— Да, — отзываюсь я, сама понимая то, как это звучит.
— Нет! — вопит Динка. — Неправильно задаю вопрос: ты выходишь за мегасекси и суперкрасавчика Асхадова?
— Именно.
— Уииии! Круто! Ты залетела?
Я не совсем понимаю её логику, о чём и сообщаю.
— Ну, ты залетела от него, поэтому вы так спешно женитесь?
— Нет, — говорю, а сама понимаю: именно так это и будет выглядеть в глазах общественности, — я не беременна, если ты об этом. У нас вообще ничего не было.
— Тогда почему? — недоумевает Динка.
— Большую любовь с первого взгляда ты исключаешь? — печально юморю я.
— Полностью. Об Асхадове говорят, что у него вместо сердца — калькулятор. А счётные машинки, знаешь ли, не влюбляются.
— Дин, не важно, почему мы женимся. Ты поможешь мне? У тебя же тётя вроде занимается оформлением свадеб.
— Конечно, помогу. Уже набираю её. От такого заказа она точно не откажется.
— Ты сама? Будешь моей подружкой невесты?
— Спрашиваешь! Разумеется!
Дальше Динка даёт мне наставления — перейти в комп, и сейчас тётя на почту будет слать мне варианты оформления.
Перебираюсь в зал, устраиваюсь на том самом огромном кожаном диване, включаю ноутбук. И начинается марафон.
Вариантов такая масса, что у меня разбегаются глаза.
Лавандовая свадьба.
Мятная свадьба.
Клубничная, цитрусовая…
На яхте, в самолёте, в старинном доме…
Боже! Хочется всё и сразу! Какая же красота!
Думаю, что нам с Гектором подойдёт мятная. Запах мяты — терпко-холодноватый — ассоциируется с ним. И ещё — необычный оттенок его глаз можно тоже назвать мятным.
Динина тётя обещает покидать мне варианты оформления в таком стиле. И я остаюсь довольной собой.
Теперь нужно подобрать платье, туфли, букет, причёску…
Боже! Как я сделаю всё это сама? Доверившись чужим людям? Может, всё-таки позвонить тёть Софе?
Уныло гуляю по сайтам. Вариантов масса. Нравится многое. Но как выбрать именно твоё. Не ошибиться с образом?
Раньше моим дизайнером и стилистом была мама. У неё очень хороший вкус. Она научилась профессионально делать макияж. Так что по салонам я никогда не ходила.
Пока путешествую сайтам свадебной одежды, приходит сообщение от Дининой тёти. Открываю фото и…
— Что это? — раздаётся за спиной.
Я аж подскакиваю на диване — не заметила, как вошёл Асхадов. У него лёгкая, пружинистая, будто летящая походка. Это я заметила ещё вчера. Немудрено, что увлёкшись, не услышала, как он вошёл.
И вот теперь — возвышается надо мной, лежащей задрав ноги на диване перед ноутбуком, и смотрит на экран с таким лицом, словно увидел раздавленного таракана.
— В-варианты с-свадебного оформления, — сажусь, прячу глаза. — Мятная свадьба.
— Это — мещанство и безвкусица, Алла. Я никогда не допущу подобного у себя на свадьбе, — презрительно резюмирует Асхадов.
Ну да — реальные фотографии, которые прислала мне свадебный оформитель, в разы отличались о тех, которые мы просматривали в интернете. Но… это же не конечный вариант. Может, у неё ещё есть… Кажется, я всё это лепечу, оправдываясь.
Он лишь закатывает глаза.
— Хочешь всё испортить — поручи Алле, — бросает почти зло. Чувствуется, что он раздражён и недоволен мною. — Всё приходится делать самому. — Достаёт телефон, набирает номер. — Филипп, здравствуй. Помнишь, ты обещал мне услугу за услугу? Так вот, пришли завтра бригаду своих ребят. Я женюсь. Моей невесте нужна помощь в оформлении свадьбы.
Строго, без эмоций, по-деловому.
Бросает на меня ехидный взгляд и хмыкает.
— Бегом в свою комнату, переодеваться. Мы едем ужинать.
— Но… я… у меня… одежда…
— Алла! — с явным недовольством, прикрывая трубку ладонью. — Если я сказал бегом — значит, бегом! Если сказал переодеваться — значит, одежда уже есть! Неужели так сложно выстраивать простые логические цепочки? — недовольно кривит красиво очерченные губы.
Сложно! Потому что я ещё не привыкла! Не знаю, как себя вести. Почему он не учитывает это?
Но, проглотив обиду и спрятав слёзы, спрашиваю другое:
— А куда именно мы поедем?
— На встречу с Ржавым.
— З-зачем?
— Должен же я представить невесту своему шаферу?
2(6)
Несколько секунд я перевариваю сказанное, пока смысл доходит окончательно: Асхадов собирается сделать шафером на нашей свадьбе убийцу — да-да, именно так! оба выжили чудом! — моих родителей! Это не просто унижение… это…это…
— Вы не посмеете… — говорю я, обнимая себя за плечи, потому что вмиг становится холодно и невероятно одиноко. И больно. Чёрт, как больно.
— Не посмею что? — обманчиво-ласково произносит Асхадов. Он возвышается надо мной, как скала. Как утёс среди бушующего моря моих эмоций. Засунув руки в карманы и глядя на меня из-под полуопущенных длинных ресниц. — Сделать шафером своего друга?
