А отцы? Они выстаивают под окнами родильного отделения с надеждой увидеть через оконное стекло тех единственных и дорогих для них женщин-матерей, которые подарили им ребенка. Если повезет, то они даже могут поговорить со своими любимыми и расспросить их о малыше, которого пока не имеют возможности увидеть воочию.
Где-то в глубине родильного отделения больницы лежит моя дочь Маринка.
Моя!?!
Моя мать, моя жена – это привычно и понятно. Но «моя» дочь – это что-то новое и не вполне осознанное.
Мариночке уже больше двух дней. Она живет, плачет, спит после грудного кормления. Но я ничего этого еще не видел. Тем не менее я называю девочку своей дочерью, любовь к которой зародилась задолго до того, как она впервые стала плакать.
Рождение новой жизни и плач ребенка!
Едва появляется на свет маленький человечек, как мир является свидетелем его плача и крика. Быть может, тем самым он выражает свою скорбь по поводу выхода из чрева матери, где ему было так тепло, уютно, беззаботно и безопасно? Или это непроизвольный протест против не зависящего от него вхождения в новый мир?
Не является ли плач новорожденного символическим выражением последующих страданий, бессмысленности существования и абсурдности жизни, о чем так красочно пишут экзистенциалисты, предупреждающие о бренности нашего бытия?
Такое толкование вполне допустимо, и я не смог бы его опровергнуть, несмотря на то что не разделяю подобного взгляда.
Точно так же никто не может доказать, что в реальности с новорожденным все происходит именно так, а не иначе.
Но, быть может, плач ребенка символизирует собой радость, скрытый восторг и готовность к новой жизни?
Разве мы, взрослые, не плачем порой от радости? Разве мы не знаем, что в жизни случается смех сквозь слезы и слезы сквозь смех?
Кто возьмется утверждать обратное?
И если даже найдется такой человек, который отдаст предпочтение первой трактовке и отвергнет вторую, то это будет его сугубо личная позиция, которую он не сможет ничем доказать.
Единственный, кто мог бы дать исчерпывающий ответ, – так это сам новорожденный. Но он не только не способен говорить о своих реакциях, но и не осознает их.
Предположим, что каким-то непостижимым образом новорожденный мог бы недвусмысленно выражать свои эмоции, давая понять другим людям о своем состоянии в момент рождения. Но где гарантия того, что взрослые люди, будь то медицинские сестры, врачи или матери младенца, адекватно понимают то, что выражает ребенок.
Не целесообразнее ли признать, что в противоположных утверждениях по поводу плача появившегося на свет ребенка содержатся крупицы той истины, которая пока нам неведома?
Быть может, плач входящего в новый мир ребенка означает символическое выражение первоначальной радости и первоначального огорчения, то есть тех чувств, которые позднее станут постоянным спутником человека на протяжении всей его последующей жизни.
Сегодняшнее посещение родильного отделения больницы доставило истинное удовольствие, так как оно сопровождалось получением приятных новостей. Через Галу я узнал новые подробности о первых двух днях жизни дочери.
Передав через сестру письмо и ожидая ответа от Галы, я попытался произвести некоторые подсчеты веса и роста новорожденных, данные о которых постоянно вывешиваются в комнате для родных и близких, навещающих молодых матерей.
В настоящий момент в родильном отделении 54 матери разрешились от бремени. Из 54 родившихся малышей 28 девочек и 26 мальчиков. Наименьший вес ребенка 1,750 кг, рост – 44 см. Наибольшие показатели соответственно 4,600 кг и 56 см.
По сравнению с этими данными параметры Маринки больше средних (вес – 3,400 кг, рост – 52 см).
Однако все эти цифры довольно относительны и отражают картину данного родильного отделения на 2 августа 1974 года.
По этим показателям Мариночка занимает следующее положение на шкале оценок новорожденных: у 23 младенцев показатели по весу и росту выше, а у 30 младенцев ниже. Но если принять во внимание, что 1 августа в родильном отделении находился ребенок-гигант (вес 5,400 кг, рост 58 см), то средние показатели будут несколько другими: вес усредненного новорожденного составит 3,575 кг, рост – 52 см. В этом случае вес Маринки окажется меньше среднего.
Но, видимо, рождение таких крупных детей не типичный случай, и поэтому Мариночку можно считать обычным, как раз именно «средним» ребенком в отношении ее физических данных. Этот факт представляется мне по-своему важным, так как позволяет делать все дальнейшие наблюдения именно над типичным ребенком, не имеющим в момент рождения каких-либо отклонений.
Вскоре после произведенных мною подсчетов я получил от Галы письмо, в котором она описала свое первое свидание с дочерью:
«Вчера в 13.00 впервые принесли покормить малышку. Пока грудь вырабатывает только молозиво, а настоящее молоко должно появиться немного позже. Врач педиатр сказал, что сейчас ребенку полезно именно молозиво.
