Где-то в глубине сознания Виктор понимал, что этот коренастый ловкач просто так за здорово живешь не будет разбрасываться деньгами. Не иначе как срывает приличный куш, имеет определенный навар. Тут любого подвоха можно ожидать. Но вид денег, спокойно перекочевывающих от одного игрока к другому, манил к себе, завораживал. Черный шарик неотступно стоял перед глазами, суля принести в случае удачи немалые денежки.
– Последний раз играем, предупредил коренастый, хотя ранее уже несколько раз говорил об этом. – Кто видел, где шарик!
Какая-то невиданная сила подтолкнула Виктора. Достав заранее приготовленные две бумажки по двадцать пять рублей, он быстро наклонился и поднял крайний справа наперсток. Слава аллаху! Интуиция не подвела его. Черный шарик опалил глаза шальной радостью, и Виктор судорожно сжал в руке сунутую ему пятидесятирублевую купюру, все еще не до конца веря в свою удачу.
И понеслось. В считанные минуты Виктор то получал выигрыш, и тогда душа ликовала от выпавшего на его долю счастья, то отдавал свои деньги, испытывая досаду на то, что не сумел уследить за быстрыми движениями коренастого крепыша. Спохватился лишь тогда, когда на картоне стояли два наперстка, и он был уверен в том, что точно знает, где находится черный шарик, но ставка была сто рублей, а из зажатого кулака выглядывала лишь одна помятая пятидесятирублевая купюра.
Виктор лихорадочно сунул руку в карман и, к своему изумлению, обнаружил, что там, кроме мелочи, ничего больше нет. Никакого сожаления не успел испытать. Находясь во власти внезапно вспыхнувшей страсти и всепожирающего азарта, он в отчаянии подумал про себя: «Эх! Еще бы пятьдесят рублей, и выигрыш был бы обеспечен». Стоящий рядом с ним парень, время от времени подзуживающий его, перехватил блуждающий взгляд Виктора. Словно догадываясь, в каком положении тот находится, он напористо предложил:
– Скинемся. Ты точно видел, где шарик?
– Давай, – не задумываясь ответил Виктор и, передав последнюю купюру, нагнулся, чтобы поднять наперсток, под которым должен был быть черный шарик.
Черного шарика не было. Виктор растерянно стоял, не понимая, что произошло. Ведь точно он видел своими глазами, как коренастый крутил именно этот наперсток, накрыв им маленький шарик. Неужели глаза подвели и интуиция не помогла?
А игра продолжалась как ни в чем не бывало. Деньги сновали из рук в руки. Черный шарик, словно магнит, по-прежнему притягивал к себе взоры любопытных, проталкивающихся сквозь толпу и протискивающихся к игрокам.
– Последний раз, и ухожу, снова прокричал коренастый парень, давая еще одну возможность игрокам поймать ускользающую от них удачу.
Ошарашенный проигрышем, но еще не остывший от охватившего его азарта, Виктор машинально сунул руку в карман и, ощутив холод от соприкосновения с несколько одиноко застрявшими монетами, только тогда пришел в себя. Вот это да! Двухсот пятидесяти рублей как не бывало! Все оборвалось внутри. Жгучее чувство досады и бессилия разлилось по обмякшему телу. Понуро опустив голову и ни на кого не глядя, Виктор вышел из сомкнувшегося за его спиной полукруга людей и, плохо соображая, медленно поплелся к остановке троллейбуса, чтобы оттуда добраться до метро «Юго-Западная».
Неприятный, хватающий за душу скрежет движущихся с большой скоростью вагонов в метро вывел Виктора из шокового состояния. Постепенно анализируя свои действия, он начал осознавать, что коренастый парень, затеявший эту ошеломляющую, колдовскую игру, был не один. Раньше во время игры, когда маленький черный шарик мелькал перед глазами, не было времени задумываться и оглядеться по сторонам. А ведь тот сосед, который его подзуживал, наверняка был заодно с коренастым парнем. И как он попался на эту удочку, рассчитанную на лопухов! Облапошили, как маленького! А может быть, просто не повезло? Ведь не всем же везет в жизни! Нет, пожалуй, тут орудовали тертые парни, хорошо знающие свою дело и ловко выуживающие деньги у простачков.
Вот и сейчас, когда колеса электрички мерно отстукивали привычный занудный ритм, убаюкивающий уставших до чертиков, набегавшихся за день пассажиров, Виктор все больше и больше склонялся к тому, что его просто надули. Черный маленький шарик, завлекший его в свои ловко расставленные сети, сделал свое черное дело. Ужасно жаль кровно заработанных денег, так внезапно уплывших в чужие цепкие руки. Но теперь что пенять, коль сам виноват. Как ни переживай, двести пятьдесят рублей не вернуть. Теперь надо думать, как выкрутиться из этого глупого, дурацкого и вместе с тем сложного положения, чтобы дотянуть до следующей получки.
Виктор открыл глаза, посмотрел на часы. Скоро его станция. Не проехать бы в расстроенных чувствах. Что-то будет теперь дома? И ему явственно представилась Нинка, встречающая его на пороге квартиры. Вот она оценивает взглядом все его покупки, недоверчиво слушает невразумительные объяснения и, наконец, нервно протягивает руку к обломанной колотушке, вот-вот готовой обрушиться на его несчастную голову, чтобы разом вышибить из него все шарики, так предательски подведшие его под монастырь.
