— Да.
— Уже еду.
Я действительно слышу, как он снимает с сигнализации машину.
Спешно одеваюсь, кидаю в рюкзак всё, что нахожу из лекарств. Сама не знаю, зачем. Просто надо чем-то заняться, пока жду.
Гектор звонит в дверь. У него есть ключи, но он — звонит. Я бегу, открываю.
— Готова? — он шарит глазами по моему лицу.
Сам одет в те же толстовку и джинсы, что и вчера. Поверх — куртка, та самая, с глухим капюшоном, в которой он вчера меня поймал в подворотне. Непривычно видеть его в несвежей одежде, да и самого какого-то измятого, уставшего и словно не спавшего всю ночь.
Отвожу взгляд, киваю.
— Я в порядке.
Пытаюсь закрыть дверь, руки дрожат, ключ не попадает в скважину.
Гектор отбирает его у меня, сам запирает дверь.
— Успокойся, — говорит, отводя мне за ухо выбившуюся прядь. — Идём.
И берёт меня за руку.
Мы никогда прежде не ходили вместе вот так, держась за руки. И сейчас меня относит на два года назад, когда он был настоящим спасителем и опорой. Когда я верила, что за ним — как за каменной стеной. С ним так здорово, оказывается, шагать рядом, особенно, когда моя ладонь покоится в его — большой, твёрдой, прохладной.
У подъезда ждёт чёрный внедорожник, на котором меня вчера похищали.
— У тебя — новая машина? — спрашиваю, забираясь на пассажирское сидение.
— Как видишь, — сухо отвечает он.
И мне невольно думается — как мало я его знаю. Мы никогда не обсуждали что-то вместе — покупку новой машины, например. Всегда всё решал он один. За нас. Вернее, нас — никогда не было. Только я и он, живущие рядом, но в параллельных мирах. Так и не ставшие одним целым.
Недосемья.
Только вчерашнее решение было моим. И я теперь от него не отступлюсь.
Отворачиваюсь к окну, чтобы не залипать на его руки. Гектор красиво водит — уверенно, дерзко, сосредоточено. Это очень сексуально и заводит. Потому что так же уверено и дерзко, сосредотачиваясь на процессе, он занимается сексом. Ну…раньше… когда у нас был горячий секс. Когда это не превратилось у нас в тупой механический процесс. Когда он ещё не убил меня.
О чём я думаю? У меня мама умирает!
Их с Верой домик — в ближнем пригороде. Уютный, старинный, полутораэтажный. С романтичной мансардой и балкончиком. Перед домом — садик. Мама вроде бы увлекалась цветоводством. В прошлом году у неё было просто жилище цветочной феи.
Увы, несмотря на лучших реабилитологов, на передовую терапию, мама так и не встала на ноги. Состояние, конечно, улучшилось, но ходить по-прежнему не может. Зато научилась ловко управляться с креслом. Гектор отвозил его каким-то спецам, и те сделали так, что мама может опускаться на колени и возиться на своих клумбах. Вера всегда помогает ей.
А ещё мама пьёт. Деятельная, кипучая, всегда чем-то занятая, она теперь считает себя обузой. И Вера потакает её слабости.
Едва Гектор паркуется у аккуратного зелёного забора, я выскакиваю и несусь к калитке.
Он широко шагает сзади.
Маму застаём в беседке. Она полулежит на полу, хрипит, вращает глазами. Рядом мечется Вера. Вокруг валяются початые бутылки, на столике — нехитрая закусь.
Какого чёрта они в беседке? Март в этом году нереально холодный! Под ногами чавкает слякоть. Сечёт ледяная морось. Вот-вот снова повалит мокрый снег.
— Что вы стоите? — гаркает на неё Гектор, как он умеет, и та вытягивается по струнке. — Несите её в дом. Живо!
Вера подхватывает маму, которая начинает задыхаться, и идёт к дому.
Меня колотит, я бегу следом, как собачонка.
Гектор достаёт телефон и кому-то звонит.
Доктора из клиники Завадского приезжают быстро. Куда быстрее обычной скорой.
Пока они возятся с мамой под наблюдением Гектора, я спешно пытаюсь навести порядок. Две женщины — пусть одна из них и почти немощная — превратили уютный домик в свинарник.
— Я ведь оставляла вам телефон клининговой компании, — ворчу на Веру, сметая горы мусора.
Маму укладывают на каталку и увозят.
Гектор появляется в дверях, несколько секунд наблюдает за тем, как я воюю с огромным мусорным мешком, потом подходит, открывает его и помогает мне собирать мусор. Наши ладони то и дело соприкасаются.
Вера просто смотрит на нас и вытирает сопли.
Гектор поднимается и холодно бросает ей:
— Римму Израилевну увезли в специальный реабилитационный центр, — он не отчитывается, он, как всегда, ставит перед фактом. — У неё уже алкоголизм. Будет принудительное лечение. Алла, нужно будет завтра съездить, подписать документы.
Киваю. Сейчас мне это решение кажется правильным и единственным в данной ситуации.
— А как же я? — всхлипывает Вера.
— А вы уволены, Верочка, — ехидно произносит Гектор, и та начинает нервно икать.
— К-как ув-волена?
— На хрен, — бросает он, — на хрен, Верочка. Собирайте вещи и чтоб через полчаса духу вашего здесь не было.
— А как же…
— Никак! — рявкает он, Вера подпрыгивает на месте. — Время пошло. Через двадцать девять минут я выволоку вас прочь и сдам в полицию.
