Спеша на работу, молодой человек совсем не думал о сне. Лишь одно имя, увиденное во сне, вызывало у него странное ощущение. Сусии Сотсирх врезалось ему в память. Но молодой человек так и не понял, что если прочитать в обратном порядке, это имя означает Иисус Христос.
Катастрофа
Разорванное острыми вершинами горных хребтов, прочертивших изломанную гряду вплотную нависших над ними грозовых туч, огненно-кровавое солнце внезапно скрылось за горизонтом, и темнота поглотила переливающиеся осенним золотом деревья, мелькающие по обочинам асфальтовой ленты, серпантином спадающей с оставшегося позади перевала. Включив фары ближнего света, брызнувшего снопом цепляющихся за крутые повороты лучей, Кондрашов уверенно вел светло-голубые жигули, приобретенные два года тому назад и сменившие потрепанный жизнью москвич, долгое время служивший верой и правдой своему хозяину. Собственно говоря, разлад в семье как раз и начался в то время, когда светло-голубой красавец, сверкающий отполированными боками и отражающий горделиво-степенное выражение лица его счастливого обладателя, вызвал неожиданную реакцию у жены.
– Купил все-таки. Я так и знала.
Ограничившись этими словами, не выражавшими особого восторга по поводу новой покупки, она скользнула безличным взглядом по машине, как-то странно посмотрела на мужа и, круто повернувшись, застучала босоножками, отбивающими с первыми шагами такт мелодии, удручающе прозвучавшей в тишине зеленого двора.
– Постой, Лариса! Ты что, не рада? Посмотри, какой красавец перед тобой! Новые жигули, только что с завода. Или, быть может, тебе не нравится цвет машины?
– Цвет изумительный, – остановившись и повернув голову в сторону мужа, безразлично ответила жена. – Поздравляю! Только думается мне, Вадим, теперь у тебя не останется времени для нас с Галкой. Ну, да бог с тобой! Об одном тебя прошу. Не соблазняй дочь дорожными путешествиями. Хватит с нее того печального случая.
Негромко, но твердо произнеся эти слова, Лариса отвернулась от мужа и направилась к подъезду девятиэтажного дома. Вытаскивая на ходу ключи от квартиры, она даже не обратила никакого внимания на пенсионеров, лениво стучащих костяшками домино по щербатому, покосившемуся столу, примостившемуся под густым каштановым деревом, разветвленная крона которого накрывала своей тенью безмятежно проводящих время людей. Кондрашов растерянно стоял возле машины, провожая недоуменным взглядом спину жены, наполовину успевшую скрыться в дверном проеме подъезда.
Он помнил, конечно, как более трех лет тому назад ему каким-то чудом удалось избежать автомобильной катастрофы. Тогда все обошлось сравнительно благополучно. Опоздай он на секунду, и его старый москвич непременно врезался бы в самосвал, неожиданно вынырнувший из переулка. Мгновенно среагировав не непредвиденную ситуацию, Кондрашов резко вывернул руль и, боковой дверью царапнув бампер самосвала, проскочил вперед, напряженно сжимая кисти вспотевших рук. Жена и дочь, до этого оживленно болтавшие о предстоящем купании в море, испуганно молчали. Лариса растирала колено, ушибленное в момент смертельно опасного виража. Галка старалась остановить кровь тыльной стороной ладони, которая медленно стекала по лицу из пряди волос, рассыпавшихся от столкновения с полиэтиленовой сумкой, в которой бултыхались остатки чая, вылившегося из разбитого термоса.
Человеческая память далеко не всегда сохраняет следы далекого или недавнего прошлого с предельной ясностью событий, некогда имевших место в жизни каждого человека. Но Кондрашов до сих пор не смог забыть отрешенные, побелевшие от испуга лица жены и дочери. Они не раз всплывали перед ним, стоило лишь Ларисе напомнить о том несчастном и, как оказалось, счастливом случае, ибо он мог закончиться весьма печально, если бы не олимпийское спокойствие и с годами выработанная выдержка Вадима. Вот и сейчас, когда послушная машина выписывала привычные зигзаги по извилистому серпантину горной дороги, с каждой минутой приближаясь к дому, Кондрашов вновь как бы наяву увидел съежившиеся плечи своей дочери и ее расширенные от пережитого ужаса зрачки, беспомощно обращенные к нему из-под непроизвольно подергивающихся ресниц.
Это воспоминание продолжалось и целиком овладело сознанием Кондрашова, оттеснив все другие жизненные переживания на задний план. Он отрешенно следил за дорогой, автоматически отмечая знакомые ему приметы, безошибочно подсказывающие о приближении очередного поворота. И лишь крутой вираж заставлял его внутренне собраться и сосредоточить внимание на впереди идущей машине, лихо обогнавшей его на одном из коротких отрезков дороги, но закрученной в замысловатую спираль. В другое время Кондрашов не позволил бы какой-то машине обойти себя. Спортивный азарт гонщика глубоко сидел в его своенравной душе. Но сегодня мучительные воспоминания всполохом грозовых молний врезались в его сознание, они притупляли спортивный азарт и ярко напоминали о прошлом, которое по мере приближения к дому раскручивалось в обратном порядке, вызывая щемящее чувство тоски и боли.
