С другой стороны, страх утраты красивой формы груди в процессе длительного кормления ребенка грудным молоком основывается на предвзятом мнении о прямолинейной зависимости между этими составляющими, не говоря уже о том эгоизме, который может присутствовать у матери, готовой ради сохранения прежней формы груди пожертвовать здоровьем своего ребенка.
Но сохранение красивой формы груди – а это, разумеется, важно как для молодой матери, так и для любой женщины – зависит не от того, перестала ли мать кормить своего ребенка грудью через несколько дней или несколько месяцев после рождения малыша. Это зависит, скорее, от того, насколько правильно и умело она производит сцеживание оставшегося от кормления молока и следит за гигиеной тела.
Здесь на помощь молодой матери должны прийти медицинские, косметические консультации, если у нее не срабатывает материнский инстинкт или он оказывается преломленным через призму каким-либо образом сформированного предвзятого мнения.
Красота и здоровье матери – важные моменты в жизни не только самой матери, но и ее ребенка. Многое зависит от того, насколько молодая мать подготовлена к материнству.
Если молодая мать придерживается установки, согласно которой кормление грудью ребенка приводит к утрате красоты ее груди, то на первом месте у нее окажется не ее ребенок, а собственная грудь, в результате чего она предпримет все для того, чтобы перейти на искусственное кормление ребенка.
Если молодая мать имеет верное понимание функций кормления, возможностей сохранения и обеспечения красоты тела, эстетического восприятия прекрасного, то она не станет искусственно прерывать грудное кормление ребенка ради своего собственного комфорта.
К сожалению, в нашей литературе мало внимания обращается на эту важную подготовку девушек и молодых женщин к материнству.
19 августа 1975 г.
Маринка с удовольствием бегает по траве, срывая травинки и пробуя их на язык. Ей непременно хочется схватить что-то, сорвать и запихнуть себе в рот. Причем она проделывает это с большой радостью.
Стоит только освободить девочку от ремешков коляски и опустить на землю, как тут же она пытается бежать и останавливается только тогда, когда хочет подобрать что-то с земли.
Маринка начала ходить как-то незаметно. Сейчас трудно даже определить день, когда она сделала свои первые шаги, тем более побежала.
Пожалуй, ее первые, связанные с попытками ходьбы опыты начались в конце девятого – начале десятого месяца жизни.
Будучи еще в Москве, а не на даче, в конце девятого месяца Маринка сделала свой первый самостоятельный шаг. Через несколько дней она уже могла делать пять-шесть небольших шажков.
Отталкиваясь спиной от дивана, Маринка тянулась ко мне, а я, отступив от нее и протянув руки, как бы подталкивал ее к проявлению самостоятельности. Так девочка стала делать пять-шесть шажков, прежде чем дотягивалась до моих рук.
Это занятие ей очень понравилось, и она могла уже делать несколько самостоятельных шажков без помощи взрослых, перебирая ножками от дивана к стулу, кроватке и обратно.
Однако однажды Гала или ее мама недосмотрели за Маринкой, и она, видимо, сильно ударилась обо что-то. В результате этого инцидента девочка стала испытывать страх и не решалась на самостоятельное хождение, если даже кто-нибудь из взрослых пытался ее «подтолкнуть» к подобным действиям.
Испытывая удовольствие и смеясь, Маринка могла не только шагать, но и бегать по квартире, правда, только в том случае, если ее держали за одну ручку. Все попытки взрослых освободить свою руку и вынудить девочку к свершению самостоятельного хождения завершались неудачей. Маринка судорожно цеплялась своими ручками за руки взрослых или их одежду и даже начинала плакать. Держась же за что-нибудь или за кого-нибудь, она могла перебирать своими ножками и шагать долгое время.
Так продолжалось несколько месяцев. И только на даче Маринка обрела вновь уверенность и, позабыв прежние страхи, стала не только шагать, но и бегать.
Незадолго до дня рождения дочери Гала гуляла с ней по асфальтовой дорожке и не успела подхватить ее во время, в результате чего девочка упала, стукнувшись лицом об асфальт. Мариночка разбила себе нос и лоб настолько сильно, что пошла кровь.
След от этого происшествия долго оставался на лице девочки. Ребенок опять стал испытывать чувство страха и не решался на самостоятельное хождение.
Долгое время Маринка боялась остаться одна, без опоры на чью-либо руку. Даже тогда, когда я специально ставил ее на ноги и отходил от нее, девочка начинала плакать. Мне приходилось легко подталкивать дочь вперед, чтобы она стала самостоятельно ходить. Все это происходило, разумеется, не на асфальте, а на траве.
Первое время, плача и ища поддержку, Маринка осторожно и нехотя перебирала ножками. Затем через какое-то время ее страхи остались позади, и она снова стала бегать. Правда, перед этим несколько вечеров перед сном во время прогулки мне приходилось прилагать все усилия к тому, чтобы Маринка смогла преодолеть тот закономерный страх перед самостоятельным хождением, который возник у нее в результате полученной травмы, причинившей ей боль.