Она ещё всхлипывает, но начинает суетливо собираться.
Мы с Гектором молча приводим дом в более-менее пристойный вид.
Когда Вера уходит, Гектор садится на диван — когда-то тот был украшен подушками в этническом стиле — и устало прикрывает глаза.
— Алла, сделаешь кофе? — спрашивает он.
Киваю, бреду на кухню, где стоит новейшая, но уже изрядно ухэканная кофемашина. Делаю две чашки, возвращаюсь в гостиную, одну протягиваю ему. Другую оставляю себе. Сажусь в кресло и с наслаждением делаю несколько глотков.
— Алла, по поводу вчерашнего разговора, — вздрагиваю, напрягаюсь, — у меня будет одно условие.
Я так и знала, что просто он не согласиться. Но прежде чем спорить и что-то отстаивать, надо выслушать его требования.
— Да? — приглашаю продолжать.
— Давай останемся друзьями.
Едва не давлюсь кофе, закашливаюсь.
— Успокойся, — произносит он. — Просто хочу, чтобы ты так же вот звонила мне, если у тебя проблемы. Не стеснялась сказать. Не боялась довериться.
Мне бы очень хотелось, но…
— Мы не сможем дружить, — бормочу я, ставя чашку на подлокотник и сцепливая пальцы.
— Мы не пробовали. — Он прав — не пробовали. Но стоит ли начинать? — Будем встречаться один раз в неделю. Например, в среду. Рассказывать друг другу, как живём, что случилось. Просто общаться. Как друзья.
Хотела бы я иметь такого друга, как Гектор. Не знаю? Никогда не рассматривала его с этой стороны. Но вон Ржавый за него умереть готов. Значит, дружить с Гектором не так уж плохо.
И, к тому же, учитывая то, что он сделал для нашей семьи и что продолжает делать, просит взамен не так уж много.
В разводе ведь не отказывает? Стало быть, всё нормально.
Поэтому я вздыхаю и соглашаюсь.
3(2)
…разводят нас быстро и без заморочек. Хорошо, что у Гектора полно знакомых юристов. В общем, из ЗАГСа я выхожу свободной и богатой — у меня трёхкомнатная квартира в центре города, мамин дом и солидная сумма на счёте. Мне пришлось подписать все соответствующие документы под строгим взглядом теперь уже бывшего. Я честно пыталась отказаться, не хотела ничего от него, но на других условиях Гектор просто отказывался подписывать развод.
Сейчас стою в дверях ЗАГСа, подставив лицо холодному мартовскому ветру — весна в этом году не торопится приходить, город опять запорашивает снегом — и удивляюсь иронии судьбы: я не приходила сюда, чтобы начать свою семейную жизнь, как делают тысячи пар. У меня была выездная регистрация. А вот точку в своём замужестве пришла ставить именно здесь.
— Отметим? — раздаётся за спиной.
Оборачиваюсь. Гектор стоит у стены напротив, заложив руки в карманы. Ухоженный, элегантный, одетый с иголочки. Привычный. Только в мятных глазах пляшут такие новые лукавые искры.
Выгибаю бровь:
— Считаешь, есть повод?
— Ещё бы, не каждый день разводимся.
Он прав. Я теперь свободная и богатая женщина. Отчего бы мне не отметить такое событие со свободным и привлекательным мужчиной?
Гектор предлагает мне опереться на его локоть. Я принимаю предложение, и мы выходим из ЗАГСа, как чинная парочка.
Невольно хихикаю над этой аналогией. Гектор не улыбается, только в глазах резвятся бесенята, превращая холодную мяту в искрящийся мохито.
Усаживаемся в его машину, и он перегибается через меня, чтобы пристегнуть. Меня обдаёт запахом его терпкого парфюма — что-то древесное, что-то свежее, что-то цитрусовое, щёки моментально вспыхивают:
— Я сама могу.
— Вот отвезу тебя домой — там будешь демонстрировать самостоятельность. А со мной — не надо. Я не выношу, ты знаешь.
— Тиран, — бормочу я, он лишь ухмыляется, самодовольно и сыто, как кот, объевшийся сметаны.
У меня сегодня странно-игривое настроение. Наверное, потому, что я получила свободу. Что смогу сама планировать и строить свою жизнь. Как захочу. Не спрашивая никого — так или нет не так. Теперь я больше не вещь, у меня есть права. Например, право флиртовать со своим уже бывшим мужем, который сегодня просто неприлично красив и сексапилен.
Мы едем в краевой центр, потому что у нас в городе не найти приличного ресторана.
— Чем теперь займёшься, самостоятельная моя? — чуть ехидно интересуется Гектор, уверенно ведя машину по автостраде.
— Вообще или в личном плане? — немного нервно убираю локон за ухо.
Я совсем не привыкла с ним откровенничать. Его никогда не интересовало, чем я занимаюсь. Меня, впрочем, тоже.
— И то и то, — говорит он. — Ну же, смелее. Мы же теперь друзья.
— Не знаю, — признаюсь честно. — На работе, наверное, начну какой-нибудь проект. Подам на гранд.
— Это правильное решение, — соглашается он. — Давно пора расти. — Почему-то мне чудится в этой фразе второе значение. Но Гектор продолжает, как ни в чём не бывало: — А в личном?
Краснею до корней волос.
— Алла, — неожиданно мягко произносит он, — я так хочу прикоснуться к твоим мечтам. Позволь.