Это сейчас, когда минувшие события последовательно нанизываются на нить воспоминаний, можно докопаться до истоков разлома в семейной жизни. Поэтому-то невольно в сознание врываются, как живые, картины того памятного происшествия, которое подталкивало к размышлениям о незавидной судьбе, так незаслуженно обрушившегося на человека, до недавнего времени считавшегося удачливым, счастливым и благополучным во всех отношениях.
Нет, разлад в семье начался не с покупки Кондрашовым жигулей, а значительно раньше. Странная и непонятная реакция Ларисы на машину была лишь одним из звеньев, постепенно ломавшихся в пятнадцатилетней цепи их совместного проживания. Трудно, пожалуй, даже невозможно объяснить, как, когда, а главное – почему произошло то, что они стали чужими людьми. Только в последние годы Кондрашов стал замечать проявление отрешенности, замкнутости и отчуждения Ларисы, как это имело место в случае покупки нового автомобиля.
Правда, между ними уже давно не было светлой радости от не столь частных интимных отношений, которые заставляли позабыть все на свете в первые годы их совместной жизни, когда они страстно мечтали о ребенке и с волнующей тело и душу нежностью относились друг к другу. Но как-то само собой постепенно они втянулись в повседневные заботы, и оказалось, что между ними не так много общего, способствующего внутреннему горению и порождающему необходимое для семейного очага тепло. Даже рождение дочери не способствовало поддержанию пламени, ранее бушевавшему в их душах. Скорее напротив, как это ни странно, но оно только ускорило процесс молчаливого ухода каждого в себя. Лариса стала жить исключительно тревогами и заботами о маленькой дочери, родившейся болезненной и требующей постоянного внимания. Она все делала сама, не доверяя Вадиму ребенка. А он, видя свою беспомощность и бесполезность в деле медицинского ухода за дочерью, оставался в стороне. Кондрашов отличался завидным здоровьем и никогда в своей жизни не обращался к врачам, поскольку не питал к ним особого доверия. Поэтому он не понимал свою жену, полностью погруженную в тревоги за дочь, и большую часть своего свободного от работы времени с удовольствием копался в моторе и запчастях москвича.
Позднее, когда Галка превратилась из болезненного, вечно плачущего грудного ребенка в довольно пухленькую и веселую девчушку, в семейной жизни супругов не произошло каких-либо существенных изменений. Лариса по-прежнему занималась дочерью, обращая все меньше внимания на своего мужа. Вадим же с головой ушел в свою работу и, став программистом высокого класса, постоянно находился в разъездах, отлаживая сложные программы для компьютеров, чьи хозяева ничего не смыслили в технике. Если он и бывал дома, то чаще всего застревал в гараже, где неизменно находил себе какое-либо дело. Даже совместные поездки к морю, что, впрочем, случалось крайне редко, не могли уже растопить тот лед отчуждения, который как-то незаметно проник в их отношения.
Долгое время Вадим вообще не задумывался над своей семейной жизнью. Все его знакомые находились примерно в таком же положении. Работа, увлечение машиной или дачей, дом, жена, ребенок – так жили многие мужчины, не делающие никакой трагедии из того, что большая любовь, о которой мечтает каждый в молодые годы, оказывается чем-то недосягаемым. В повседневной суете любовь проходит, тускнеет, увядает, оборачивается привычкой видеть перед собой до мелочи знакомое лицо жены. Былые ощущения уже не вызывают душевных волнений, и страсть постепенно угасает, подпадает под пресс тех неотложных проблем, которые возникают в жизни.
Это не означает, что большая любовь полностью исключается из жизни некоторых людей. Кондрашов был свидетелем того, как кое-кто из его знакомых продолжал, как и в молодости, любить ту женщину, с которой связал свою судьбу. Взять хотя бы отличного мужика Иннокентия Владимировича, с которым Кондрашов познакомился во время своей очередной командировки, а позднее с удовольствием приходил к нему домой в гости каждый раз, как только служебные дела вновь забрасывали его в тот неизвестно чем понравившийся ему городишко. Стоило только взглянуть на Иннокентия Владимировича и его миловидную жену, сохранившую, несмотря на свой уже немолодой возраст, по-домашнему скромную, оттененную серебряными прядями волос красоту и какую-то неиссякаемую жизненную энергию, как сразу же бросалось в глаза то явно проступающее между ними, но не поддающееся стороннему объяснению чувство глубочайшего взаимопонимания, обожания, нежной привязанности и чего-то глубоко-неуловимого, что называется большой любовью между мужчиной и женщиной.
Пожалуй, лишь после знакомства с этой удивительной счастливой семьей, в которой столь редкостная по своей красоте и неувядаемости любовь между представителями старшего поколения наложила свой отпечаток на отношения между родителями, детьми и внуками, Вадим как бы другими глазами взглянул на свою собственную семейную жизнь. Вот тогда-то впервые за многие годы он вдруг ощутил утрату чего-то крайне важного, жизненно необходимого, без чего пропадал смыс