Сертолово – красивое место, очень красивое. Вокруг военного городка стоят высокие сосны. Рядом лес, и видно, что это дачные места, особенно летом. Смотреть на сосны, покрытые шапками снега, – великолепная картина. Прямо-таки здорово! Представляю себе лето, лес во всей своей красоте. Зрелище чрезвычайно привлекательное. Думаю, что лето покажет прелесть данного местечка, тем более что, как я понял, мы будем служить в показательной роте месяцев шесть – восемь.
4 декабря принял присягу, а 7 декабря принял боевое крещение, то есть впервые в жизни пошел в караул на сутки. Кругом шумят сосны, нарушая ночную тишину, лишь только ветер пройдется по их пушистым, крепким кронам. Интересно! Стоишь с автоматом и вслушиваешься в ночь. Чувствуешь напряженность во всем теле. Проходит два часа, пока тебя не сменят. Потом два часа находишься в караульном помещении, не смыкая очей, и только после этого два часа спишь, чтобы снова выйти в ночь, рассвет или день, держа за спиной автомат.
Со временем, когда адаптируешься, лес, тишина, красота взывают к воспоминаниям. В голове путаются различные мысли, воспоминания, все то, что так дорого тебе и чем в душе очень дорожишь. Постепенно все мысли начинают обретать определенные формы, застывая подчас в стихотворные рифмы, подчас наивные, навеянные чем-то поэтическим отношением к жизни.
В армии с непривычки бывает трудновато. «Отбой!», «Подъем!», когда необходимо выполнять команды моментально. Ты, как метеор, должен выполнять любой приказ беспрекословно. Приучают к железной дисциплине. Это, конечно, правильно. Без дисциплины нет армии. Но сразу вот так привыкнуть просто невозможно. Сержант командует «Отбой», и курсанты второпях снимают сапоги, складывают одежду и ныряют в кровати, которые стоят в два яруса. Если кто-то опоздает, не уложится в отведенное время, то взвод возвращается к исходной позиции. И так несколько раз, пока курсанты взвода не научатся укладываться в отведенное время. То же самое с командой «Подъем!», когда со временем курсанты просыпаются, готовясь выполнять команду. Конечно, проходит определенный промежуток времени, и все встает на свое место. Но плохо то, что часто бывают случаи, когда во имя достижения повиновения команде попираются порой человеческие чувства. Сержанты пользуются властью, куражатся над своими подчиненными, а курсанты злятся на тех, кто делает команды медленнее других, заставляя взвод по нескольку раз выполнять команды. В конечном счете армия – это суровая необходимость, но правильная школа жизни.
3 января 1962 г.
Сегодня впервые в жизни сел на место водителя танка. Сильная, немного пугающая машина с незнакомыми узлами и механизмами. Выполнял первое упражнение. Получил отметку «удовлетворительно». От товарищей отстал, так как большинство из них выполнило то же упражнение на «хорошо». Чувствую, что в дальнейшем мне будет трудно. Совсем не знаю танк, как, впрочем, никогда не водил легковую машину или трактор.
В основном в учебной роте оказались бывшие трактористы, комбайнеры или молодые люди, имеющие представление об устройстве сельскохозяйственных машин. Я же не имел ни малейшего представления об этом. Ну что же, придется осваивать новую технику. Все-таки я нахожусь в учебно-показательном полку, готовящем из курсантов будущих водителей средних танков. Необходимо усвоить детали и ритм «сердца» танка, то есть познакомиться с двигателем и его особенностями.
11 января 1962 г.
Не понимаю, что со мной иногда происходит. Вот и сегодня утром еле стоял в строю. Вдруг закружилась голова и трудно стало дышать. Чуть не упал на землю. Хорошо, что успел попросить разрешение у сержанта и вышел из строя. Еще бы несколько минут, и я, пожалуй, упал бы. Странно, чувствуешь какую-то в теле слабость и сильное головокружение.
Признаться, подобные случаи у меня уже были, даже с худшими последствиями. В жизни было несколько обмороков. Не знаю, в чем дело. Физическую боль переношу. Занимаюсь физкультурой, есть разряды. А вот малейшее волнение выводит из строя. Странно.
4 февраля 1962 г.
Избран в редколлегию роты. В газете помещаю сатирические четверостишья на злободневные темы.
3 марта 1962 г.
Март. Третий день весны. Однако зима не только не отступает, но, наоборот, предъявляет свои права. Мороз крепчает все сильнее и сильнее, будто это не март-месяц, а, по крайней мере, середина декабря.
Стройные высокие сосны, насквозь пронизаны морозом, стоят в глубоком молчании, словно в каком-то забытье. Лишь изредка, под напором холодного ветра, они тихо раскачиваются, сбрасывая со своих пышных крон искрящуюся в морозном воздухе пелену снега. Сумерки, постоянно перемешиваясь с угасающим светом дня, все более окутывают землю. И вот уже, обдавая своим леденящим дыханием, крадется тихий, субботний вечер.
