Галя – студентка филологического факультета МГУ
Галя, 21 год, 1971 г.
И вот когда мы приехали в Москву, я уже не мог жить без Гали. Ранее я получил комнату на одного, и через какое-то время она все чаще приезжала в общежитие. В то время моя переписка с мамой сводилась к тому, что я все чаще говорил о том, что познакомился с очень хорошенькой девушкой и она ей понравится. Мама иногда приезжала из Боровичей в Москву, приходила ко мне в общежитие, познакомилась с Галой, и они нашли общий язык. Через год, когда я уже окончил аспирантуру и лишился общежития, мне пришлось снимать более просторную комнату в том же доме. Гала переехала ко мне, и только позднее ее родители решили, что мы будем жить в их квартире.
Ее отец (Лыткин Василий Ильич) был доктором филологических наук, возглавлял сектор финно-угорских языков в Институте языкознания Академии наук СССР. Кроме того, начиная с 20-х годов он был членом Союза писателей СССР, поэтом (Илля Вась), выпустившим несколько книг на языке коми. Ее мать (Тепляшина Тамара Ивановна) – кандидат филологических наук, работала в Институте языкознания Академии наук СССР, специализировалась по удмуртскому языку.
Родители Гали – Тамара Ивановна Тепляшина и Василий Ильич Лыткин, 1959 г.
Мы жили с Галей в отдельной комнате. Ее родители занимали спальню в смежной комнате с залом. С Тамарой Ивановной сложились хорошие отношения. Василий Ильич занимал сперва нейтральную позицию, так как хотел, чтобы дочь вышла замуж за академика, который проживал в соседской квартире на десятом этаже. Позднее он понял и осознал, что я действительно полюбил Галю, и у нас сложились с ним нормальные человеческие отношения.
Совсем недавно я нашел письмо к Гале, датированное летом 1972 года. Сейчас, перечитывая его, вспоминаю о своих чувствах, которые я испытывал тогда по отношению к юной девушке. Вот это довольно длинное письмо.
8 июня 1972 года (Москва).
Милая, любимая Галочка!
Не все одинаково хорошо пишут и говорят. Одни хорошо говорят, но плохо пишут; другие хорошо пишут, но плохо говорят. И если я взялся за это письмо, то не потому, что могу высказать свои мысли лучше в письменной форме, чем в устной. Вероятно, как в том, так и в другом случае я это делаю более чем посредственно. Мне пришлось прибегнуть к письменной форме изложения только потому, что это, пожалуй, единственная возможность высказать тебе все мои чувства и мысли. Как ты, Галочка, помнишь, я тебе как-то дал обещание не касаться одной темы, поскольку понял, что затрагивание ее почему-то неприятно для тебя. И я по мере возможности пытался сдержать данное обещание, хотя, говоря откровенно, я не раз жалел, что дал его, так как это лишило меня возможности поговорить с тобой по этому вопросу (я полагаю, Галочка, ты догадываешься, о чем идет речь). Но если я дал обещание не говорить об этом с тобой, то это не означает, что я не могу написать все то, о чем думаю и что мне хотелось бы тебе сказать. При этом я не нарушаю данное обещание.
Любопытно, но эта идея пришла мне в голову совсем недавно, после того как мы посмотрели вместе с тобой фильм «Супружеская жизнь». Трудно сказать, какой фрагмент из этого фильма навел меня на эту мысль. Может быть, название фильма? Не знаю, что и сказать, но факт остается фактом. Во всяком случае, идя по дороге домой после кино, я вдруг понял, что не могу не написать тебе о том, что я очень люблю тебя и хотел бы, чтобы ты … Впрочем, лучше начну все по порядку.
Я тебе уже много раз говорил, что люблю тебя, очень люблю. Насколько я понял, ты, Галочка, настороженно относишься к самому слову «люблю», предпочитая заменять его словами «уважаю», «хороший» и т. д. То, что я так часто говорил «я люблю тебя», видимо, даже не всегда тебе нравилось. Особенно это ощущалось в первый период нашего знакомства. Видишь ли, Галочка, я сам до некоторого времени не любил это слово, поскольку мне казалось, что к нему обычно примешивается столько грязи, лжи и притворства, что поневоле стараешься избегать его употребления. И я употреблял его крайне редко. Да и что это значит – «Люблю!»? Само слово может приобретать столько оттенков и смысловых значений, что даже трудно порой понять, что этим хотят сказать. Поэтому я почти не употреблял его по отношению к девушкам. Но, видимо, в каждом человеке внутри заложены какие-то скрытые механизмы, которые действуют по своим законам и которые просто не подвластны холодному рассудку. Эти механизмы действуют самостоятельно, приводя в движение все чувства, но они начинают интенсивно работать только тогда, когда получают извне соответствующий толчок. И если уж это случается, то человек вдруг обнаруживает, что он способен на такие чувства, о которых, может быть, даже и не подозревал.
Нечто подобное произошло и со мной. Если я раньше как-то подавлял свои чувства, не испытывал ни желания, ни потребности в их выражении, то после знакомства с тобой все изменилось. Мне постоянно хочется тебя видеть, быть с тобой вместе, называть тебя любимой, говорить о своей любви. Это – внутренняя потребность, и я не в силах заставить себя не говорить о том, что я действительно люблю тебя.
