Господство
Эта карта указывает, что человек, которому гадают — хозяин в собственном доме (или хороший начальник); все, что он делает в этом качестве — правильно и полезно.
В плохом раскладе Двойка Жезлов открывает нам самодура и мелкого тирана: "начальник всегда прав", "мамка с работы пришла", и все в таком роде.
Татьяна ЗамировскаяТри поросенка
Жили были три поросенка, три друга: Сергей Сергеевич, Юлиан Юлианович и Михаил Михайлович.
Настало время строить им зимний дом. Летом они жили в сарае, а потом сарай снесло жилищное управление, и жить стало негде.
Сергей Сергеевич защищал диссертацию и у него не было времени. Поэтому он построил дом из шпон.
Юлиан Юлианович много переживал из-за своей молодой любовницы, которая лежала в больнице с подозрением на меланому, поэтому дом он построил из икон. Иконы Юлиан Юлианович скрал в церкви: он не знал, что это преступление.
Михаил Михайлович знал, что дома недолговечны, поэтому построил себе маленький ашрам с фигуркой пластилинового ослика на крыше. Когда приближалась гроза, ослик внятно шевелил ушками и бормотал: «иаиа», «иаиа». Если мимо шли недобрые люди, ослик съеживался и закрывал голову копытцами. Еще иногда он пил молоко, которое посетители ашрама специально оставляли снаружи в глиняных плошках. Это считалось чудом, что пластилиновый ослик спускается к плошке и пьет, но это многие видели, и молоко потом действительно куда-то исчезало. Об этом писали в газетах, а еще однажды приезжал Первый Национальный Канал делать сюжет.
Зима в этом году выдалась студеная. Из-под толщи снега вышел Годзе-Порося и пошел уничтожать все сущее.
Вначале он подошел к дому поросенка Сергея Сергеевича и тоненьким голоском сказал: «Сергей Сергеевич!».
«Ха-ха!» — сказал Сергей Сергеевич, давно заприметивший монстра в обледеневшее окошко.
Годзе-Порося плюнул огнем и дом из шпон сгорел дотла. Обгоревший Сергей Сергеевич бросился бежать к дому Юлиана Юлиановича. Юлиан Юлианович сидел весь обложен церковными книгами и Сергею Сергеевичу вовсе не обрадовался: его молодую любовницу совсем замучали на химиотерапии. «Зачем ты пришел, Сергей Сергеевич?» — спросил он и уткнулся взглядом в книгу, которую тоже, кстати, скрал в церкви по причине собственного невежества.
Годзе-Порося подошел к дому Юлиана Юлиановича и уставился на иконы. Иконы вдруг превратились в игральные карты: дама, валет, король пик, туз с изображением мультипликационной собачки Плуто, девятка крести с миниатюрным Иисусом на каждом крестике. Домик из игральных карт тут же рассыпался, и шокированные Сергей Сергеевич с Юлианом Юлиановичем бросились бежать к ашраму. Именно там, по их мнению, было спасение.
Но спасения там не было. Михаил Михайлович не впустил их и сказал, что не стоит им осквернять ашрам — видите, ослик при вашем приближении весь скорчился. Сергей Сергеевич и Юлиан Юлианович тут же начали кричать: это не из-за нас! Это потому что за нами гонится ужасный Годзе-Порося, восставший из снежной бури! Впусти нас, Михаил Михайлович, мы погибнем.
Михаил Михайлович засмеялся и пошел заваривать чай в зеленом графинчике.
Годзе-Порося подошел к ашраму и тоненьким голоском позвал Михаила Михайловича.
Пластилиновый ослик встал на дыбы и заулыбался, узнав его.
Михаил Михайлович отворил дверь, впустил Годзе-Порося и усадил его за стол, где уже дышал жаром, сиял прозрачной жасминовой водой зеленый графинчик.
— Как делишки, Годзе? — спросил он.
— Помаленьку, — затягиваясь кальяном, ответил Годзе-Порося, — Мир катится в бездну, ну и пусть его. Дома из икон строить стали, идиоты. Дома из икон, бля. Книги в церкви крадут. Уроды какие-то. Я нифига не понимаю уже. Убивать их? Глупо, глупо убивать. Разрушение тоже бессмысленно. Я не знаю, что мне делать. Я не могу им объяснить, что они натворили, не могу.
Сергей Сергеевич и Юлиан Юлианович стояли под окнами и дрожали от холода. Наутро их оледеневшие трупы закопают за пять километров от ашрама. Михаил Михайлович подливал жасминовой воды в глиняную чашечку Годзе-Порося и думал о том, что неисповедимы пути. Неисповедимы.
3 ЖезлаДобродетель
Символизирует самые разные хорошие вещи в начале (на первой стадии) развития. Обещает осуществление надежд и прочие блага.
В скверном раскладе сулит головокружение от успехов, со всеми вытекающими последствиями. Но, в общем, это очень добрый аркан, его никаким плохим соседством не перешибить.
Аленаш ТавушНет секретов
Сочетание солнечного мартовского дня и дешевого мороженого в вафельном стаканчике — универсальный антидеперссант. Я доедаю мороженое, стоя в большой, голубой от неба лужи и щурюсь на солнце. Мне тошно.
