Рядом.
Не касаясь.
Дверь он галантно приоткрывает и пропускает меня вперёд.
Официант сразу радушно встречает нас и ведёт к столику. Из-за которого поднимается человек удивительно похожий на моего любимого актёра Пола Беттани — такой же высокий, худощавый, чуть нескладный, рыжий и весь в веснушках.
— Руслан, — говорит он, протягивая мне узкую длиннопалую руку.
У него приятный, чуть хрипловатый, будто от простуды, голос.
И это нечестно! Бандиты не должны выглядеть так! И так звучать.
Я чуть смущаюсь и подаю ладонь в ответ.
Он осторожно берёт мои пальцы, наклоняется и… целует.
Потом вскидывает голову, смотрит в упор на Асхадова и выносит вердикт:
— Приятель, она слишком хороша для тебя.
И Асхадов удивляет меня, когда глухо, тихо и печально произносит в ответ:
— Знаю.
2(7)
Перехватываю его взгляд. А там — колкие и ломкие углы растаявших льдин, мятная прохлада и…грусть. С чего бы? Что с ним?
Но — словно снова набегает северный ветер — глаза леденеют, а красивые губы кривятся в ехидной усмешке.
— Поэтому и решил на ней жениться, — говорит вроде бы серьёзно, но я чувствую в голосе насмешку. — Познакомься с моей невестой, Рус — Алла Альбертовна Нибиуллина. — Он специально выделяет мои отчество и фамилию, и я вижу, как Ржавый меняется в лице, отступая к столу.
— Ты шутишь? — он плюхается на стул, а Асхадов помогает мне сесть. Сам же — вальяжно устраивается рядом, положив руку на спинку моего стула. Будто обнимает. Очерчивает территорию. Показывает мою принадлежность ему.
Высокобюджетная вещь.
— Разве я бы стал шутить такими вещами? — продолжает ёрничать Асхадов. — Ты же меня знаешь! Но если не веришь — вот, — и кладёт на стол мой… паспорт.
Точно помню — документы оставались в квартире, в сумочке, я её не забирала, когда мы уходили оттуда. Значит, успел съездить туда и забрать. Ну да, мы же жениться собираемся. Для этого нужен паспорт! Наверное, уже и заявление за обоих подал!
Ржавый внимательно изучает документ, возвращает Асхадову и, ероша непокорные рыжие волосы, бормочет:
— Но как? Как вы вместе…
— О, — тянет Асхадов, — у нас очень интересная история знакомства. Расскажешь, дорогая? — он вроде бы покровительственно касается моей ладони, но меня пронзают сотни ледяных игл. Его руки холодны, как у мертвеца или… робота. Машины. Металлического изделья. — С момента, где отморозки Ржавого ворвались в квартиру Альберта Нибиуллина, избили его, а дочь собирались пустить по кругу…
К моему удивлению — второму за этот вечер — Ржавый тушуется и бледнеет.
А я улыбаюсь и ловлю пас, брошенный Асхадовым.
— Нет, милый, — начинаю, глядя только на него, — лучше я начну с того, как отморозки Ржавого устроили аварию Римме Нибиуллиной. Она просто ехала домой на своей старенькой окушке. А её перемесили внедорожниками.
Ржавого дёргает, ладонь, лежащая на столе, трясётся. Он судорожно то сжимает её в кулак, то разжимает.
Но я сегодня безжалостна, поэтому говорю прямо:
— Вы всегда воюете с женщинами, Руслан? Вешаете на них долги мужчин?
Он мотает головой — растерянный, раздавленный, виноватый.
— Никогда… что вы… — бормочет, заикаясь, — то, что вы говорите… не может… правдой…
— Но это правда, — холодно режет Асхадов и вытягивает из внутреннего кармана медицинское заключение о состоянии моей мамы.
Меня окатывает волной ужаса — того, что испытала, когда только услышала это известие. Того, от которого глохнешь, слепнешь и летишь в бездну. Тебе страшно-страшно, потому что самый дорогой твой человек, тот, кто всегда берёг и защищал, вдруг оказывается на грани смерти.
Кажется, я кричу, схватившись за голову.
Ледяные пальцы с силой сжимают мои плечи.
Меня встряхивают, как тряпичную куклу.
Но это помогает, я прихожу в себя.
Хлопаю глазами, судорожно сглатываю, а потом — вымучиваю улыбку. И снова вижу в лице Асхадова что-то такое, чего не должно быть — тревогу? беспокойство? сочувствие?..
— Алла Альбертовна, — хрипло произносит Ржавый, — вы не подумайте… это не мои методы.
Асхадов хмыкает.
— Тогда, Рус, всё ещё хуже.
Тот удивляется, вскидывает рыжие брови.
— Что это значит?
— Значит, друг, что твои подельники болт клали на тебя и твои принципы. И вертели тебя на нём.
Ржавый меняется в лице — куда девается солнечный мужчина, этакий растерянный интеллигент. Выражение становится жёстким, злым, скулы хищно заостряются, желваки так и ходят. Теперь передо мной хищник. Этому я бы никогда не подала руку, из боязни, что она будет откушена по локоть.
Ржавый берёт свой айфон и торопливо набирает номер, успевает включить громкую связь.
— Семён, — начинает он, — как твоё ничего?
Тон — вроде бы дружелюбный, но даже меня, которая впервые видит этого человека, не обманет.
Семён — тот, лысый, что командовал у нас в квартире — видимо, тоже не обманывается. Выдаёт показную весёлость:
— Ничего. Живём-дрыгаемся.