Конечно, для каждой матери нет ничего дороже и ближе, чем собственный ребенок. Марина произвела на меня приятное впечатление. Особенно мне понравились ее хорошо очерченные губки, которыми она активно прильнула к груди и стала жадно сосать. Волосы на голове темные, глазки тоже темные, но пока еще неопределенного цвета. Об остальном судить трудно. Что у девочки от мамы, а что от папы, сказать не решаюсь. Ведь малыши растут и меняются очень быстро. Одно могу с уверенностью констатировать: щечки мамины, то есть мои. Марина вела себя спокойно во время кормления. Никакого крика не было. Врач сказал, что девочка ведет себя хорошо и никаких отклонений со стороны здоровья у нее нет. Все нормально. Я получила хорошую консультацию от врача и теперь за Марину абсолютно спокойна.
У нас в палате лежат 11 человек. Но не всем молодым мамам принесли покормить детей. Некоторые новорожденные еще слабые и нуждаются в дополнительном покое. Детские врачи здесь внимательные и делают все, чтобы дети развивались нормально. Родившимся крохам уже пришлось испытать первые необходимые инъекции.
Сегодня принесли кормить малышку в 6 часов 30 минут утра. Я начинаю привыкать к этому маленькому смешному человечку. Женщины по палате говорят, что девочка во многом походит на меня. Мне самой трудно что-либо сказать на этот счет. Как говорят, поживем – увидим».
Таковы первые впечатления о ребенке, сообщенные мне Галой. Маринка находится под непосредственным наблюдением со стороны врачей, которые разрешают только непродолжительные свидания матери с ребенком. Но даже в эти короткие мгновения «просыпается» извечное материнское чувство любви к своему ребенку, которое с каждым днем должно нарастать все сильнее и сильнее.
Пройдет еще несколько дней, и я смогу не только увидеть, но и рассмотреть свою дочь. Смогу познакомиться с этим еще незнакомым, но уже родным и дорогим человечком.
До скорой встречи, Мариночка! Чертовски рад тебе!
Не беспокой свою маму! Ей нужно хорошо отдохнуть. Она у нас молодец: не только мужественно перенесла все волнения, связанные с твоим появлением на свет, но даже не издала ни единого звука во время родового процесса.
Я бесконечно благодарен твоей маме и думаю, что ты ее так же полюбишь, как и я.
Будь такой же выносливой, терпеливой, ласковой и нежной, как твоя мама! Хотелось бы, чтобы в этом, а также во многом другом ты переняла лучшие качества своей матери.
10 августа 1974 г.
Два дня тому назад, 8 числа, молодую маму и дочь выписали из больницы.
К 17.00 я подъехал на такси к больнице, передал медицинской сестре вещи Галы и приобретенный к тому времени комплект новорожденного. В нетерпеливом ожидании внутренне готовился к долгожданной встрече.
Через 20 минут двери больницы распахнулись, выпуская в жизнь маленького человечка.
Приняв дочь на руки, я тем самым как бы утвердился в новом для себя статусе отца, который отныне должен заботиться не только о поддержании жизни появившегося на свет еще одного гражданина Вселенной, но и о внутреннем развитии ребенка, а со временем и вполне сознательного, сформировавшегося Человека.
Так состоялось мое первое знакомство со своей дочерью, которая в это время уже успела успокоиться от незнакомого ощущения неудобств, связанных с пеленанием перед отправкой домой.
Впадая в глубокий сон, Мариночка даже не подозревала, что впервые в своей еще короткой жизни покоится на руках того, кого через некоторое время будет называть папой.
Если бы она только могла видеть минутную растерянность и неописуемую радость на лице своего отца! Но она уже спала, смешно шевеля губками, и не чувствовала пытливого и приветливого взора отца, обращенного всецело на нее.
Какие переживания были у меня в тот момент? Какие мысли промелькнули в помутневшей от радости голове?
Трудно передать все ощущения, испытанные мною именно тогда, когда впервые представилась возможность взять на руки крохотное, беспомощное существо, отныне называемое моей дочерью.
Пытался ли я узреть с первого взгляда черты лица дочери, ища в нем сходство с собой, как это непроизвольно делают многие молодые папаши?
Пожалуй, что нет. Ведь впереди было достаточно времени, чтобы не только внимательно рассмотреть это маленькое чудо природы, но и сделать какие-то сравнения, сопоставления с реальными и воображаемыми чертами бабушек, матери и себя самого.
Даже приехав домой, я не сразу попытался установить неуловимые внешние сходства, а быть может, и отличия ребенка от родителей.
Окружающие меня близкие люди реагировали по-разному, обращая внимание то на папин нос, то на мамины губы. Я же не обнаружил ни того, ни другого. Как это ни странно, но я не нашел никаких ярко выраженных сходств или отличий.
Единственное, что я увидел, – девочка вполне здорова, без каких-либо, по крайней мере внешних, травм, которые подчас возникают при рождении. Это самое главное, а сходства с матерью или отцом, что многих так часто волнует, выявятся в процессе дальнейшего развития ребенка.