Лифтер и скорая помощь
– Алло! Диспетчерская? Это из третьего подъезда. Снова лифт застрял. Нет, на этот раз без людей. Хорошо. Будем ждать.
Разумовский опустил трубку на рычаг, отодвинул от себя телефонный аппарат и, достав из-под вороха газет литературный журнал, хотел было открыть его. Но настроение было не то.
Вот уже семь месяцев, как Разумовский работает лифтером. И никак не может привыкнуть к тому, что довольно часто какой-нибудь из двух старых лифтов застревает между этажами. Это происходит не каждую смену. И все же постоянно приходится быть начеку. Конечно, эти лифты изрядно поизносились. Как-никак, лет двадцать пять они натружено бегают вверх и вниз. Пора бы и заменить трудяг. Но, увы. Судя по всему, им еще долго придется нести свой крест. Дом кооперативный. С каждым годом все больше требуется ремонта. Средств не хватает, и о замене старых лифтов на новые говорить не приходится.
Нет, разговоры ведутся среди жильцов постоянно. Все давно сетуют на плохую работу лифтов. Да и как тут не сетовать! Буквально в прошлую смену, когда утром Разумовский сменил Прасковью Яковлевну, ему пришлось выслушать немало упреков. Правда, он не был виноват. Один лифт заклинило поздно вечером, когда дежурила Прасковья Яковлевна. Сдавая смену, она сообщила, что в диспетчерской знают об этом. Там, конечно, решили, что ночью нормальные жильцы спят и ничего страшного не случится, если дежурный механик придет утром, тем более что второй лифт работает. Прошло два часа, как Разумовский сменил Прасковью Яковлевну. Он тоже звонил в диспетчерскую и напомнил о поломке лифта. Но механик все не приходил. И тут произошло то, что обычно случается, когда закономерности работы изношенной техники в сочетании с халатным отношением к ее ремонту оборачиваются «закономерзостями», отражающимися на жизни человека.
Разумовский сидел в своей небольшой комнате, предназначенной для лифтеров. Приняв смену, он уже успел разнести почту. Обычные утренние газеты, и только одно письмо литературному критику Гальперину, проживавшему на пятом этаже. Не только в подъезде внизу, но и на каждом этаже у дверей имеются почтовые ящики для удобства жильцов. Так делают во многих домах, конечно, по договоренности и где есть лифтеры.
Разумовский обычно начинал с верхнего этажа. Процедура не занимала много времени. На двенадцатый этаж он поднимался на лифте, затем пешком спускался на нижние этажи, опуская корреспонденцию в почтовые ящики.
В этот раз все было, как обычно. Разнеся почту по квартирам, Разумовский вернулся к себе в комнатушку, приоткрыл дверь, чтобы можно было здороваться с жильцами, спешившими утром по своим делам. Со многими из них он уже познакомился и часто поддерживал с ними разговоры, если они сами заглядывали к нему с какой-либо просьбой или желанием перемолвиться словом. Большинство жильцов были приветливыми, интеллигентными людьми. В доме жили литераторы, режиссеры, преподаватели, которые были не прочь подчас поговорить по душам, высказать свои умные мысли о жизни. Возвращаясь домой поздно вечером, некоторые из них задерживались еще какое-то время в подъезде и под настроение, в минуты какого-то необъяснимого откровения, когда им требовался внимательный и доброжелательный слушатель, заводили разговоры с лифтером.
Вот прошел высокий сухопарый Сергей Антонович Любимов, как всегда, поприветствовав легким кивком головы и сделав неопределенные движения черным с блестящими замками дипломатом. Видимо, пошел на лекцию в свой институт, где он преподает то ли историю западной литературы, то ли какой-то другой предмет.
– Доброе утро! – приветливо и ласково произнесла Ксения Марковна, неторопливо вышедшая из лифта с полиэтиленовым пакетом. Чуть шаркая по полу, она направилась к выходу, собираясь, по всей видимости, зайти в булочную. Благообразного вида, совсем седая, она время от времени выходит из своей квартиры, хотя эти хождения даются ей с большим трудом. Ей где-то под восемьдесят лет, живет с сыном, известным режиссером, часто разъезжающим по командировкам и оставляющим старушку-мать совсем одну.
– Здравствуйте! – на ходу бросила подвижная, невысокая женщина лет тридцати пяти, державшая в одной руке вместительную сумку. За другую руку цеплялся Борька – четырехлетний чернявый сын, резво переступающий ножками и поправляющий неумело сбившийся на бок желтый шарфик. Чуть позади них спешила шестилетняя Катя, задержавшаяся в лифте и, догоняя мать, старавшаяся застегнуть нижнюю пуговицу ярко-красной куртки. Марина Андреевна – мать троих симпатичных малышей, гордость подъезда, восхищавшая всех жильцов своей жизнерадостностью и позитивным настроем. Сейчас она отведет детей в садик и побежит по своим делам, скорее всего по магазинам, чтобы закупить провизию на весь день для своей большой семьи.
– Гав-гав! – это подает свой голос вислоухий Джерри, радостно выскакивая из лифта. За ним, держа собаку на поводке, вышел степенный, дородный Павел Афанасьевич Каримов. Он – поэт, опубликовавший несколько сборников стихов. Каждое утро он прогуливается со своей собакой, которая с неизменным лаем подбегает к комнатушке лифтера и только потом рвется на улицу. Обычно Каримов выходит из дома на прогулку рано, но что-то, видимо, помешало ему на этот раз.