплыл ближе к “Тикки”.
— Завтракать будем?
— Сначала встанем на якорь. Мы уже почти на месте.
Она кивнула, и начала умываться. Потом, посмотрев на меня, тоже окунулась. Когда мы залезли обратно, я включил мотор. Мирель, оставляя мокрые следы на тиковой палубе, с биноклем в руках ушла на нос.
— Посмотри на юго-восток, — посоветовал я, — Сейчас развернемся.
— Ага, вижу.
Мотор стрекотал почти нежно. Солнце ползло вверх по горизонту, утро было свежим и немного сонным, поэтому мы наслаждались им молча. Мирель сидела на носу, и болтала ногами. Флейтист, закончив утренний туалет, спустился вниз, притащил на корму кусочек шпика, и завтракал.
Наш островок был уже совсем близко. За песчаным пляжем росли робкие панданусы, а в тихую лагуну вполне можно было провести “Тикки”.
— Какое чудо, — сказала Мирель, вставая, — Тут так спокойно…
— И вода тихая-тихая, — добавил я, — Глянь.
Она бросила взгляд на поверхность воды, потом вдруг уставилась туда, как громом пораженная.
А потом вдруг завопила:
— Ру, смотри!!! Смотри!!!
Я посмотрел.
Вода действительно была кристально чистой и прозрачной. Мимо проплыла медуза. Стайка рыб ушла на глубину, испугавшись нашей тени. Дно было очень глубоко, но его можно было бы увидеть из-за потрясающей прозрачности воды, если бы не руины и останки диковинных строений, частично покрытых кораллом и водорослями.
Это был целый затонувший город.
Под нами медленно проплывали полуразрушенные стены, монолиты и колонны, а впереди был почти целый купол, такой высокий, что до него даже можно было донырнуть.
Похоже, что сам остров был частью этого города. Надводной. Чем дальше от острова, тем ниже по склону подводной горы располагались строения, и тем дальше руины уходили в холодную темную глубину.
— Боже… — Мирель зачарованно смотрела в воду. Потом, словно стряхивая наваждение, подняла голову, повернулась ко мне.
— Я его нашла!
— Ага.
— Мне срочно нужно сделать глупость. Любую. Иначе взорвусь.
— Искупайся в одежде?
Мирель с энтузиазмом кивнула, прыгнула в воду, и поплыла на берег. Там она бросилась на песок, перекатилась на спину, и раскинула руки, уставившись в небо.
Она была счастлива.
— Самая вкусная рыба, которую я когда-либо ела, — сказала Мирель, — Пальчики оближешь.
— Спасибо, — скромно сказал я, — Кстати, если хочешь, так и сделай.
Она немедленно последовала моему совету.
Утром, после того, как Мирель немного поуспокоилась, она схватила фотоаппарат, и за три часа израсходовала все запасы пленки. На самом острове обнаружились еще руины, пахнущие сухим теплым камнем и древностью. Мы обнаружили совершенно чудесные орнаменты, которые еще не успел сгладить ветер, подивились очень странной архитектуре подводных строений, и нашли еще кое-что…
К ужину я решил спокойно порыбачить, пока она носилась по своему острову, и лазала в обветренных развалинах. Поймать удалось что-то пестрое, что одобрил Флейтист, а он в таких делах не ошибается.