«Да, работенка у врачей тяжелая! – подумал он. – Не позавидуешь, если так каждый день, то запросто можно отдать богу душу. Раньше как-то не задумывался над этим. Теперь же на своем горбу испытал, почем фунт лиха. До сих пор чертики пляшут перед глазами. И руки стали словно каменные, налились свинцом. Как же выдержал врач? Богатырем его никак не назовешь. И шоферу тоже досталось. Он ведь шел впереди носилок, и ему, судя по всему, было не сладко. Крепкий мужик. Ничего не скажешь. И поделом он упрекал меня. И хотя в общем-то моей вины вроде бы и нет, все-таки чувствую себя неловко. Стыдно людям в глаза смотреть. И надо же такому случиться! Заболел человек, вызвали скорую помощь, а тут, как назло, оба лифта вышли из строя. И в диспетчерской хороши. Совсем не чешутся!»
Обычно аварийная служба работает четко. Но на этот раз случился какой-то сбой. Поэтому Разумовский еще раз позвонил в диспетчерскую. Услышав в ответ, что механик пять минут назад пошел в третий подъезд, он сокрушенно качал головой и задумался. Потом, стряхнув с себя навалившийся на него дурман, стал ждать механика, который действительно вскоре пришел со своим напарником. Они провозились два часа, прежде чем оба лифта стали плавно двигаться в обоих направлениях.
Так было в прошлую смену. Теперь же Разумовский вновь ждал механика, вспоминая минувшие события с щемящим чувством безысходности и одновременно неосознанной глубинной вины, выворачивающей душу наизнанку.
Овощная база
В семь часов утра Прохоров был на ногах. Разогрев чайник, наскоро перекусил, съев два бутерброда с сыром. Натянул на себя с вечера приготовленный свитер, одернул помятые джинсы, специально предназначенные для работы, застегнул молнию теплой куртки и вышел из квартиры. Особенно не спешил, но шел все-таки быстро, так как на дорогу уходило часа полтора. Овощная база была расположена на другом конце города, и Прохоров рассчитывал, что, как обычно, дойдет на метро, сделает пересадку на другую линию, а затем, подождав автобуса, доехав на нем до конечной остановки и прошагав еще минут десять, без четверти девять будет на месте. Дорога накатанная, маршрут за многие годы отработанный. И действительно, около девяти часов он был на территории овощной базы. Через несколько минут стоял перед складом на территории базы, на котором обычно собирались сотрудники научно-исследовательского института.
Вообще-то первая смена работы на базе начиналась вроде бы в восемь часов утра. Но Прохоров не был в этом уверен. Во всяком случае, с годами сложилась такая практика, что раньше девяти часов никто из сотрудников института не приходил. Опыт показал, что пришедший раньше девяти всегда оказывался в дураках. Работники склада сами опаздывали, и часто приходилось стоять и мерзнуть, дожидаясь их. Как-то был случай, когда Прохоров со своими коллегами слонялся по территории овощной базы чуть ли не до одиннадцати часов. Не пришел начальник склада, у которого находились ключи от холодильных камер. Да и потом работы не было. Собрали ломаные ящики, подмели мусор и через час разошлись по домам. После этого Прохоров старался приходить к девяти часам, когда начиналось какое-то оживление среди работников овощной базы.
И на этот раз он оказался едва ли не в одиночестве. На площадке около склада стояли два человека, присланные из какой-то организации. Они что-то обсуждали между собой, вовсю дымя сигаретами. Завидев Прохорова, спросили:
– Это девятый склад?
– Девятый, – ответил Прохоров и тут же в свою очередь спросил: – Первый раз здесь?
– Ну! – невнятно поцедил сквозь зубы тот, что был поменьше ростом. Затем вынул сигарету изо рта и добавил, обращаясь к своему напарнику: – Эх! Я же говорил тебе, Васек. Не надо было тащиться сюда в такую рань. Везде одно и то же. Кому ты тут нужен с утра спозаранку! Они здесь сами дурью маются. А чего им чесаться? Нагонят студентов, пришлют интеллигентов-очкариков. Не жизнь, а лафа!
– Это точно, – глубокомысленно заметил высокий. – Дармовая рабочая сила. Мало будет – еще пришлют. Нас же с тобой, Петруха, вытащили из конторы. Поди, здесь и доктора наук ошиваются. Помнишь кино «Гараж»? Доктор там один разошелся. Его на картошку поставили, а он хлесть – и достает из кармана свою визитку, то бишь карточку со своей фамилией, и аккуратно так кладет в пакет с картошкой. Мол, знай наших, мы тут трудились. Эти профессора такое отчебучить могут! Отсталый народ. Не знают жизни. Их бы в нашу контору, сразу бы поняли, что к чему.
Высокий на минутку умолк, выплевывая докуренную сигарету. Порывшись в карманах, достал смятую пачку, вытащил новую сигарету, прикурил и как бы нехотя добавил:
– Ты прав, Петруха. Маху мы дали. Можно было загорать в общаге. Придавили бы часок-другой. Да ведь кто знал, что так быстро доскочим до этой базы. Ладно. Впредь умнее будем. Впрочем, не горюй. Денежки идут. По среднему все равно получим. Стой себе потихоньку и смоли. Не вкалывать же ты сюда пришел. Мы не профессора, с нас много не возьмешь. Где сядешь, там и слезешь. Подвернулась бы непыльная работенка, и ладушки. Все путем. Время идет. Глядишь, и обед не за горами. Пошамкаем, и пузо кверху. Не бей лежачего. Так что, Петруха, держи хвост пистолетом.