Визит в кофейню дальше оттягивать уже невозможно, но идти туда не хочется. Там — Длинная Анна. Она или уже поджидает меня за столиком, или обязательно появится позже. Даже если я уже докурил третью сигарету, отодвинул пепельницу и чашку и готов попросить счет, радуясь что на этот раз она не придет. Особенно в этом случае, да. О небо, блин!
Я, кстати, за свою жизнь много о чем успел попросить небо, богов, или вообще непойми кого — это в том случае, если просьба начинается с безотносительного "Ох, ну пожалуйста!". Загадочный Охнупожалуйста, новое божество в пантеоне невыполненных просьб. Вторая дверь налево, постучать три раза по дереву. Хмы…
Так вот, я просил о многом, сейчас уже и не упомню, получил ли хоть что-нибудь, и был ли этому рад. Только знаю одно — о Длинной Анне я и не заикался. Впрочем, это не помешало мне обрести сие сомнительное счастье в полной мере. Даже сверх всякой полной меры, как выясняется. Переполнена мера моя, щас через край потечет.
Первый раз она уселась напротив в пустом вагоне ночной электрички. И начала без предисловий:
— Я Анна. Смотри. Видишь вон ту девушку? У окна? На самом деле она никакая не девушка!" Анна сверкнула глазами (тогда я еще думал, что у нее именно глаза) и торжествующе откинулась на спинку лавки, дабы полюбоваться произведенным эффектом.
— Ага, — согласился я. — Она на самом деле дракон!
Для сумасшедших я почему-то сладкий, медом намазанный пряник. Так они к этому меду и липнут. Постоянно. Тут главное, сначала во всем с ними согласиться, а потом с достоинством продемонстрировать собственные протечки в крыше. Им тогда быстро становится скучно — о чем двум психам разговаривать, в самом деле? Мед сохнет на глазах, пряник скукоживается, псих отлипает. Не единожды проверенная схема.
Анну впрочем, мое симулянтство не впечатлило. Только посмотрела на меня сочувствующе.
— Не дракон, — говорит. — Просто очень немолодая женщина. Ей лет сорок уже.
Я, что греха таить, заинтересовался. Башкой заворочал, глазами нашел сидящую у окошка девушку… Вот именно. Девушку. Лет двадцать, не больше. Грустная.
— С чего ты взяла? — спрашиваю. Грешный мой язык, безответственный. Нет на него шестикрылого серафима, дабы выдрать с корнем злополучный орган. И жало мудрыя змеи в задницу, в профилактических целях, ну да.
— Спрашиваешь? — обрадовалась Анна. — Интересуешься?
— Интересуюсь знать, да — подтверждаю. Дурак нечастный…
Анна ко мне поближе наклонилась (бррр!) и шепчет: "Да я знаю. Она просто ни с кем не разговаривает. Вывела для себя такую формулу вечной юности — работает, кстати. Если ни с кем не разговаривать, не состаришься. Только пояснять не надо, почему. И подтверждать, если думают, что немая — тоже нельзя."
Не успел я рта открыть, Анна уже встала и ушла, как ни в чем не бывало, в неизвестном направлении. Впрочем, в вагоне движущейся электрички не так уж много вариантов.
Я в тот вечер добрался до дома, Анну из головы еще по пути выкинув. Только девушка эта сорокалетняя с ее рецептами домашней консервации в памяти засела. Острый кусочек лишней информации, колется, мешает, и не выкинешь.
Анна меня нашла через пару дней. В кафе подсела, у меня там встреча была, но собеседник запаздывал. Я чуть чашку со стола не свернул, честное слово. Не столько от неожиданности, сколько от досады. Здравствуйте, давно не виделись.
Длинная Анна, кстати, и впрямь длинная. Метр девяносто десять, мечта баскетбольного тренера. Тощая, как коза. Рыжая, патлы жесткие клубятся — мочало мочалом. Улыбка кривая, навеки набок съехавшая, взгляд мутноватый, но внимательный. Да. И глаз один всего. Одноглазая моя Анна, кривая. Жутенькая тетенька.
Да, а еще у нее веснушки. Детские совсем. И от этого особенно стремно.
Уселась напротив, пепельницу вбок отодвинула и опять без всяких предисловий, кислую мою рожу не замечая:
— Обернись, только незаметно. Видишь, красотка за столиком сидит, который под зеркалом? Она всегда там сидит…
Интонации у Анны, как и в прошлый раз, будто она мне великие и ужасно значимые тайны выдает, покруче военных.
— Ты, — говорю, — как меня нашла? Ты на самом деле лучше уходи, я человека жду, а то, что ты рассказываешь, мне совсем не интересно.
Вру, наверное. Почему-то все-таки немного интересно. Но тетка эта мне определенно не нравится. Мешать начала.
— Не беспокойся, — отмахивается тем временем Анна. И опять: — Так вот. Тут один мальчик есть, официант — про него самого я тебе в другой раз… Он на столик красотке каждый раз разные пепельницы ставит. Знает, что она их тайком таскает. И как она приходит, он ей обязательно другую ставит, какой у нее еще нет. Всякие находит, невообразимых форм и расцветок. Лучше любых цветов… Только она не замечает, ей главное пепельницу стащить. Красотке просто приятно думать, что она авантюристка и жизнь у нее интересная.
Красотка тем временем давит бычок в канареечно-желтой пепельнице в виде уха.
А я слушаю зачем-то этот бред до конца, не перебивая. Правда, что ли, интересны мне чужие истории? Может Анна вообще на ходу выдумывает. И почему она ко мне привязалась?