Машка с готовностью закивала, но тут послышались голоса.
— Ой! Это жрецы! — Машка заметалась по комнате, едва не свернув стопку разноцветных кульков.
— Тихо, — зашипел Лешка, одной рукой придерживая свертки, а другой хватая девчонку за руку. — Прячемся!
Под столом было тесно. Сердце колотилось уже где-то в коленках, постепенно спускаясь ниже. Жрецы беседовали, ни о чем не подозревая.
— …и амброзия готова?
— Пока в сухом виде.
— Я надеюсь, вы поставили охрану?
— Я… гхм… Разумеется…
— Смотрите. В наших руках равновесие мира. На этот раз все должно получиться…
Голоса постепенно стихли. Теперь можно было вылезать.
— Уф, пронесло…
— Леш, я боюсь. У меня аж все трясется и голова кружится. Пошли домой, а?..
Лешка промолчал, хотя у него тоже все внутри немножко дрожало, и перед глазами плыли цветные пятна, как во время гриппа. Надо было уходить. Вот только что делать с конфетами? Лешка задумчиво потер глаз.
— А давай с собой заберем?
— Ты сдурел?! Положи на место.
— Не можем же мы просто их здесь оставить? Любой дурак догадается, что тут кто-то был.
— Точно… Что же делать…
— Все, берем с собой. Ребят угостим.
— Ну, я не знаю…
— Берем, берем.
Лешка схватил первый попавшийся пакетик, сгреб сладости и запихнул в рюкзак.
Выбираться было страшновато. Вздрагивая от каждого шороха, они выскользнули из здания и припустили по улице. Через пару кварталов пришлось остановиться, чтобы перевести дух.
— Эх. Так я тебе и не помогла, — заметила, отдышавшись, Машка.
— Да ладно, — великодушно ответил Лешка. — Зато какое приключение!
— Ага, — она улыбнулась и потерла глаза.
— Ты что — спать хочешь? — удивился Лешка.
— Нет, что-то глаза чешутся.
— Слушай, и у меня.
— Может, это аллергия? — неуверенно спросила Машка.
— А что это?
— Ну, болезнь такая. Там глаза чешутся… не помню точно. Кажется, от пыли бывает.
— Да, пыли мы с тобой нанюхались в этом дурацком храме…
— Храм не дурацкий!
— Ладно, ладно, идиотский…
— Сам ты идиотский!
— Да ну тебя, иди уже домой. Мне еще к контрольной готовиться…
Утром Лешка проспал. Плеснул в лицо водой, глянул в зеркало и — остолбенел. Глаза были голубые. Он осторожно присел на край ванны. И что это значит? И что теперь делать? Может, врача вызвать? Мысли путались… От звуков электронной кукушки Лешка подлетел. Восемь часов! Контрольная!!
Путаясь в лямках рюкзака, он сбежал по лестнице и едва не сбил с ног Машку.
— Ты что — тоже опаздываешь? — тупо спросил Лешка.
— А что — не видно? — огрызнулась девочка. Она выглядела заплаканной.
— Ревела, Василькова? — голосом Гиты Иванны спросил Лешка.
— Нет, — потупилась Машка.
Лешка пригляделся.
— У тебя что — тоже??
Машка посмотрела на него и открыла рот.
— Ой… Голубые… Ужас!
— Подумаешь! — упавшим голосом сказал Лешка. — Я же не рыдаю из-за этого!
— Как ты не понимаешь, меня теперь выберут! Двадцать лет, как дуре, во дворце сидеть!
— Машк, да чего ты, в самом деле! У меня вот тоже поголубели, что ж и меня теперь… этой… великой богиней Кумани сделают, буду судьбы мира решать? Ты же сама говорила — аллергия. Пройдет!
— Думаешь? — недоверчиво спросила Машка.
— Точно тебе говорю. Плюнь. Ты что — забыла, у нас контрольная сейчас!
Машка ойкнула, схватила портфель, и они побежали в школу. Лешка мог вообразить, как разорется Гита Иванна. И вообразил. Ему не понравилось.
— Не успел я ничего… — выпалил он на бегу. — Хоть бы отменили, хоть бы отменили…
— Ага, как же, отменят, — бормотала Машка. — Это все равно, что… все равно, что…
— Что?
Машка глянула на рекламный плакат, на котором улыбалась красавица в декольтированном мини-платье.
— Все равно, что наша Гита Иванна напялит мини-юбку и серьги до плеч!
Лешка фыркнул. Представить себе в таком виде учительницу, страшную, как Шива-разрушитель вселенной, было невозможно.
— Ну, ты скажешь…
— Ага. Хотела бы я на это посмотреть.
Они влетели в класс. Как ни странно, никакой контрольной и не пахло. Класс гудел.
— Народ, а где Гита?
— А кто ее знает…
В этот момент дверь распахнулась. Класс замер. На Гите была крошечная юбка алого цвета и блестящие серьги. Этот кошмар двинулся к столу и, как ни в чем не бывало, сказал:
— Здравствуйте, дети!
— Здравствуйте, — растерянно ответили дети.
— Сегодня контрольная отменяется. У нас будет только один урок, на котором мы обсудим вчерашнюю экскурсию.
Класс потрясенно молчал. Гита невозмутимо закинула ногу на ногу, тряхнула серьгами и в десятый раз стала разливаться соловьем о важности пришествия божества на землю, о сельском хозяйстве, о чем-то еще нудном…
Лешка повернулся к Машке:
— Что это было?
