Сегодня в ресторан не идем. Сегодня «постный день». Между прочим, у нас с Шуриком составлен график питания. Выглядит он примерно так: «постный день» – день, когда питаемся только хлебом, сахаром и водой, «ресторанный день» и «эстетический день», или «лакомный день», – когда питаемся на вокзалах, в буфетах. Сегодня как раз постный день, и ничего не остается делать, как смотреть в окно и наблюдать за природой.
Да, чувствуется, что едем по Восточной Сибири. Появились холмы и небольшие горы. Вдали тянется широкой лентой густой хвойный лес. По обеим сторонам железнодорожного пути гордо стоят мачты линий высокого напряжения. Очень часто встречаются трансформаторные подстанции. Это уже промышленная Сибирь, дающая электроэнергию во все концы нашей необъятной страны. Смотришь на эти грандиозные мачты и невольно восхищаешься ими. Действительно, есть чем любоваться, есть чем гордиться.
Куда ни бросишь скромный взор
На простиравшуюся ширь,
Везде снега, поля, простор,
Бескрайняя суровая Сибирь.
В окне вагонном всё мелькают
Твои деревни, города.
И снова их опять сменяют
Поля, безбрежные поля.
Подчас встречаются березы,
Стоящие нестройною стеной.
Пронзительные ветры и морозы
Гуляют по Сибири Западной.
Стучат колеса, поезд мчится
Все дальше, дальше на Восток.
На солнце снег едва искрится.
Тревожно надрывается гудок.
И вот поля уже сменяют
Крутые и пологие холмы.
И перед окнами мелькают
Елей высокие стволы.
В пути, все чаще поражая
Изяществом и грацией,
Стоят, в великолепии сверкая,
Трансформаторные подстанции.
В морозном воздухе застыли
Высоковольтные столбы,
И по Восточной всей Сибири
Горят могучих ГЭС огни.
И как же тут не любоваться
Сибирской щедрою красой.
Здесь величаво и прекрасно
И даже снежною зимой.
В 15.30 поезд остановился в Красноярске. Здесь мы делаем пересадку. Одеваемся быстро, берем свои вещи и выходим на освещенный перрон. Зал ожидания. Поезд Москва – Владивосток подойдет только через пять часов. Мы, пройдя через тоннель, выходим в город, чтобы немножко прогуляться и тем самым заполнить оставшееся свободное время. Садимся в какой-то трамвай и едем к центру города. Сходим на остановке и продолжаем свой путь пешком. Прогуливаемся по улицам Красноярска. Магазины закрыты, столовые не работают, так как местное время на четыре часа впереди московского. Нам ничего не остается, как любоваться улицами, домами засыпающего города.
Вдруг случайно находим работающий кафетерий. Начинаем чувствовать нестерпимый голод, что сразу же, не раздумывая, входим в гостеприимные его двери. К счастью, очередь не очень большая. Проходит несколько минут, и мы уплетаем бутерброды с маслом и запиваем их чудесным кофе. Столь поздний ужин поднимает настроение, и мы продолжаем гулять по улицам этого города. Через три часа, надышавшись свежим воздухом и немного утомленные, мы возвращаемся на вокзал, чтобы закомпостировать билет на следующий поезд.
В 21.00 прибыл поезд Москва – Владивосток. Не спеша находим свой вагон, в котором нам предстоит находиться еще три дня. Поднимаемся в тамбур. Не успели толкнуть дверь в вагон, как оттуда, словно вырвавшись из какого-то заточения, на нас обрушился целый шквал дыма. Да, накурено до ужаса. Пассажиров так много, что мне едва удается протиснуться сквозь их плотное кольцо. Наконец, кое-как втискиваюсь в вагон, где буквально нет свободного места, чтобы сесть. Приходится оставаться в вертикальном положении, что не очень-то удобно. И вот в этом положении, куда-то забросив свои вещички, я начинаю выискивать, где бы можно пристроиться, ибо не очень– то приятно быть всю ночь на ногах. Снимаю чьи-то чемоданы с полки и, кое-как запихав их под столик, расстилаю шинель. Теперь можно подумать и об отдыхе.
17 января 1963 г. (день пятый)
Знакомлюсь с соседями по купе. Это в основном солдаты. Кто едет из отпуска, кто в отпуск, кто в командировку, а кто, так же как и мы, на новое место службы. Через несколько минут уже всех знаю по имени. И как всегда в этих случаях, каждый солдат старается рассказать что-нибудь интересное из своей службы. Юрий, что лежит на второй полке, едет в отпуск из Германии домой (странно, даже из Германии солдаты едут в отпуск, а здесь, находясь вблизи от дома, никак не удается съездить к родным). Александр, сидящий рядом со мной, наоборот, едет из отпуска в свою часть. Напротив меня находится Коля – «дембилист». Он буквально месяц назад демобилизовался и уже успел завербоваться на пять лет в Магадан, куда и едет работать. Мой друг Шурик сразу же начинает расспрашивать всех о службе, удивляется и завидует всем тем, у кого была легкая служба. Сам же он свою военную специальность относит к очень тяжелой и трудной. Он так расписывает свою танковую жизнь, что соседи с участием относятся к нему. Вообще, он всем и всегда завидует, постоянно жалуясь на свою армейскую службу. Я же уверен, что у многих солдат служба тяжелее, чем у нас. Просто не надо распускать слюни. Но Шурик в этом отношении неисправим. Он завидует всем подряд: кому-то, что он служит там-то, другому, что у него крепкое здоровье, и так без конца. Самая любимая тема разговоров у него – это о болезнях. И тут, как говорится, он садится на своего любимого конька и готов часами распространяться о вреде или пользе труда и службы.
