Только включив мотор и взявшись за баранку, Никитич с недоумением увидел, как по его ладони медленно стекает густая кровь. Но он никому не сказал об этом, считая, что необходимо сперва доставить больного человека в стационар, а уж потом позаботиться о себе. И вот, когда он почти доехал до цели, из переулка неожиданно выскочило такси. Затормозив и резко повернув в сторону, скорая помощь остановилась. Ноющая рука перестала реагировать на возможные опасности. Лихач-таксист даже не остановился. Обдав грязью, такси нырнуло между домов и скрылось из вида. Никитич выругался. С трудом разжав кисть оцепеневшей руки, только тогда он осознал, что ему каким-то чудом удалось избежать неминуемой аварии. Смахнув со лба холодный пот, Никитич попробовал пошевелить пальцами травмированной руки. Вид крови вновь напомнил о себе, заставив его поморщиться от боли. Но шок уже прошел. Успокоившись, он плавно тронулся с места и через пять минут был уже у здания больницы.
Впоследствии Никитич часто вспоминал этот случай и благодарил судьбу за то, что так легко отделался. В первое время у него даже мелькнула мысль никогда больше не связываться с носилками и не взваливать на себя непосильные нагрузки. Но эта мысль сама собой оказалась вытесненной из сознания Никитича, который и потом неоднократно выполнял роль санитара, если к тому вынуждали обстоятельства. Он сам, по собственной воле брался за носилки, позволяя себе лишь высказать упреки в адрес тех нерадивых людей, кто был ответствен за работу лифтов в высотных домах, да про себя размышлял о печальной участи стариков, живущих в пятиэтажках.
– Так что, Иван Кириллович, – снова то ли спрашивая, то ли утверждая, обратился он к врачу, – кладем на носилки!
– Сейчас, Никитич, отозвался врач. – Машенька, позвоните в стационар и предупредите их о нашем приезде!
Укладывая в сумку инструменты, медицинская сестра сказала, что уже сообщила об этом.
– Ну и хорошо, – спокойно ответил врач. – Жди нас, Машенька, в машине. Подготовь все, а мы начнем спускаться. Пойдем, Никитич!
Они прошли вглубь квартиры. Жена Воскобойникова поспешила за ними, что-то спрашивая на ходу. Застегивая сумочку и одергивая кофточку, свернувшуюся гармошкой под халатом, медицинская сестра вышла на лестничную площадку, и ее чуть стоптанные каблучки застучали мелкой дробью по холодным ступенькам лестницы.
Разумовский постоял в нерешительности и, немного отдышавшись, сделал несколько шагов по направлению к квартире 479. В это время слегка приоткрытая дверь распахнулась, и на пороге показался шофер, сжимающий в руках видавшие виды ручки носилок, на которых в неудобной напряженной позе, скорчившись и чуть завалившись на бок, лежал Воскобойников. Сзади, вцепившись в ручки носилок, отдуваясь и покраснев от натуги, находился врач. По всему было видно, что ему нелегко, и только врачебный долг заставляет его оказывать необходимую помощь больному.
– Я вам сейчас помогу, – обратился к идущим Разумовский.
Шофер смерил его недобрым взглядом и ничего не сказал. Затем, сделав два шага вперед, он остановился и кивком головы предложил взяться за носилки сзади. Мгновенно оценив обстановку, он уже понял, что эта помощь своевременна, поскольку два часа назад заступивший на работу Иван Кириллович как раз жаловался на плохое самочувствие. Без посторонней помощи они вдвоем едва ли бы справились с больным. Хотя лежащий на носилках старичок не отличался полнотой, скорее напротив, был худ, тем не менее осторожно опустить его с девятого этажа на первый – задача не из легких.
Никитич не беспокоился за себя. Выдюжит! Так надо! А вот Иван Кириллович сегодня не работник.
Что-то выбило его из привычной колеи. Может быть, дома неприятности. Поговаривали, будто в последнее время семейная жизнь врача дала трещину. Вроде бы нелады с женой. Но Никитич не прислушивался к сплетням, которые ненароком доносились до него во время разговоров медсестер между собой. Семейная жизнь – штука сложная, и о ней нельзя судить со стороны. Ивана Кирилловича Никитич уважал. Хороший врач, толковый и душевный. Не то что некоторые, готовые поскорее избавиться от больного человека и снять с себя всякую ответственность.
Приходилось работать и с такими. Как-то довелось ему попасть в одну смену с Колобком, как за глаза называли врача Федоркина за его живот и округлость во всем теле. Тот бы ни за что не взялся за носилки, узнав, что надо спускаться с больным с девятого этажа. В тот раз необходимо было доставить женщину в больницу. Никитич и Колобок несли ее на руках до машины. И всего-то два этажа. Так Колобок долго потом ворчал, что он не носильщик и надо было вызвать санитаров по телефону. И если бы не Любочка, молоденькая и очень хорошенькая медсестра, к которой Колобок был неравнодушен, так и сидела бы та женщина в своей квартире, пока бы за ней не приехали санитары. При Любочке Колобок не мог не быть джентльменом. В общем, неприятный врач, и слава богу, что больше не довелось вместе работать.