— Не знаю, — сказала Машка. — А чего ты так на меня смотришь?
Лешка хмыкнул:
— Зеркало есть?
— А что? Я испачкалась, да? — испугалась Машка, спешно ныряя в портфель за зеркальцем.
— Нет, ты глянь.
Машка посмотрела на себя и пискнула, зажав рот рукой. К счастью, Гита уже добралась до макроэкономики и не реагировала на внешние раздражители.
— Опять карие! У тебя тоже, — возбужденно прошептала Машка.
— Я же говорил, пройдет. Обычная аллергия.
— Точно. Ты ужасно умный!
Лешка подавился словом «наверное» и расправил плечи.
Урок закончился, но никто не расходился. Девочкам хотелось обсудить явление Гиты в мини-юбке, мальчики строили гипотезы об отмене контрольной. Лешка сунул тетрадь в рюкзак и наткнулся на кулек с конфетами.
— Народ! — хлопнув себя по лбу, завопил он. — Ну ее, эту Гиту, смотрите, что у меня есть!
Его обступили.
— Вот, — гордо заявил Лешка. — Сам делал.
— Да ну, сам, у тебя даже на уроках труда ничего не получается, — прощебетали с соседней парты близняшки.
— Не хотите — не надо.
Конфеты разобрали. Лешке вдруг вспомнилась экскурсия во дворец Кумани. Ворота, мозаика… Он попытался сообразить, почему, но тут Пашка-Бублик вскочил на парту и произнес речь:
— Я пью… тьфу, я ем эту конфету за то, чтобы в школе никогда не было контрольных по богословию!
Все засмеялись и начали вопить — кто во что горазд:
— За то, чтобы Гита влюбилась в вахтера дядю Васю!
— Чтобы лето длилось три месяца!
— Чтобы кошки научились летать!
— Чтобы солнце стало желтым!
— Чтобы мне подарили динозавра!
— Чтобы я никогда не стал взрослым!
— Чтобы…
10 ЧашНасыщенный раствор
Все уже исполнилось. Ангелы-хранители выполнили и перевыполнили годовой план. Их подопечный испытывает "чувство глубокого удовлетворения". Почему всех слегка подташнивает, отдельный вопрос.
Выход из этой ситуации — делиться. Учиться превращать чужую жизнь в праздник. И тошнота незаметно пройдет.
Ольга НедорубоваПолная чаша
Это же счастье невероятное! В честь твоего приезда в Москве включили небо иссиня-черного бархата, и по нему звезды россыпью — я представляю себе, как ты выйдешь ночью из метро, вдохнешь глубоко, поправишь сумку на плече — и потопаешь к моему дому, глядя на все это великолепие. А я буду выглядывать тебя в окошко, звонить постоянно на мобильный — "ну где ты уже?!", — и, увидев, запрыгаю от радости и понесусь встречать, и буду топтаться на пороге, распахнув дверь — и на шум лифта завоплю "ну наконец-то!", и буду тебя обнимать, пока ты не начнешь задыхаться.
А потом ты пойдешь в душ, а я включу кофейник и поставлю в печку рыбу в маринаде из терияки и кунжутного масла; и гренки твои любимые поджарю, пока ты будешь плескаться, смывая с себя дорожную усталость. И ты будешь ужинать — неторопливо, с удовольствием, — а потом мы накрутим сигарет и разольем кофе по рыжим керамическим чашкам; и слова будут перебивать и отталкивать друг друга, потому что мы черт знает сколько не виделись, я соскучилась, наконец-то ты здесь, мне правда не верится.
А потом ты будешь спать — я уже и постельное белье постирала и высушила на балконе, чтобы твои сны пахли зимним ветром. А утром дети будут на цыпочках ходить мимо закрытой двери, шепотом рассказывая друг другу, как они тебя нацелуют, когда ты уже наконец-то проснешься. А заполдень я начну потихоньку шуметь, поставлю вариться кофе и стану готовить завтрак, умиляясь на то, как ты спишь; а дети будут шепотом восхищаться рядом; и на запах кофе и наш восторженный шепот ты наконец-то проснешься, и мы тут же примемся скакать вокруг тебя, поить тебя кофеями и кормить блинчиками — с паштетом, с малиновым вареньем, с вареной сгущенкой и просто со сметаной.
А потом ты уедешь куда-нибудь в город, а я оставлю детей с няней и рвану на рыбный рынок, потому что ты любишь жареную рыбу, и притащу свежего карпа и здоровенную форель; карпа запеку в кисло-сладком китайском соусе, а форель засолю — тебе понравится, я делаю самую вкусную соленую рыбу в этой части Вселенной. А потом я буду печь пироги, предвкушая твое возвращение вечером.
И мы снова будем разговаривать — я не знаю, сколько мне нужно тебя, чтобы уже наговориться, мне тебя всегда не хватает; мы будем разговаривать под красный малиновый чай, и под оранжевый апельсиновый вермут, и под алую клюквенную настойку, и еще я специально для тебя сделала имбирную водку. А еще в этот вечер включат местные туманы, и ты будешь смотреть, не отрываясь, на то, как мягкий туман наползает на бескрайнюю заснеженную равнину, а надо всем этим — небо темно-синего бархата, а на столе — твой любимый пирог и яблочный грог; и тепло, и желтый свет китайской лампы. Как же тебе будет здорово!
2 МечаПеремирие
Равновесие, перемирие, обещание, что конфликт практически сам собой сойдет на нет. И настойчивое требование не возобновлять конфликт.