Играю в карты в «дурочка», читаю стихи Блока (захватил в дорогу томик его стихов), беседую с соседями по купе. Так проходит еще один день этого длинного путешествия с Запада на Восток. Очень жаль, что окна вагона замершие, иначе можно было бы следить за переменой климата и пейзажа. Но что делать? Придется, видно, остальное рисовать в своем воображении и выдавать за действительность.
18 января 1963 г. (день шестой)
Около пяти часов утра по московскому времени поезд остановился в Улан-Уде. Быстро одеваюсь и выскакиваю на перрон. Холодный, бодрящий ветер моментально сгоняет с лица дремоту. Взор скользит по макушкам гор, на склонах которых еще покоится серый туман, переходя в еще более серое, хмурое небо. На перроне расположились лоточницы, несмотря на раннее утро, бодро зазывали своими громкими голосами пассажиров-покупателей, которые гурьбой высыпались из вагонов поезда. Вообще, на всех остановках пассажиры, как саранча, вываливаются из своих пузатых вагонов и стремительно бегут к лоткам и киоскам, запасаясь пивом, котлетами, пирожками и другой снедью. Я тоже устремился вперед, подхваченный потоком пассажиров. На одном из лотков лежат жареные омули с такой аппетитной, поджаристой корочкой, что я, не устояв перед столь великим соблазном, покупаю две рыбешки. После этого я стремительно бегу к поезду, так как последний уже тронулся, и мне на ходу приходится вскакивать в вагон.
Шурик ворчит, однако с большой охотой уплетает жареного омуля. Легкий завтрак запиваем водой и начинаем бродить по вагону. В каком-то купе подсаживаемся играть в карты, ибо здесь это единственная игра, за которой быстро и незаметно проходит время. Однажды за игрой в карты мой партнер (мужчина средних лет с отросшей бородой) кому-то пояснял:
– Да, через пять часов будем в Чите.
– Через сколько Вы говорите? – переспрашивает его сосед, бросая в свою очередь взгляд на свои часы.
– Через пять часов, – повторяет мужчина.
– Вы меня простите, но, по-моему, мы будем в Чите не раньше, как через семь часов, – перебивает его сосед.
– Позвольте, позвольте, – вдруг вмешивается в наш разговор женщина, сидящая у окна, – вы что-то путаете, так как в Читу мы прибудем через двенадцать часов.
Я тоже смотрю на свои часы и высчитываю, что по моим часам Чита будет не раньше как через девять часов. Оказывается, небритый мужчина сел к нам в вагон в Иркутске, и его часы показывают иркутское время, у его соседа часы показывают красноярское время, у женщины часы поставлены на владивосточное время, а у меня часы еще идут по московскому времени. Таким образом, все были абсолютно правы.
На одной из станций Шурик выбегает на перрон и возвращается через некоторое время, неся в руках сливочное масло, хлеб и банку икры. Тут же, не удержавшись, он набрасывается на еду и быстро начинает работать челюстями. Я же, переборов себя, откладываю этот обед-ужин на несколько часов, ибо в этот день больше питаться не придется. Итак, у нас с Шуриком осталось в запасе 2 рубля 15 копеек, а впереди еще два дня дороги. Ну что ж, как говорится, нам не привыкать.
На станции Петровский завод вышли с Шуриком подышать свежим воздухом. Зрелище неописуемое. Завод и дома, теснившиеся вплотную к нему, расположены в низине, окруженной сплошным кольцом высоченных гор. Темные горы, резко выделяющиеся своими вершинами, покрытые снегом на фоне голубого неба, стоят в каком-то молчании. По склонам гор простираются высокие сосны, чуть-чуть присыпанные снежком. Создается впечатление, что завод находится в сплошном окружении гор, и нет выхода из этого плотного окружения. Только железная дорога прорезает горы с Запада на Восток и, извиваясь, исчезает за ними. Здорово! Между прочим, это местечко было ссылкой декабристов. Здесь, кажется, побывали Бестужев и Рылеев. Покидая это сказочное место, еще раз окинув его на прощанье взглядом, продолжаем свой путь дальше. В половине шестого подъезжаем к Чите. Освежаюсь ночным морозным воздухом и ложусь спать, так как уже почти одиннадцать по местному времени. Засыпаю.
Просыпаюсь от какого-то шума. Поворачиваюсь лицом к входной двери купе и вдруг … что это, передо мной стоит девушка с чемоданом в руке. Сон как рукой сняло, и я сел на полку… Девушка ставит чемодан и, расстегнув пальто, садится, прислонившись к стенке. Невольно залюбовался ею: глаза черные, как угольки, озорно поблескивая, с интересом смотрят из-под шапки на лежащих пассажиров. И вдруг наши глаза встр