Конечно, это пришло не сразу. До Нового года я даже стеснялся поцеловать тебя. Но после Нового года, особенно в «Александровский период», я уже ничего не мог поделать с собой. Те шесть дней отдыха вдали от «московской цивилизации» были просто восхитительными и, видимо, тогда я впервые почувствовал, как ты мне дорога. Не случайно поэтому в ближайшие дни после нашего возвращения, сидя с тобой в кино, я уже был настолько во власти захватившего меня чувства, что, не удержавшись, прощебетал: «Я не могу без тебя!»
С каждым днем я все больше и больше ощущал постоянную потребность видеть тебя и без конца целовать. Твои губы я ощущал еще долго после того, как ты уходила. Они преследовали меня везде, был ли я в Институте или работал дома. Конечно, работа над диссертацией и другие дела не оставляли места для каких-то раздумий о своих чувствах. Но стоило мне остаться без дел, как я вновь находился во власти своих чувств. Особенно остро они давали знать о себе, когда ложился спать, то есть в то время, когда находишься один на один с собой и невольно ловишь себя на мысли, что тебя нет со мной. А так как я не могу похвастаться своим хорошим сном, то ты всегда долго стоишь перед моими глазами, прежде чем я засыпаю. Твое появление всегда было для меня большой радостью, и я мог быть с тобой так долго, как это только было возможно. Если я раньше находил забвение в книгах, театре, встречах с друзьями, то теперь мне было этого мало. Мне не хватало тебя. И те часы, которые мы проводили вместе, были, пожалуй, самыми радостными и счастливыми для меня.
Раньше я редко писал маме о своих внутренних переживаниях, особенно если это было связано с девушками. Но после нашего знакомства я уже не мог удержаться, чтобы не написать о тебе. Поэтому, до того как ты познакомилась с моей мамой, она уже имела самое лучшее представление о тебе и знала, что я люблю тебя. Никогда раньше я не писал маме об этом. В общем, Галочка, ты, видимо, даже сама не представляешь, что ты для меня значишь.
Трудно, пожалуй, невозможно передать в письме все то, что я чувствую по отношению к тебе. Это – забота и нежность, радость и теплота, ласка и дружеская поддержка и многое из того, что просто не выразишь словами. Как ни богат наш язык, но чувства, которые вырвались наружу, невозможно заключить в его оболочку. Не случайно, мы уже выработали свои понятия, слова, смысл и значения, которые понятны только нам двоим… Даже слово «люблю», которое так тебе претило раньше, кажется, приобрело уже особый смысл, не вызывает у тебя негативной реакции. «Я люблю тебя!», «я очень тебя люблю!» – нет, я уже не могу не говорить их тебе. Это выше моих сил, да я и не хочу заставлять себя прятать и куда-то в глубину своего «Я». Если они вырвались сами собой, то это значит, что было бы просто преступлением не говорить их тебе, сознательно затормаживать и подавлять свои чувства. Я и так достаточно долго был слишком сдержанным в этом отношении. Слишком глубоко они находились внутри, слишком долго они дремали, чтобы я позволил себе насильно загнать их обратно. Не хочу и не буду… После 8го апреля это «уважение» настолько возросло и в такой степени продолжает возрастать, что его можно сравнить, пожалуй, только с цепной реакцией, когда в результате появления критической массы неожиданно происходит такой сильнейший взрыв, отзвуки которого еще долго преследуют все живое, вызывая постоянное воспоминание о пережитом.
Галочка! Я не могу без тебя. Ты мне очень и очень нужна. Я люблю тебя и был бы счастлив, если бы ты всегда и постоянно была со мной. И поэтому я говорю: Галочка, будь моей женой. Говоря другими словами, как это было принято в старые добрые времена, я хотел бы просить твоей руки. Согласна ли ты выйти за меня замуж и разделить со мной свою дальнейшую жизнь?
Я не знаю, как может сложиться наша жизнь в будущем, если ты согласишься стать моей женой. Я не могу тебе обещать чего-то необыкновенного, но я сделаю все, что в моих силах, для того чтобы мы были счастливы, для того чтобы те прекрасные отношения, которые сложились сейчас между нами, сохранились на долгие годы. Все остальное будет зависеть от нас обоих, от того, насколько мы сможем преодолеть все трудности жизни, сохраняя при этом самые искренние и нежные чувства друг к другу.
Вот и все, что я хотел тебе, Галочка, написать. Не думаю, что это у меня получилось лучше, чем если бы я тебе сказал все в устной форме. Я, конечно, не сумел выразить всего того, что накопилось в глубине души, да это, пожалуй, и невозможно сделать вообще. Но я написал тебе о самом главном. Единственное, что я могу еще добавить, так это то, что я люблю тебя и не представляю дальнейшую жизнь без тебя.
Обнимаю,
крепко целую
Лера.
Через некоторое время мы поженились. В загсе не было свидетелей ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. Та женщина, которая нас напутствовала в загсе, была в замешательстве и даже не предложила обменяться кольцами. У меня было кольцо, переплавленное из золотой монеты, подаренной бабушкой. Гале я купил кольцо с красивой круговой резьбой в ювелирном магазине. Но всю жизнь мы так и не носили кольца, они были символом нашей любви и хранились в шкатулке дома. Вечером, когда родители Гали пришли из Института, мы скромно отпраздновали наш союз, который, как показало время, длится уже 50 лет.