К середине августа-месяца девочка делала уже 150–200 шагов, прежде чем теряла равновесие, оступалась и падала или останавливалась в нерешительности. Постепенно ее самостоятельное хождение становилось все более продолжительным и приятным занятием как для нее самой, так и для нас – родителей.
После такой работы (для Маринки самостоятельное хождение было приятным занятием, но в то же время тяжелым трудом) девочка моментально засыпала. Судя по всему, физическая нагрузка для нее была столь большой, что после продолжительного самостоятельного хождения ее организм требовал отдыха. Поэтому, особенно в первые месяцы ее самостоятельного хождения, мы позволяли дочери делать это, как правило, во время вечерних прогулок, что способствовало ее хорошему сну.
10 сентября 1975 г.
Дачный сезон закончился. Два летних месяца, на протяжении которых мы были на даче, пролетели незаметно. Погода стояла неплохая, и Гала с Маринкой хорошо отдохнули.
Разумеется, полноценный отдых был лишь у Маринки, которая, не осознавая того, дышала свежим воздухом и питалась витаминами.
В середине августа несколько дней выдались холодными. Ночная температура воздуха опускалась до 5 градусов тепла. Так как мы жили в мансарде, которая не отапливалась, то нам пришлось пережить несколько холодных дней и особенно ночей.
Маринка вела себя молодцом, хотя ей приходилось спать при температуре всего лишь 9 градусов тепла.
Казалось бы, годовалого ребенка нельзя держать в таких условиях, так как простуды и болезни легко могут овладеть не приспособленным к холоду организмом.
К середине ночи и к утру действительно было холодно. Утром, часов в пять, приходилось брать Маринку из ее кроватки и класть к себе в постель, чтобы согреть девочку.
И тем не менее «испытание» на стойкость и выносливость Маринка выдержала. Она не хныкала и не заболела. Единственное, что дало знать о себе, – так это более частая, по сравнению с теплым временем, смена штанишек.
Если к середине лета девочка научилась проситься по-маленькому, что обычно сопровождалось призывным звуком «Бу-у-у!», то в холодные ночи Марина мочила штанишки 2–3 раза без всякого предупреждения.
Такое поведение девочки было вполне естественным, так как холод вызывает более частое хождение детей по-маленькому.
Думаю, что Маринка сумела выдержать закалку холодом по двум причинам.
Во-первых, мы никогда не кутали девочку. Скорее, напротив, стремились одевать ее как можно легче, так что на фоне других малышей, чересчур заботливо опекаемых мамами и бабушками, она выглядела всегда легко одетой.
Во-вторых, девочка по-прежнему с большой охотой сосет грудь мамы, и во время холодов мы давали ей грудного молока больше, чем в обычные дни. Ведь грудное молоко является, как мне думается, лучшим лекарством от всех болезней простудного характера. Причем оно может рассматриваться не только как лекарство, но и в качестве средства защиты, предохранения от возникновения различных болезней.
Все это способствовало тому, что холодные дни и ночи не отразились на здоровье ребенка.
Поэтому, пережив несколько холодных дней и ночей (чуть больше недели), с наступлением теплой погоды Мариночка вновь играла и бегала среди деревьев, радовалась простору и возможности самостоятельно ходить, рвать цветы и даже валяться в траве.
Где-то к восьми месяцам мы научили Маринку проситься как по-маленькому, так и по-большому.
Обычно родители берут на руки своих детей или сажают их на горшок и, говоря «пис-пис», пытаются заставить ребенка сходить по-маленькому. Ребенок приучается реагировать на определенные звуки, что со временем перерастает в привычку.
Мы решили отказаться от привычного «пис-пис». Было замечено, что после того, как девочка писала в штанишки (колготки), она, часто осматривая результаты сделанного, говорила «Бу-у-у!». Эти звуки стали использовать и мы.
Задача состояла в том, чтобы приучить девочку говорить «Бу-у-у!» до, а не после совершения определенного акта.
Вскоре это удалось, и теперь, прежде чем сделать в штанишки, Маринка говорила «Бу-у-у!», тем самым давая нам знать, что она хочет писать.
В результате подобного научения к середине лета, то есть примерно в годовалом возрасте ребенка, мы добились того, что за целый день Маринка ни разу не мочила штанишки. Разумеется, это намного облегчало наш труд по уходу за девочкой.
Правда, во время холодных дней и ночей этот процесс, вернее порядок, несколько нарушился. Однако с наступлением погожей погоды все вошло в свою норму.
Чтобы ночью Маринка оставалась сухой, мы стали прибегать к следующим действиям.
В 20.00 девочку укладываем спать, что, как правило, делает мама. Затем в 22.00–22.30 берем ее из кроватки на руки и тихо говорим: «Бу-у-у!» Девочка, не открывая глазки, освобождается от излишней жидкости и затем спокойно продолжает спать до утра. Так постепенно Маринка стала приучаться к порядку.