— Но… — дрожа, всё-таки осмеливаюсь возразить я, — из-за него пострадали мои родители. Это неуважение к ним.
Асхадов хмыкает, обливает меня ледяным презрением, его низкий голос полон ехидной насмешки:
— Ни мне, ни Руслану не за что уважать вашего отца. Это — мягко говоря. Щадя ваши дочерние чувства, Алла.
— Он — мой отец. Какой есть! — закипаю я. — Это наша свадьба. Вы должны прислушиваться и к моему мнению!
Выпаливаю это — и мне становится страшно: он же сейчас со мной что угодно сделает! Изобьёт, изнасилует, с землёй смешает! Жмурюсь от ужаса, который накатывает липкой волной.
Но Асхадов не сдвигается с места и на миллиметр, только усмехается — жутко так, цинично, без капли жалости:
— Алла, усвойте сразу, — спокойно, чуть устало и несколько досадливо произносит он, — вы — вещь. Дорогостоящая высокобюджетная вещь. А я, знаете ли, не привык интересоваться мнением своих запонок или стула. И почему ещё здесь? Бегом одеваться! И лучше не злить меня — не понравится. — Бросает всё это, как подачку нищему, разворачивается и уходит, но чуть замедляя шаг, оборачивается и говорит: — Алла, на всё — час! Через час я выволоку вас из этого дома, в чём застану.
Я стою, ловлю ртом воздух и глушу истерику. На автомате добираюсь до своей, вернее, выделенной мне комнаты, падаю на кровать и смотрю в потолок. Внутри такая пустота, что я даже не могу плакать.
Меня даже посещает мысль о том, чтобы послать Асхадова с его помощью подальше, и уйти. Держать он не станет — я уверена. Искать тоже. Но и помогать ещё раз — скорее всего — не будет.
Он ведь и так почти навязался со своей помощью. Мог бы не приходить и не спасать.
Да и куда я уйду? В родительскую разгромленную квартиру? Попрошусь к тёте Софе? Куда? Сейчас я одна в целом мире. И отвергать помощь Асхадова было бы глупо. Тем более — если отбросить эмоции — ведёт он себя почти благородно: не пристаёт… А ведь мог бы потребовать за долги оплату телом…
И…
Думая об этом, вспыхиваю, как спичка. И понимаю, что всё это время лишь силой воли гнала от себя мысли о нём, как о мужчине. Потому что если начну…ооо…
А ведь скоро — если не стану дурить и пытаться взбрыкнуть, отказаться от помощи — мы станем мужем и женой. И мне будет сколько угодно позволено не только думать о нём в таком ключе, но и…
Интересно, а в постели он такой же — жёсткий и ледяной? Или под этой толщей льда кипит лава?
Я загадываю: пусть будет жестковатый и горячий.
Густо краснею. Зато мысли с обидных переползают на фривольные. Это приподнимает мне настроение.
Вспоминанию, что Людмила Васильевна просила меня разморозить Асхадова. Значит, шанс есть. И я постараюсь сделать всё, чтобы им воспользоваться.
И я таки поднимаюсь и открываю шкаф. Вещей действительно много. Притом рассортированы сразу комплектами с аксессуарами и обувью. Всё очень дорого, респектабельно и не по-моему.
Снова помощь — но на чужих условиях. И принимая их — раз за разом — не потеряю ли я личность? Не стану ли действительно вещью — без собственного мнения, гордости, права голоса?
В конце концов, Асхадов пока ещё меня не купил, потому что не заплатил Ржавому ни копейки. Да и я уверена — несмотря на все его высокопарные фразы о том, что долги всегда надо платить — платить он ничего не собирается.
Но мне сейчас реально интересно взглянуть в глаза этому Ржавому и высказать ему всё.
А потом — будем разбираться с Асхадовым.
Я выбираю скромные узкие джинсы, бледно-розовую блузку и лёгкие туфельки-балетки. Это всё более-менее подходит мне по стилю. Откладываю вещи на кровать и иду в ванну наводить марафет.
В гостиную выхожу ровно к назначенному сроку.
Асхадов стоит и смотрит на часы. Реально засекал время? И реально выволок бы в том, в чём нашёл? Почему-то я в этом даже не сомневаюсь.
Мой внешний вид он оценивает коротким замечанием:
— Ну, хоть так. — И пропускает вперёд.
Сам же он одет, как всегда, идеально. Только разве что костюм сменил на более светлый. И галстук подобрал… мятный. Под цвет своих удивительных глаз.
Или потому, что я выбрала свадебный декор в этом оттенке?
Будь я поэтом, начала бы стихотворение о нём так:
Его глаза — цвета мяты,
В его голосе — арктический лёд…
Но я не поэт. И с рифмами у меня туго.
…В этот раз, когда мы выходим, нас ждёт машина с водителем.
И это лучше. Асхадов садится на пассажирское кресло вперёд. А я забираюсь одна назад.
Сейчас мне не хочется сидеть с ним рядом. Я не знаю, как на него реагировать. Не понимаю, какая ему выгода и корысть. В том, что подобные люди ничего не делают бескорыстно, можно быть уверенной на сто процентов.
Понять бы, зачем я ему? Почему он передумал и вернулся за мной? Предположить внезапно вспыхнувшие чувства у человека-калькулятора — несусветная глупость.
Мы подъезжаем к довольно уютному ресторанчику. Не думала, что Асхадов посещает такие места.
Ему по статусу положено что-то фешенебельное, со звёздами Мишлена.
Идём к двери.