Не успела за ним захлопнуться в подъезде дверь, как тут же она с грохотом вновь открылась, и спешным шагом к лифту подошли двое: среднего возраста мужчина в полураскрытом пальто, из-под которого выбился белый халат, и молоденькая девушка, сопровождавшая его. Разумовский безошибочно определил – к кому-то вызвали врача. Хотел было встать и вызвать лифт, но вошедшие опередили его, открыв дверь кабины. Видно по всему, что они торопились. А так как ни врач, ни сестра даже не спросили, на каком этаже находится квартира, куда они направлялись, то Разумовский предположил, что им уже доводилось бывать в этом подъезде.
Дверь лифта звучно захлопнулась. Чуть поскрипывая и подергиваясь, кабинка двинулась вверх. Машинально встав из-за стола, Разумовский вышел из своей комнаты и непроизвольно бросил взгляд на круглое окошечко в дверце шахты, расположенной на высоте человеческого роста. В глубине узкой шахты трос внезапно замер, и Разумовский на глаз определил: лифт остановился на девятом этаже. «К кому же вызывали врача? – подумал он. – В 476 квартиру к Инге Максимовне, грузной вдове, недавно похоронившей мужа и заметно сдавшей за последнее время? Или в 479 квартиру к тихому и всегда угрюмому, замкнутому и какому-то отрешенному от жизни старику Воскобойникову, с которым так и не удалось познакомиться поближе?»
От раздумий отвлек телефонный звонок, резко и требовательно прозвучавший в тишине подъезда. Разумовский вернулся в комнату и, неловко задев телефонный аппарат, снял трубку:
– Слушаю, – негромко сказал он, неизвестно почему переходя на шепот.
– Механик приходил? – спросил бесцветный женский голос, принадлежащий диспетчеру.
– Нет, – автоматически ответил Разумовский, прильнув к треснувшей и поэтому немного дребезжащей телефонной трубке.
– Придет – скажите, чтобы срочно зашел в пятый подъезд или позвонил в диспетчерскую.
Не успел Разумовский спросить, когда же ждать механика, как в трубке раздался щелчок, и зазвучали прерывистые монотонные гудки. Вот так всегда, машинально подумал он. Диспетчер разыскивает механика, тот где-то бегает, а все волнения и тревоги выпадают на долю лифтера. Конечно, если заело защелку в дверце кабинки старого образца, – а именно такими лифтами были оборудованы все подъезды в этом старом кирпичном доме, построенном в конце 50-х годов, – то лифтер сам может устранить неисправность. И устраняет, используя свою смекалку и те незначительные навыки, которые передаются от лифтера к лифтеру. Ведь каждый лифт обладает своим норовом, и, проработав какое-то время, лифтер начинает разбираться в характере вверенной ему техники. Но часто он оказывается бессильным, не может привести в движение старый лифт. Тогда приходится обращаться в диспетчерскую, вызывать механика или, в крайнем случае, звонить в аварийную службу. Однако механики – такой народ, что далеко не всегда оперативно реагируют на вызовы лифтеров. То их просто нет на месте, то забивают козла в диспетчерской и пока не наиграются костяшками вдоволь, не сдвинутся с места.
Прошло минут десять – пятнадцать. Механика все не было. Не слыша шума работающего лифта, Разумовский вышел из своей комнаты, но тут опять зазвонил телефон, и он вынужден был вернуться, даже не сообразив, что к чему.
– Слушаю вас, – сказал он, едва удерживая в руке трубку.
– Это из 497 квартиры, я – медсестра. Там у подъезда стоит скорая помощь. Попросите шофера, чтобы он как можно быстрее поднялся к нам. И пусть захватит с собой носилки. Пожалуйста, поспешите!
Разумовский сообразил, что каким-то чудом медработникам удалось все же выбраться из первого лифта и оказаться в квартире 497. Он спешно положил трубку и бросился к входной двери. Рядом с подъездом, въехав на тротуар, стояла скорая помощь. Открыв дверцу кабины, Разумовский передал телефонный разговор шоферу, помог ему вытащить из машины носилки, и они вместе вошли в подъезд. Красный глазок лифта смотрел на них как-то печально и тревожно.
– Так и есть, – вырвалось у Разумовского. – И второй лифт, кажется, застрял. Не глядя на шофера, спустившего на пол носилки, он тут же подумал про себя, что «закономерзости» проявляются там и тогда, где и когда их меньше всего ожидаешь. Вот так всегда. Стоит случиться беде, как тут же, словно дожидаясь ее, возникают различного рода осложнения, выстраиваясь в цепочку замысловатых сочетаний и непредвиденных обстоятельств, опутывающих и связывающих по рукам человека, пытавшегося по возможности быстрее разрешить возникшие перед ним проблемы.
– А что, не работают оба лифта? – угрюмо спросил шофер.
– Да вот не успели починить один из них, – как бы оправдываясь, пробормотал Разумовский. – Видимо, и со вторым что-то случилось.
– На каком этаже врачи? – сердито буркнул шофер, заранее обвиняя лифтера во всех грехах.
– На девятом, – смущенно и виновато ответил Разумовский.
Шофер ничего не сказал, но было видно по всему, что он готов выругаться последними словами и послать лифтера куда-нибудь подальше. Он еще несколько раз нажал на кнопку вызова того и другого лифта и, вздохнув тяжело и надсадно, поднял носилки, крепко ухватив их правой рукой. Потом посмотрел по сторонам, увидев дверь, ведущую к лестнице, и решительно направился к ней, бросив на ходу:
– И за что только вам деньги платят, дармоеды!