— Что-то я смотрю, ты не торопишься ко мне с отчётом по делу Альберта Нибиуллина. Или вестей нет?
— Босс… Тут такое дело. Твой знакомый, этот пижон Асхадов, всё похерил. Сказал, сам тебе заплатит.
— Семён, я не понял, — недовольно произносит Ржавый и барабанит длинными пальцами по столешнице, — почему я узнаю это только сейчас? Где твоё рвение? Почему не поспешил с докладом?
— А потому, — хмыкает трубка в его руке, — что ты, Ржавый, лох и больше мне не босс. Вы с этим Асхадовом свои игры ведёте — нам отвечай. Только вы разойдетесь, как друзья, а мы огребём. Не дело это, Ржавый. Парни недовольны. Ни денег не поимели, ни девку. За это мы твоего хлюпика взяли, Лёшку. Цыкнули на него — он там всю базу твоих должников и слил, — довольный гогот. — Так что бывай, Ржавый. Не хворай и ушами не хлопай.
Семён отключается.
— Решили самодеятельностью заняться, ублюдки. Имя моё вымарать! Ну что ж, я их погорелый театр по кирпичику разнесу, — Ржавый поднимается, а меня буквально вжимает в стул тяжёлой энергетикой абсолютной злости.
Асхадов поднимается следом:
— Я с тобой.
— Нет, — говорит Ржавый, — у тебя свадьба. Невеста-красавица. Что она будет делать?
— Ждать, — бросает в мою сторону. — Алла, иди в машину, — он так запросто перешёл на «ты», хотя, наверное, выкать в нашей ситуации и дальше было бы глупо, — поезжай домой и ложись спать.
— А ты? — включаюсь в его стиль и то же перехожу на «ты».
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга. И мне кажется, что-то происходит. Он оттаивает. Потому что произносит куда мягче, чем обычно:
— Я скоро вернусь.
Киваю, подчиняюсь, иду к двери, потому что не могу ему не верить…
2(8)
Иду к машине, а в голове пульсирует паника. Мне страшно за Гектора? Да, так и есть. Не буду врать. Куда они вдвоём в бандитское логово? Совсем обезумили?
Уже выйдя из ресторана, приоткрыв дверь машины, замираю. Может, вернуться? Остановить их? Попытаться вразумить?
Ага, Алла, отключай наивняк. Два мужика на адреналине тебя вряд ли слушать станут. Ещё и сама огребёшь.
Вздыхаю и благоразумно сажусь в авто. Водитель ловит мой взгляд в зеркале заднего вида.
– Вы в порядке, Алла Альбертовна? — Киваю. — Хорошо, а то Гектор Леонидович с меня шкуру спустит, если узнает, что вам было плохо, а я не позаботился.
— Всё нормально, — напряжённо улыбаюсь я, — едем домой.
И только сейчас — запоздало — понимаю, что подразумеваю под «домом» коттедж Асхадова. И он сам — тоже. Когда отправлял меня ждать.
Начинаю привязываться, привыкать. Так быстро. Так неотвратимо. До потери себя. Мне почти страшно, но я точно знаю, что хочу… хочу этого… хочу рухнуть в холодную мятную бездну по имени Гектор Асхадов и потеряться в ней.
— Алла Альбертовна, — начинает водитель (он знает моё имя, а я его — нет), — шеф велел рассказать вам, чтобы вы не надумывали себе. Руслан Евгеньевич — он не бандит. Да, бизнес у него — полулегальный: казино, букмекерские конторы, парочка стриптиз-клубов, но всё без криминала. А если люди хотят тешить свои пороки — почему бы им не предоставить место, где они могли бы это делать? Ну да, ещё деньги в рост даёт — это тоже, вроде, не запрещено. И вообще, Гектор Леонидович — его личный аудитор. Столько «крыс» ему переловил. Без него Руслана Евгеньевича уже бы давно по миру пустили. Он же увлекающийся.
После этого рассказа меня немного отпускает. Впрочем, уже после беседы с Ржавым, его искренних смущения и гнева, я стала относиться к нему с уважением. И теперь не стану возражать против такого шафера.
— Хорошо, что он не бандит, — комментирую я.
— Вы, наверное, плохо моего шефа знаете. Он с криминалом дела из принципа не имеет. И друга такого бы не потерпел. Да и сам Руслан Евгеньевич предпочитает более цивилизованные методы решения.
— Ага, — невольно ляпаю я, — то-то оба и полезли «цивилизованно» решать.
— Это мужское, Алла Альбертовна, — строго, по-отечески говорит водитель. — Тут затронули их близких, их честь. Нужно учить, ставить на место.
— Это же неразумно. Их же только двое.
— Поверьте, эти двое — сотни стоят. Они знают, что делают.
Мне хочется в это верить, потому что сердце упрямо сжимается от тревоги.
А водитель, видимо, разохотившись, продолжает:
— Вообще-то Руслану Евгеньевичу полезно встряхнуться. Розовую муть в голове подрастясти.
— Розовую муть? — не понимая, переспрашиваю я.
— Ага, — хмыкает водила, — он чересчур увлёкся балеринкой одной. Всё в краевой центр мотается. Ни одной её постановки не пропускает. А дела забросил. Опять нашему шефу придётся Руслану Евгеньевичу мозги на место ставить. Хорошо, что Гектор Леонидович этой чепухой не страдает.
— Чепухой? — моё сердце мгновенно проникается сочувствием к человеку, который, судя по всему, безнадёжно влюблён. В этом мы похожи. И Ржавый, неожиданно, становится ещё ближе. — Вы считаете чувства чепухой?