— Именно этим я и занимаюсь, — со злостью ответила Любимица. — Ты меня слышала? Я подготовила для тебя особенное путешествие. Милости просим!
Плечо Исы было всего в нескольких дюймах от руки Любимицы. Она нанесла точный и аккуратный удар.
— Что это было? — спросила Иса. — Ты меня ущипнула?
— Да, сучка. Потому что я тебя ненавижу. Желаю тебе смерти.
Иса рассмеялась:
— Не сдерживай себя, дорогая.
— Нет, — ответила Любимица. — Только не я.
Ей в голову пришла новая идея. Назовем ее план В.
Силясь утихомирить сердцебиение, Любимица направилась к Итану, подняла с пола книжку и положила ее на тумбочку, все это время не сводя глаз с его волосатой руки, лежащей поверх одеяла.
— Что ты делаешь? — спросила Иса.
— Навожу порядок, — ответила Любимица.
И нанесла еще один удар.
О да, как здорово.
— Засыпай, — добавила она, закрывая свою сумку. — Я приду утром, чтобы погулять с собаками.
— Не буди нас, синичка.
— Не беспокойся. Сладких снов, — сказала Любимица.
Закинув через плечо ручки своей сумки, она быстро сбежала в темноте вниз по лестнице и набрала у входной двери код Исы, сначала отключив, а потом заново включив сигнализацию.
И вот она уже снаружи — свободная, как синичка. «Сладких снов, дорогая, — звучали слова песни у нее в голове, — сладких снов».
Глава 26
В понедельник около полудня Джейкоби возник возле наших столов и сказал нам с Конклином:
— Мне нужно, чтобы вы оба пересекли Бродвей и Пирс-стрит прежде, чем тела увезут. Боксер, отпусти работающую группу и возьми у них дело.
— Взять дело? — тупо переспросила я.
Я бросила быстрый взгляд на Конклина. Мы совсем недавно говорили с ним о чете Бэйли, которые были найдены мертвыми в своей кровати несколько часов назад. Мы радовались, что дело, которому гарантировано постоянное внимание прессы, находится не у нас.
— Итан Бэйли приходился нашему мэру кузеном, — пояснил Джейкоби.
— Я знаю.
— Он и шеф полиции хотят, чтобы за дело взялась ты, Боксер. Они назвали твое имя.
От подобной лести я едва не поперхнулась. Мы с Ричи и так погрязли в нераскрытых делах, а тут еще столь резонансное дело, работать над которым придется под непременным контролем руководства, что не избавит нас от остальных двенадцати дел. Просто их расследование отойдет на задний план.
— И не возмущаться, — сказал мне Джейкоби. — Это твоя работа — служить и защищать.
Я уставилась на него, крепко сжав губы, чтобы не сказать лишнего. Однако Конклин реагировал на происходящее совершенно иначе. Он расчистил на своем столе место, и Джейкоби присел на него, не переставая рассказывать.
— В доме Бэйли имеется прислуга, проживающая там же в специально отведенном крыле. Экономка, Ираида Эрнандес, и нашла тела. Поговорите сначала с ней.
Я вытащила свой блокнот.
— Что еще?
Я плясала на углях и чувствовала, как пламя обжигает мне пятки.
— Супруги прошлой ночью ужинали с другом. Дизайнер интерьеров, Нобль Блу, может оказаться последним человеком, видевшим их живыми. После того как Эрнандес позвонила девятьсот одиннадцать, она набрала Блу, а тот уже связался с мэром. Вот и все, что у нас есть.
А будет больше. Гораздо больше.
Иса Бут-Бэйли была представительницей уже четвертого поколения одного из семейств Сан-Франциско, ведущего свой род от железнодорожного магната, возглавлявшего строительство железной дороги в середине 19 века. Их род был невероятно богат.
Семейство Итана Бэйли тоже вошло в летопись Сан-Франциско в 19 веке, но только вышло оно из рабочего класса. Его далекий прадед был горняком, оттуда и началось их восхождение, ступенька за ступенькой, и все благодаря торговле. Прежде чем Итана настигла смерть, он владел сетью ресторанов «У Бэйли», знаменитых своим шведским столом за 9,99 доллара.
И вместе, и по отдельности они являлись яркими представителями высшего света Сан-Франциско. Не обошлось без любовников и любовниц из Голливуда, всевозможных чудачеств и разнообразных вечеринок: голубых, красных и прочих.
Я снова прислушалась к тому, что говорил Джейкоби.
— Этот Нобль Блу — забавный фрукт. Сказал, что готов просветить вас по поводу знакомых Бэйли до самых мелочей. И он не шутил. Боксер, можешь взять любого, кто тебе нужен для дела: Лемке, Самуэльса, Макнила. Я буду держать расследование под своим контролем, ежедневно.
Я гневно взглянула на него:
— Прекрасно. Знаешь, о чем я мечтаю? — Я взяла папку из рук Джейкоби и встала, чтобы накинуть куртку.
— О чем же, Боксер? — На лице Джейкоби появилось уныние.
— Что Бэйли оставили предсмертные записки.
Глава 27
Конклин сел за руль нашего «шевроле» без специальных полицейских знаков, и мы направились на север через Брайант. Мы еле тащились в пробке, пока я не сказала: «Очуметь можно!» — и врубила сирену. Через пятнадцать минут мы припарковались напротив дома Бэйли.
Здесь стояли пожарная и множество полицейских машин, как со спецсигналами, так и без, а мобильная лаборатория медэкспертов перегородила центральную подъездную дорожку.