По лестнице застучали его спешные шаги, а Разумовский, проглотив незаслуженный упрек, еще раз позвонил в диспетчерскую. Но там разыскивали механика, который как в воду канул. Пришлось вызывать аварийку.
Обеспокоенный, чувствующий смутную вину за собой, Разумовский стал подниматься по лестнице, пока не обнаружил, что еще утром работавший второй лифт застрял между пятым и шестым этажами. Подергав за ручку и убедившись, что без механика тут не обойтись, он бросился на девятый этаж, готовый оказать любую помощь, которая потребуется от него. Запыхавшись, вышел на лестничную площадку девятого этажа. Дверь 479-й квартиры была раскрыта. Растрепанная и заплаканная жена Воскобойникова, выглядевшая удивительно молодой на фоне своего мужа, который был старше ее не менее чем на пятнадцать лет, растерянно стояла в коридоре, слушая участливый голос врача.
– Нет, вашего мужа никак нельзя оставлять дома, – с убежденностью говорил врач, незаметно поглядывая на часы. – Немедленно отправляем его в больницу. Вы можете его сопровождать.
– Иван Кириллович, – тронул врача за халат шофер. – Там лифт не работает. Опять придется выносить на руках, как в прошлый раз. И когда же это кончится! Форменное безобразие.
Ему, видимо, не раз приходилось сталкиваться с тем, что в респектабельных с виду домах именно в экстренных случаях, когда надо было срочно госпитализировать заболевших людей, лифтеры оказывались не на высоте. Лифты не работали, да и сами лифтеры где-то прохлаждались. Впрочем, во многих домах лифтеров вообще не было. С пятиэтажками понятно. В них лифты не предусмотрены. Не экономично. Когда их строили, из этого как раз и исходили. Подумаешь, пятый этаж! Важно было быстрее дать людям жилье. Время было такое, послевоенное. Чтобы иметь отдельную квартиру, побежишь и на пятый этаж. Люди только радовались, возбужденно глядя на быстро строящиеся пятиэтажки. А сегодня, когда жизнь наладилась, да и многие из того поколения заметно состарились, все труднее пожилым людям, подорвавшим свое здоровье за лихие голодные годы войны, взбираться на пятый этаж. Шофер это знал по себе. Он сам жил в пятиэтажке, правда, на четвертом этаже. И хотя сам он был еще крепким и мог без одышки взбираться с поклажей к себе домой, тем не менее, работая на скорой помощи, ему не раз приходилось браться за носилки, на которых клали больных людей. Так что он знал, как тяжело приходится человеку, оказавшемуся беспомощным и не способным не только подняться на пятый этаж, но даже спуститься с него. А ведь многим престарелым людям приходится по нескольку раз в день совершать свои спуски и восхождения, направляясь в магазины, аптеки, поликлиники, а затем возвращаться домой.
Как шофер он мог спокойно сидеть в своей машине. Никто его не заставлял браться за носилки, рвать жилы и без того натруженных рук. Более того, он должен был сохранять спокойствие и беречь свои силы, чтобы быть всегда в форме и уверенно крутить баранку в суматошном городе, где постоянно случаются автомобильные аварии. От его спокойствия и умелых действий зависела жизнь больных людей, которых необходимо было срочно доставить в больницу. Так что в его прямые обязанности не входила переноска больных, тем более транспортировка их по крутым лестничным проемам, да еще с девятого этажа. Но он никогда не отказывался, если от него требовалась помощь такого рода. Как всегда, молча, понимая, что без него просто не обойтись, он брался за носилки и вместе с врачом выполнял свой долг. Хотя подчас чувствовал такую дрожь в руках, что, садясь в машину, должен был усилием воли взяться за баранку и мысленно приказывал себе найти все силы, чтобы доехать до больницы.
Однажды он чуть не поплатился за свое усердие. Это было два года тому назад. Скорая помощь подъехала к десятиэтажному дому по вызову. Перед самым подъездом в темных комьях грязной, размытой от прошедшего дождя земли зияла довольно широкая траншея, через которую были перекинуты две неровные, шатающиеся доски. Тусклый свет фонаря, стоящего недалеко от подъезда, бросал удлиненные расплывчатые тени. В самом же подъезде света не было, хотя сумерки давно опустились на землю. Лифт не работал. Вечернее безмолвие безучастно встретило врачей, которым предстояло взбираться на восьмой этаж, где проживал некто, ожидавший скорую помощь. У грузного мужчины лет пятидесяти был инфаркт. Пришлось срочно опускать его вниз. Вот тогда-то Никитич, как звали шофера все врачи, изрядно попотел. Носилки прогибались под тяжестью больного. У Никитича кисти рук занемели, пальцы одеревенели. Из последних сил он держался как мог, осторожно переступая через выщербленные ступеньки. На последнем лестничном пролете Никитич неосторожно задел костяшками пальцев за шершавую стенку, почувствовав резкую боль. Выйдя из подъезда, он и врач осторожно опустили носилки на стоящую рядом плоскую скамейку, оказавшуюся как раз кстати. Передохнув минуту, снова взялись за носилки и с большим трудом преодолели расстояние по скользким подозрительно поскрипывающим доскам.