– Спасибо, девчонки, – улыбаюсь им и выдыхаю. Ладно. В конце концов, чего я расклеилась? Команда рядом, Сережа в мыслях и всегда на связи, а прошлое осталось в прошлом. Просто неприятными воспоминаниями по голове треснуло, вот так остро и отреагировала. Сама от себя не ожидала.
Успокаиваюсь, но из раздевалки все равно выходить не спешу. Да и мои все пока тут сидят, болтают, до раскатки еще целых полчаса. И этого времени в целом с головой хватает, чтобы совсем успокоиться и понять, что повода для таких сильных нервов, пожалуй, и правда нет. Сегодня буду у родителей и приду в себя окончательно, давно у них не была, последний раз мы с Сережкой вырывались около трех месяцев назад, всего на пару дней.
– До раскатки семь минут! – кричит Ирина Станиславовна, тренер «Медведицы», в которой я работаю. – Быстро шнуруемся и идем, лед наш.
Достаю свой чемодан с лекарствами и прочим, готовлюсь к раскатке вместе со всеми. Надеваю спортивную куртку, чтобы как можно лучше слиться с командой даже до игры, и выхожу следом за всеми. В итоге ловлю себя на том, что каждые несколько секунд все равно смотрю по сторонам, словно проверяя, не наблюдает ли за мной кто…
Но никаких чужих взглядов я не замечаю, и от этого становится немного легче. Дышу. Да я с ума так сойду, если не возьму себя в руки!
Вообще, надеюсь, что Максим уже ушел домой, потому что тренировка закончилась, сейчас тут будет игра, набежит куча народу, и делать ему тут нечего. Как бы я ни пыталась храбриться, все равно не готова к этой встрече еще раз, даже если она будет только взглядами. Хватило мне его взглядов, спасибо.
Девчонки выходят на лед, а я занимаю одно из мест на трибунах, не иду пока на тренерскую лавку, чтобы никому не мешать, пойду туда уже на самой игре. Отслеживаю, как катаются все игроки, у меня тут двое после серьезных травм, одна на обезболе, еще две с растяжениями и на заморозке с фиксаторами… Травм не меньше, чем в мужском хоккее, порой даже и больше, поэтому отслеживать надо тщательно, чем и занимаюсь всю тренировку, фиксируя, кому еще что надо проверить перед игрой.
Записываю себе в рабочий блокнот, что правая рука у одной из Медведиц работает странно, словно болит, а потом застываю на месте, потому что краем глаза вижу, что кто-то ко мне приближается, а потом чувствую, что садится на соседнее сиденье.
– Привет, малышка, – говорит он, заставляя все мои внутренности замереть и покрыться инеем от страха, ужаса и неприязни.
Я выбираю молчать, хотя сказать могу много чего, слова так и вертятся на языке. Как минимум хочется напомнить ему, что он не имеет никакого права так называть меня, но я все еще молчу. Это моя тактика, я искренне и, наверное, глупо, но надеюсь, что он уйдет, если я буду делать вид, что его не существует. Хотя вряд ли его может это остановить, честности ради. Но попробовать ведь стоит, да?
Продолжаю внимательно смотреть на лед, стараюсь что-то записывать, но от жути, расползающейся внутри по всем органам и даже венам, вообще не понимаю, что происходит.
Что он вообще тут делает? Почему притащился? Кто разрешил прийти на раскатку? Почему он не ушел? Почему все еще смеет называть этим прозвищем. И, самое главное, почему нельзя просто оставить меня в покое?
– Игнорируешь? – усмехается.
Я даже не хочу разбирать его тон, какие в голосе интонации и чувства, не хочу! Хочу, чтобы он ушел, пойти к папе, дождаться Сережу и спокойно работать, все! А потом поехать домой, дождаться Сережу еще раз и долго-долго с ним обниматься. – Правильно, игнорируй. А то скажешь что-нибудь, что мне не понравится, я грустить буду.
Хочу встать и уйти, но дико страшно, что он схватит за руку, чтобы сидела на месте.
И что делать? Не понимаю. Заговорить? Да ни за что в жизни. Игнорировать и дальше? Не уйдет. Встать правда боюсь! Просить помощи у тренера? У них раскатка, она занята, да и как это будет выглядеть?
Мне срочно нужна помощь! Каждый раз тогда на сборах меня спасал Булгаков или кто-то из «Феникса», а как выкручиваться, когда их нет рядом?
– Ты зачем волосы испортила? – Он берет в руки одну прядь, и я машинально перекладываю хвост на другую сторону, забирая локон из его пальцев. Я не портила, просто покрасила красиво, чуть осветлила длину. Но это не его ума дело. – А я скучал очень.
Мне становится уже немного смешно, но внутри еще все дрожит, хотя внешне стараюсь не подавать вида, чтобы он думал, что никак на меня не действует. Но я почти ору о помощи! Только молча кричу, не услышит никто, но…
Он всегда слышит.
Он всегда знает, когда мне нужна помощь.
Даже находясь на расстоянии, он чувствует, что я сейчас хочу. Когда я хочу есть, мне привозят доставку, хотя я не заказывала и его не просила. Когда мне скучно, он всегда шлет картинки или смешные фотки. Когда я грущу дома, он сразу приходит меня обнимать. И мне никогда не приходится просить!
Как и сейчас. Я думаю о том, что мне нужна помощь, и тут же мой телефон начинает звонить, а на экране высвечивается наша красивая фотография со свадьбы Савельевых на берегу моря и надпись «Родной».