Печатая чутко шаг, звук которого еще долго задерживается в вечерней тишине, я с курсантами шагаю по морозу в караул. Мы проходим мимо застывших в молчании деревьев, невольно любуясь их величавой красотой. Вот и караульное помещение. Перед его входом уже выстроился старый караул, с нетерпением ожидая своей смены. Конечно, хочется как можно скорее смениться и прийти в казарму, тем более что сегодня суббота. Можно послушать радио, посмотреть телевизор, отдохнуть от трудов праведных. Мы же сегодня заступаем в караул, поэтому субботний вечер для нас будет не отдыхом, а вечером напряженного труда. Подойдя к караульному помещению, мы выстраиваемся напротив старого караула. Старший лейтенант отдает команду: «Равняйсь! Смирно!» Мы застываем, крепко сжимая автоматы.
Мороз злобно бродит по нашим лицам, до боли впиваясь во все открытые участки тела. Он обжигает своим ледяным дыханием уши, щеки, нос, словно сердится за смелость людей, вышедших из тепла на такой холод. Хочется потереть уши, погреть руки, но, помня о поданной команде, я усилием воли подавляю в себе это желание, до боли еще крепче сжимая автомат в застывших руках. Наконец-то мы входим в караульное помещение и отогреваем свои озябшие руки. Дрова весело потрескивают в печурке, из которой вываливаются, словно маленькие вулканы, яркие язычки пламени, создавая в помещении тепло и уют. Ничто больше не напоминает о прошедшей борьбе с самим собой, в которой была одержана маленькая, но убедительная победа.
Незаметно проходит время, как всегда куда-то спеша. Взяв автомат на плечо, я выхожу с разводящим из караульного помещения. Сразу же попадаю в леденящие объятия ночи. Сменяю часового и заступаю на пост. Остаюсь наедине со звездами, тускло мерцающими на темном небе. В кромешной тьме чутко прислушиваюсь к малейшим шорохам, патрулируя вдоль боксов стоянки боевых машин. Преломляясь в луче прожектора, тускло светящегося во мгле, тени деревьев преувеличенно растут, заставляя настораживаться при малейшем дуновенье ветра. Однако время идет, напряжение постепенно спадает, и перед глазами всплывают веселые дни гражданской жизни. Вспоминается завод, который стал близким и дорогим, родной дом на тихой зеленой улице, глубокая ласка и постоянная любовь матери. Рождаются стихи:
В памяти своей перебирая
Дом, цветистый твой наряд,
Вспоминаю часто, дорогая,
Искренний и нежный взгляд.
Улыбнись, взгляни повеселее.
Это сын твой держит автомат.
Знай, что в мире нет сильнее,
Чем надежный, доблестный солдат.
Постепенно пелена воспоминаний о прошлом исчезает, как исчезает утренний туман с наступлением ясного морозного дня. Перед глазами всплывают первые дни армейской жизни, различные столкновения с трудностями. Особенно отчетливо вырисовываются первые вождения боевых машин, которые, пожалуй, останутся в моей памяти на всю жизнь. Танк, который воспринимается с гордостью, приводит к растерянности, особенно в тот момент, когда впервые в жизни садишься за рычаги управления. Как сейчас помню, когда танк тронулся, я так растерялся, что сразу же забыл абсолютно все, чему меня учили на теоретических занятиях. Пришлось остановить танк, и мне было мучительно стыдно за свое малодушие.
Казалось, что я никогда в жизни не научусь водить танк и механика-водителя из меня ни за что не получится. В тот момент танк представлялся тесным, совсем чужим. С тревогой я ожидал второе вождение, и в душе закрадывался какой-то страх. Вот и снова я на танкодроме, снова сажусь за рычаги управления и вновь, как прежде, неудача. От злости на самого себя, на свою беспомощность я, понурив голову, возвращался с танкодрома. В последующие дни все свободное время я отдавал тренировкам на тренажёре. Хотелось доказать всем, а прежде всего самому себе, что не так уж я беспомощен.
С нетерпением я ожидал третьего вождения. И вот вновь я сажусь на место механика-водителя. Растерянность совсем исчезла, и только в груди осталось какое-то волнение. Медленно тронулся с места и, еле дыша от напряжения, включил третью передачу. Танк, подчиняясь еще не опытным моим рукам, рванулся вперед, поднимая завесу снега. Глаза мои заискрились от беспредельной радости. Вот она, моя маленькая победа, казавшаяся в тот момент чуть ли не целым подвигом. И разве не счастье так преодолевать встречающиеся трудности? Разве не радость чувствовать себя победителем? Конечно, это огромное счастье в преодолении трудностей.
И вдруг, прорвавшись через толщу воспоминаний, меня пронзила тревожная мысль. Ведь я же стою на посту и здесь не место отдаваться воспоминаниям. Вырвавшись из плена дорогих мне воспоминаний, я с еще большей внимательностью стал охранять ставшие теперь близкими боевые машины. А разве это не победа над собой? Конечно, победа! И не из таких ли незначительных на первый взгляд побед рождаются великие подвиги? Не эти ли маленькие победы возвышают человека, делая его более сильным и решительным? Да, именно они, именно эти крошечные победы воодушевляют человека на большие дела, делая его еще более прекрасным.
8 марта 1962 г.
Сегодня у меня день рождения. Исполнилось двадцать лет.