Токарь похрустел шеей, поправил штаны между ног и поднялся с кровати.
В номере стояла духота. Солнце, раскалив стены гостиницы, выпаривало в номерах остатки кислорода. Иссушая глотку, с трудом проглатывался асбестовый воздух. Его нужно запивать, как сладкую вату, иначе он застревал в горле, не доходил до легких. И лучше пивом. Ледяным.
Токарь вытер пот со лба о подушку.
По тому, сколько Нина взяла с собой в душ всякого барахла, было ясно, что она еще не скоро закончит. Оно и к лучшему. Сейчас Токарь не желал ее видеть. Он хотел избить ее. И целовать ее тоже хотел. Но больше все-таки избить. Или нет? Твою мать! Она сносит ему крышу! Еще эта гребаная жара. Нужно было срочно охладить мозги глотком холодного пива.
Взяв сигареты и сунув «Зиппо» в карман, Токарь вышел из номера.
Напротив гостиницы стоял крохотный деревенский магазинчик. Токарь заметил его, когда они с Ниной сюда приехали. Само собой, холодное пиво найдется и в баре первого этажа этой помойки, но Токарь решил немного прогуляться, размять ноги. И вообще, правильно Винстон говорил: стоило осмотреть сцену театра скорых боевых действий.
В магазине Токарь купил жестяную банку «Туборга» и пачку арахиса. Закурив, неспешно вернулся к мотелю. Плюхнулся за уличный столик. Еще раз, но уже не так внимательно, как до этого, оглядел людей и машины вокруг. Какой-то старик лет семидесяти растерянно курил перед открытым капотом ржавой в круг «Тойоты калдины» года девяностого. Двое мальков, споря и чуть ли не плача, тянули из рук друг друга планшет, пока не уронили его прямехонько на камень экраном. Мальки замерли, побледнев от страха, и покосились на толстую, неопрятного вида молодую женщину, сидящую за столиком недалеко от Токаря. Токарь по-доброму хмыкнул. «Сейчас вы получите по задам, держитесь». Мамаша, кудахча, как курица, грузно поднялась со стула и, размахивая руками, подошла к детям.
– У, балбесы, доигрались! – разглядывая треснувший экран планшета, ругалась женщина на детей.
– А чего он мне не давал?! – плаксиво затянул тот, что помладше.
– Заткнись ты, – так же плаксиво рявкнул в ответ старший, – вообще-то мама его мне дала, понял!
– Она нам обоим дала, чтобы мы вместе мультик смотрели.
– Ты малявка, я твои мультики смотреть не хочу. Мама, скажи ему, чтобы не лез ко мне, а то я ему по башке стукну.
– Это я тебе стукну!
– Ну-ка угомонились, – мамаша с горечью потрогала пальцами трещину на экране, – пока я вам обоим по башке не стукнула. Ох-ох-ох, надолго собаке блин… Идите в номер и сидите там, чтобы я вас не видела и не слышала. Получите вечером от отца.
Братья, продолжая спорить и толкать друг дружку, подбежали к столику мамы, схватили ключи от номера и дернули к гостинице.
Токарь еще раз хмыкнул, открыл пиво и начал думать о завтрашней «акции».
«Дурак, из-за тебя все! – летело от дверей гостиницы. – Не пихайся, это вообще-то не только твой планшет был». – «Да заткнись ты. Эх, папа разозлится. Фиг нам теперь, а не интернет». – «Мда…»
Глава 21
Сосредоточенно, словно минер над бомбой, Винстон ковырял палочками в бумажном контейнере с японской лапшой, пытаясь подцепить ее и донести до рта. Чертова вермишель сползала с палочек и падала обратно в коробку. В конце концов Винстон плюнул, поднес коробку к губам и орудуя палочками, как ковшом, всыпал в себя содержимое. Так-то лучше. Дожевав последнее, он смачно цыкнул и закурил.
Еще раз внимательно посмотрел по сторонам. Всего одна камера. Над входом в ломбард. Но он находится на другой стороне от дома, да и охватывает только сам ломбард. Улица оживленная. Это тоже хорошо. Машину он бросил за три дома отсюда и дошел пешком.
В прошлую среду, когда Винстон еще досиживал последние деньки, Зорин был на смене, значит, сегодня у него должен быть выходной. За годы жизни на одном клочке земли, запрятанном за высоким забором, нетрудно запомнить график работы всех ментов лагеря. Четыре из одиннадцати «ходок» Винстон отбывал в одном и том же лагере – в том самом, в котором трудился на благо страны доблестный оперуполномоченный Зорин В. К. А уж где тот живет, так и вовсе никакой не секрет. Нажираться не нужно было.
Звонить и договариваться о встрече Винстон не хотел. Зорин вряд ли пригласил бы его в гости. Условились бы на какую-нибудь кафешку в центре города или еще где в этом роде. Но и у подъезда сидеть тоже не вариант. Кто его знает, может, он за город уехал или сменами поменялся и сидит сейчас в своем кабинете, стукачей своих – лагерных крыс – выслушивает.
Ох, Зорин, Зорин. Сколько водки вместе выпито. Сколько бабок вместе попилено. Грань давно стерлась. Расслабился. У нас ведь не Колумбия. Да и на дворе давно не девяностые.