Улыбаюсь машинально, не контролирую этого, просто тело само так на него реагирует. И мы все еще в ссоре, да! Но он все равно звонит и помогает мне, когда это так нужно.
– Алло, – отвечаю ему сразу же, стараюсь только говорить не громко, чтобы внимание тренера не отвлекать, хотя вряд ли она меня слышит, но все-таки.
– Карамелька, я тебя очень люблю, – говорит Сережа сразу же. Без лишних слов, приветствий и всего остального. И динамик такой громкий-громкий… Что по недовольному вздоху рядом я понимаю: он все слышит. Честности ради, за эти несколько мгновений забыла о том, что Максим здесь же сидит… Вот так всегда. Когда есть Сережа, мне все равно на весь окружающий мир.
– И я тебя очень, – признаюсь ему. Миримся так, напоминая друг другу о чувствах каждый раз. Просто сложный период, все пройдет! Никого нет ближе и роднее, а остальное все пыль.
– Сильно занята?
– Вообще у моих раскатка, но пара минут у меня есть. Соскучилась очень, если честно…
– И я, дико вообще. Почувствовал, что нам срочно надо поговорить. Как тебе на бывшей работе? Никто не достает?
– Да кому я нужна? – посмеиваюсь, потому что не хочется признаваться ему сейчас, что рядом сидит тот самый. Он же бросит все и прилетит первым же рейсом. А я его карьерой второй раз не готова жертвовать. – Здесь, на бывшем месте работы, немного неуютно… Дома приятнее, конечно.
Мы болтаем совсем недолго, у него тоже тренировка, да и у моих скоро игра. Но даже этих пяти минут хватает с головой, чтобы зарядиться бодростью, спокойствием и любовью.
А когда кладу трубку, понимаю, что место рядом уже пустует. И я, честно сказать, даже не заметила, когда он ушел…
Фиксирую голеностоп у нашего вратаря, потому что та умудрилась неудачно подвернуть ногу на тренировке пару дней назад. До игры осталось всего полчаса, девчонки мои уже приводят форму в порядок, собираются, тренер в раздевалке настраивает всех на игру.
Мне предложили занять место в кабинете рядом с врачом «Титана», чтобы не работать в раздевалке, но я отказалась сразу же, потому что… Ну, если кто-то из игроков придет туда, я не хочу снова пересекаться. Мне Максима на раскатке хватило, целый час потом руки дрожали.
– Аленушка, что у нас с Сергеевой? – спрашивает тренер.
– Руку обезболили, надо на рентген сходить, хотя я ставлю на растяжение, но на всякий случай.
– Играть сможет?
– Сказала, что да.
– А с тобой что? – спрашивает и прищуривается. – Все в порядке? Что за парень терся рядом на трибунах?
Ох… Все-то она замечает!
Мы хорошо общаемся с тренером, у нас довольно близкие отношения, но при девчонках не хочу ей рассказывать ничего, хотя она в курсе всего случившегося на сборах. Просто… Как-то к слову пришлось, открылась ей.
– Да никто, все хорошо, честно.
Ага, честно. Очень честная ты, Малышкина.
– Ну ладно, – она прищуривается. – Но если что – зови. Вдвоем справимся.
Киваю. Хорошо. Но, надеюсь, справляться ни с чем не придется.
Продолжаю готовить девчонок к игре, отвлекаюсь, готовлюсь тоже. Надеюсь, сегодня никому моя помощь не понадобится и все из них останутся невредимыми, а то у меня дома «Зорька» еще, там каждая вторая ко мне каждый день бегает…
Выходим. Нам тут не особенно рады, все болеют за команду своего города, это угнетает немного, но я уверена, что мы справимся!
И девчонки правда показывают класс, после первого периода уже выходят с одной шайбой, а в итоге выигрывают целых три—ноль!
Я так сильно заряжена эмоциями после этой игры, что готова лететь к родителям на крыльях этого счастья!
Завтра у нас тренировка, тренер напоминает, в какое время, и мы наконец-то расходимся. Все в гостиницу, а я – к своим! Очень рада, что никто не был против того, чтобы я поехала к родителям.
Набираю Сережку, как только выхожу из ледового, чтобы поболтать с ним по пути, но он не берет трубку. Видимо, все еще занят. Пишу ему, что освободилась, чтобы он перезвонил, как сможет, и лечу в сторону цветочного, чтобы порадовать маму, а потом уже пойду домой.
– Женский хоккей, серьезно? – слышу я снова тот самый ненавистный голос и машинально оборачиваюсь в сторону звука. Максим сидит на лавочке около ледового – и почему он не ушел домой? Я пытаюсь думать о том, что он оказался тут случайно, а не поджидал меня, иначе это просто какое-то маньячество уже.
Не отвечаю ничего Масленникову, иду дальше. Я, кажется, еще в первый раз дала понять, что в общении не заинтересована, неужели не достаточно ясно объяснила?
Но только вот ему, кажется, и правда ни черта не понятно, потому что он тут же встает и догоняет меня, идет рядом и дальше пытается завести диалог:
– Малышкина, ну чего ты дуешься? Мне за тебя всекли, считай ничья у нас. Старого друга обнять не хочешь?
– Не вижу тут старых друзей, чтобы хотеть их обнимать, – все-таки рычу, потому что слушать этот бред просто не готова! Ничья, говорит… Он серьезно, вообще? Как так сильно мог измениться человек, которого я считала самым близким, а?