В Сан-Франциско не много таких известных людей, как в Голливуде; но будь у нас карта с домами знаменитостей, дом Бэйли обязательно бы на ней нашелся. Массивное трехэтажное здание желтого цвета с белыми поперечными балками и отделкой располагалось на углу Бродвея и Пирс-стрит, занимая добрых полквартала, как на юг, так и на восток.
Для меня особняк больше походил на музей, чем на дом. Он имел какую-то загадочную историю, связанную со временем «сухого закона», и был лучшим вложением для пятнадцати миллионов баксов — девять тысяч квадратных метров самой дорогой земли города.
Я поздоровалась с первым полицейским, стоявшим у двери, Пзтом Нунаном — парнем с торчащими красными ушами и безупречной репутацией. Тут нас догнали Самуэльс и Лемке, и я отправила их обратно, чтобы опросить соседей.
— Проникновение со взломом? — спросила я Нунана.
— Нет, мэм. Любому входящему, помимо ключа, необходимо было бы знать код сигнализации. Вы о тех пятерых вон там? Это проживающая в доме прислуга. Они все были здесь этой ночью и ничего не видели и не слышали.
— Уйма работы, — пробормотала я.
Потом Пэт представил нас экономке, Ираиде Эрнандес.
Эрнандес оказалась худой женщиной лет пятидесяти в строгой одежде. Ее глаза покраснели от слез, а ее английский был получше моего. Я отвела ее в сторонку, чтобы мы могли поговорить без посторонних.
— Это не самоубийство, — уверенно произнесла Эрнандес. — Я была еще няней Исы. Я воспитываю ее детей. Я знаю эту семью с момента зарождения их отношений и скажу вам, что Иса и Итан были счастливы.
— Где сейчас их дети?
— Благодарение Богу, они провели эту ночь у бабушки с дедушкой. Прямо душа не на месте. Вдруг они нашли бы своих родителей мертвыми, а не я? Или если бы они были дома… нет, нет. Я даже думать об этом не могу.
Я спросила Эрнандес, где она была всю ночь. «В кровати, смотрела передачу «Пластическая хирургия: до и после»». Что она увидела, когда открыла дверь в спальню Бэйли? «Они были уже мертвы. Но все еще теплые!» И знала ли она кого-либо, желавшего причинить Бэйли вред? «Множество людей им завидовало, но чтобы убить? Думаю, здесь какой-то ужасный несчастный случай».
Эрнандес смотрела на меня так, словно надеялась, что я смогу развеять этот страшный сон. Я же пыталась сложить кусочки пазла, размышляя, не попала ли в классический английский детектив.
Я сказала Эрнандес, что ей с остальной прислугой придется проехать в полицейский участок. Там у них возьмут отпечатки и образцы ДНК. Потом позвонила Джейкоби.
— Никаких следов взлома, — рассказала я ему. — Что бы в этом доме ни происходило, прислуга вполне может оказаться в курсе. Все пятеро имеют неограниченный доступ, поэтому…
— Поэтому нельзя исключать, что, если Бэйли были убиты, убийцей может оказаться один из них.
— Именно! Читаешь мои мысли!
Потом я сказала Джейкоби, что ему вместе с Чи следует провести допрос прислуги, и он согласился. Затем мы с Конклином нырнули под оградительную ленту и с одним молодым и неопытным полицейским, поджидавшим нас в холле, направились в спальню Бэйли.
Интерьер дома очаровывал: приглушенные тона отштукатуренных стен, до мельчайших деталей продуманная лепнина и облицовка, в каждой комнате — прекрасные полотна европейских живописцев и антикварные вещи; выходя из одних покоев, попадаешь в еще более грандиозные — аж дух захватывает.
Когда мы добрались до третьего этажа, я услышала голоса и шум рации, идущие из устеленного коврами коридора.
Молодой усердный коп из ночной смены, сержант Боб Нардон, вышел в зал и назвал меня по имени. Мы двинулись ему навстречу.
— Сожалею, что забираю у тебя дело, Боб, — сказала я. — Но у меня приказ.
Почему-то я ожидала от него возмущения.
— Ты ведь шутишь, Боксер, верно? Забери это дело, пожалуйста.
Глава 28
Чарли Клэппер, глава нашей криминалистической группы, стоял у кровати Бэйли. К своим сорока пяти половину жизни Клэппер проработал на органы правопорядка и был на редкость хорошим экспертом. Возможно, лучшим. Чарли — не хвастун. Он — дотошный педант своего дела.
Клэппер пробыл на месте преступления около двух часов, но на ковре не было ни флажков, ни следов маркера — а значит, никаких отметин и пятен крови. Пока криминалисты обследовали мебель на наличие отпечатков, я принялась внимательно рассматривать открывшуюся передо мной удивительную картину.
Супруги Бэйли лежали в своей кровати, такие спокойные и «чистые», словно сделанные из воска.
Оба были обнажены, одеяло укрывало нижнюю часть их тел. Черный кружевной бюстгальтер свисал с массивного изголовья кровати из красного дерева. Другая одежда, как верхняя, так и белье, была разбросана по полу, как будто ее снимали в спешке.
— Все именно так, как мы нашли, за исключением открытой бутылки «Моэт» и двух бокалов из-под шампанского, отправленных в лабораторию, — сказал нам с Конклином Клэппер. — Мистер Бэйли принял кафергот от мигрени и превацид от изжоги. Его жена принимала клоназепам. Для снятия тревожности.