– Точно, Васек. Хорошо стоим. Так бы всю смену. А еще лучше завалиться куда-нибудь и вздремнуть минут шестьдесят. Башка трещит после вчерашнего. Просто жуть. Здорово врезали. Надрались, что надо. Я прилично забалдел. Даже не помню, куда Верка делась. Слиняла видно. Вот стерва!
– Разве так забалдеешь! Досталось-то с гулькин нос. А ты, брат, после второго стакана вроде бы отрубился. Мы же еще посидели, покайфовали. Правда, калган тоже трещит. Сбегать бы куда, да ведь закрыто. Не грех бы пропустить по стопарику. Может быть, у местных работяг разживемся. У меня где-то десятка завалялась.
– Не трави, Васек, душу. И так муторно. Дотянуть бы до перекусончика! А пока завалиться бы все же в какой-нибудь закуток.
– Знаю, куда ты не прочь завалиться. Вот придет сейчас пухленькая бабёнка со склада, и тогда подваливай к ней. Глядишь, и перекантуемся.
Высокий глубоко затянулся, покусывая сигарету, и они с Петрухой стали вспоминать, как вчера после работы закадрили двух тёлок. Перемешивая свою речь словечками, не содержащимися в словаре Даля, они над чем-то загоготали, выпуская сизоватые облака дыма и смачно сплевывая на настил.
Прохоров отошел в сторону и стал ждать своих. Постепенно около склада собирались люди. Вынесли журнал, в который обычно пришедшие на работу вписывали свои фамилии. Кто-то потянулся за ручкой. Прохоров подождал, еще раз окинул взглядом пространство возле склада и, не обнаружив своих коллег, решил расписаться в журнале. Написав название научно-исследовательского института и подчеркнув жирной линией, он поставил свою фамилию под номером один, а затем, немного подумав, написал еще несколько номеров подряд.
– Нужны женщины и двое мужчин, – обратилась к собравшимся вышедшая из дверей склада пожилая работница базы. Она была в серой, с грязными пятнами фуфайке, разорванной на рукаве.
– Что делать? – спросила одна из пришедших, в вязаной шапочке, элегантно облегающей фигуру импортной куртке и зеленоватых в полоску брюках, заправленных в модные высокие, хотя далеко не новые сапоги.
– Пойдем фасовать лук.
– Это можно, – заметила вязаная шапочка и, обратившись к стоящим рядом подругам, добавила: – А что, девочки, пошли! Все равно стоять холодно. Поговорить и там сможем. Лишь бы лук не был гнилым, а то наплачемся, да и запашок будет еще тот.
Нашлись и двое мужчин, которые с охотой присоединились к группе женщин. Пожилая работница базы отобрала одиннадцать человек, и они пошли вглубь склада. Остальные двадцать человек остались стоять у дверей. Разбившиеся на небольшие группы, они переговаривались межу собой, покуривали и не проявляли ни малейшей заинтересованности скорее получить работу. Большинство из них знало, что как бы усердно они ни трудились, их вряд ли отпустят раньше положенного времени. Поэтому не имело никакого смысла самим напрашиваться на какой-либо труд. Тем более что сами работники базы отнюдь не стремились показать пример в этом отношении. Многие из них слонялись без дела, ожидая того момента, когда временных работников расставят по местам.
Прохоров решил дождаться своих коллег по научно-исследовательскому институту. Должны были подойти еще несколько человек из его отдела. И действительно, вскоре подошли трое – Белявский Николай Сергеевич, Крылов Володя и Логинов Вадим. Первый из них был доктором наук, второй – кандидатом наук, третий – младшим научным сотрудником без степени. Все работали в одном секторе вместе с Прохоровым. Чуть позднее подошел четвертый – старший научный сотрудник Борисов, недавно влившийся в коллектив и пока никак не проявивший себя на работе. Во всяком случае, Прохоров почти не знал его, так как тот был зачислен в штат другого сектора. На заседаниях отдела его почему-то никогда не было. Поговаривали, что он является племянником какого-то высокопоставленного лица. Штатная единица на него была спущена непосредственно из дирекции института.
– Здравствуйте, Николай Сергеевич, – поздоровался Прохоров со вновь прибывшими. – Володя, привет! Здорово, Вадим! Запишитесь в журнал. Я там оставил место.
– Еще не приглашают работать? – с некоторым хрипом в голосе спросил Крылов.
– Уже распределяют, ответил Прохоров. – А ты что, простудился?
– Есть немного. Вчера вечером прихватило горло.
– Так зачем же Вы вышли на базу? – недоуменно спросил Николай Сергеевич. – Надо было остаться дома.
– Не хотелось подводить секретаря. Он и так с большим трудом уговорил людей поехать на базу. Рассчитывали на шесть человек, а записались только четверо. В прошлый раз мы тоже не добрали полагавшееся нам количество выходов на базу. Кто в командировке, кто болен. А некоторых разве сагитируешь! Вот и приходится выручать. Если уж члены партбюро не откликнутся, то что можно ожидать от других сотрудников!