Иван Кириллович – совсем другое дело. Никогда не пожалуется, что ему тяжело. А ведь он не мальчик. Да и отнюдь не богатырского здоровья. Вот и сегодня он всю дорогу тяжело вздыхал. А может быть, дело вовсе не в семье! Может же врач заболеть! Он же тоже человек и, как и все, подвержен инфекциям, тем более что по городу вновь разносится какой-то особый грипп. Странная ситуация! Каждый год врачи борются с гриппом, а он как ни в чем не бывало выбивает сотни, тысячи людей из колеи, заставляя медиков изыскивать разные способы борьбы с ним. Но увы, больших успехов в этом деле что-то не видно.
Никитич подождал, пока Разумовский взялся за одну из ручек носилок. Врач благодарно взглянул на помощника, смущенно улыбнулся и сказал:
– Пошли, что ли! Только не торопитесь. А мы с товарищем, – простите, не знаю, как вас величать, – будем поддерживать за одежду нашего подопечного.
Лестница была достаточно просторная, но не настолько, чтобы кто-то мог идти сбоку носилок. Поэтому жена Воскобойникова, пытавшаяся вначале поддержать и поправить свесившуюся руку своего мужа, была вынуждена отказаться от этого. Чтобы не мешать, она отошла назад и спускалась последней, беспокойно поглядывая на мужа, лежащего с закрытыми глазами. На одном из пролетов, где была открыта дверь, ведущая на лестничную площадку, жена Воскобойникова зачем-то обогнала носилки и пошла впереди шофера, как бы указывая ему дорогу, хотя в этом не было никакой необходимости. По всему было видно, что она не находила себе места и все время хотела что-то предпринять.
Между четвертым и третьим этажами пришлось остановиться. Врач и Разумовский свободными руками могли поддерживать Воскобойникова за одежду, не позволяя ему съехать вниз, так как, несмотря на старания держать носилки горизонтально, они все равно сильно наклонялись вперед при спуске. С каждым шагом все труднее было удержать Воскобойникова. Сказывалась усталость. Особенно трудно было шоферу, который не мог ни поменять руки, ни смахнуть пот, струйками стекавший по его лицу. А тут еще соскользнула нога больного и стала задевать за стенку, мешая движению. Врач внутренне напрягся и дал команду остановиться. На промежуточной между этажами площадке процессия задержалась. Одним краем носилки коснулись перил, что помогало удерживать больного, превратившись в дополнительную опору. Проскользнувшая каким-то боком жена Воскобойникова поправила свесившуюся ногу мужа. Вынужденная остановка дала отдых шоферу, который, выпятив вперед губу, каким-то образом умудрился сдуть с носа капельки пота. Он не мог оторвать рук от носилок. Опора на перила помогла ему снять излишнее напряжение. Жена Воскобойникова вновь пошла вперед. Все в полном молчании двинулись дальше, пока не дошли до первого этажа.
Медсестра держала распахнутую входную дверь наготове. Разумовский не удивился, ибо в предыдущую смену, намучившись с верхней защелкой, когда ему пришлось долго возиться со второй половиной двери, которую пришлось открывать, чтобы пронести приобретенный кем-то из жильцов холодильник, он решил не закрывать эту защелку до упора. Сейчас Разумовский лишь подумал, что нет худа без добра. Иначе пришлось бы возиться с защелкой в такой неподходящий момент, когда, быть может, дорога каждая минута. Он только укорил себя за то, что не догадался открыть вторую створку двери раньше, когда поднимался на девятый этаж. Мог бы и предусмотреть. Ну да ладно, что теперь-то сетовать! Как правило, мы всегда умны задним умом. Хорошо, что все обошлось без осложнений.
Последним усилием носилки с Воскобойниковым были втащены в машину скорой помощи. Медсестра поправила откинутую назад голову больного. Жена Воскобойникова приложила к своим глазам женский розовый платочек, обдав всех запахом духов, и села возле мужа. Дверь машины закрылась.
– Большое спасибо вам, – сказал на прощание врач, обращаясь к Разумовскому.
Он с чувством пожал руку и направился в кабину. Шофер вытер пот с лица. Из-подо лба, но уже не так сердито взглянул на Разумовского. Потом посмотрел почему-то в сторону и как бы нехотя пробурчал:
– А за лифтами надо внимательнее смотреть и вовремя чинить. Скорая помощь – это не шутки. А у вас тут непорядок.
Шофер устало махнул рукой и, открыв дверцу машины, стал устраиваться на сиденье поудобнее.
Заверещал мотор, пахнуло бензином. Выехав с тротуара на проезжую часть дороги, машина скорой помощи, набирая скорость и пронзительно завывая, помчалась по улице и вскоре скрылась из глаз, завернув за угол.
Разумовский немного постоял, вдыхая полной грудью холодный воздух. Разгоряченный, с дрожащими руками и подгибающимися коленями, он вдруг почувствовал озноб от налетевшего ветра. Втянул голову в свитер, вошел в коридор и направился к своей комнатушке. Затем, вспомнив что-то, вернулся, надавил одной рукой на створку входной двери, а второй приподнял защелку так, чтобы она вошла в паз, но не до конца. Закрыв за собой дверь, он не спеша пошел по коридору. По привычке взглянул на лифты, отметил красное свечение глазков и, войдя в комнатушку, устало опустился на стул.