Винстон вытащил телефон и посмотрел время. Токарь уже должен добраться до места. А значит, и ему нужно поспешить.
Пролистав скудную записную книжку, он нашел номер Зорина и позвонил.
– Да, говори, – ответил полицейский.
– Доров. Ты где? Разговор есть. По нашей теме. Срочно. Сам знаешь, выходные на носу.
– Дома сижу. Какие-то проблемы?
Винстон поднялся с лавочки и двинулся к первому подъезду. Седьмой этаж. Квартира прямо от лестницы. Это, выходит, двадцать седьмая.
– Да нет, все по плану. Нужно кое-какие нюансы обговорить.
– Понял. Хорошо. Давай через сорок минут на…
– К домофону подойди, – сказал Винстон весело, набирая номер квартиры.
– Что? Ты…
Винстон повесил трубку. Через пару секунд домофон перестал пищать, и подъездная дверь открылась.
Когда Винстон поднялся, Зорин стоял в дверях квартиры. На его лице было недоумение и раздражение.
– Какого хера ты ко мне приперся? И какая сука дала тебе мой адрес?
– Бухать надо меньше, господин полицейский, – с доброй усмешкой сказал Винстон, протягивая руку. – Забыл, как мы с Токарем тебя на плечах тащили из стрипухи? Все такси заблевал, пока дорогу вспомнил до собственного дома. А созваниваться с тобой времени не было. Токарь уже на месте должен быть, меня ждать.
– Мда, – хмыкнул Зорин, пропуская Винстона в квартиру. – Ладно, хрен с ним, проходи.
Они прошли на кухню. Зорин вытащил из морозильника заиндевевшую бутылку водки и поставил на стол.
– Хотя… не хрен тебе бухать. Я от гайцев отмазывать не буду, – сказал он и запихал бутылку обратно.
– В сортир хочу, – сказал Винстон и встал из-за стола. Идя в туалет, он заглянул в гостиную. Никого. – А Лиля где? Сто лет ее не видел.
– За шмотками поехала. Скучно ей дома сидеть, видите ли. На работу устроиться хочет, как Макса в сад отдадим. Ты жрать хочешь?
– Не. Кстати, а он где? Кода мы с тобой последний раз водку жрали, ты еще не был папашкой, хе-хе.
– Так, конечно, ты же на пятак угрелся. В комнате Максимка. Только не говори, что ты ему какую-нибудь плюшевую хрень притащил, тебе это не идет. Хватит любезничать, рассказывай: чего у вас там стряслось?
– Да так, ничего особенного, – ответил Винстон из туалета, нажав локтем на кнопку смыва. «Пальцы» оставлять ни к чему.
Вообще-то Максимке не так часто давали поиграться с планшетом. Всегда приходилось выпрашивать. Мама говорила, что от этого портится зрение и еще мозги. Но в этот раз папа сам предложил ему посмотреть его любимого «Руби и Повелителя Воды».
«Посиди пока у себя, хорошо? К папе пришел друг, и ему нужно поговорить с ним о работе».
Руби только успела спасти Повелителя Воды от кучки мерзких и наглых пчел, как неожиданно дверь в детскую захлопнулась с чудовищным грохотом.
Максимка подпрыгнул на стуле, выронив из рук планшет.
Сквозь матовое стекло двери он видел размытую фигуру отца, спиной закрывающего вход в комнату.
«Ты чего? Крыша поехала?» – говорил папа.
Максимка испуганно таращился на дверь.
«Не дури! Бабок захотел больше? Забирай. Все забирай!»
«Ух ты, класс! Вот это да! – радостно кричала Руби, когда ее взору открылся огромный, поразивший ее воображение мир. – Золотой каньон, я лечу!»
«Сына хотя бы не трогай, тварь. Он твоей рожи не видел, имени не слышал. Ему четыре года…»
Раздался звук, наподобие того, что Максимка слышал, когда гостил в деревне у бабы Таси. Она выносила во двор огромный, тяжелющий ковер и стучала по нему пластмассовой палкой, похожей на теннисную ракетку.
Папа вскрикнул и схватился за грудь.
Затем звук повторился, и в ту же секунду с звенящим грохотом в комнату полетели мелкие осколки и что-то врезалось с фантастической скоростью в противоположную от двери стену, проделав крохотную дырочку в щите Капитана Америки.
Папа быстро сполз по двери на пол, протянув по треснувшему стеклу широкую темно-красную полосу.
Максимка забился под стол, заваленный пластмассовыми игрушками, и, зажмурившись, заткнул уши руками.
Сквозь ладошки он услышал звонок мобильного телефона, а потом незнакомый голос.
«Да!.. я это… неважно, короче. Говори, че хотел… Уже нет… Ты меня задрочить решил? Для особо тупых повторяю в десятый раз: утром буду у тебя. Часов в десять. Мог бы и пораньше, да по ночи ехать не ахти. Удовлетворен?»
Максимка зажмурился крепче, еще сильнее, до звона, заткнул ладошками уши и уже не слышал, как «папин друг» закончил разговор, как он наткнулся в коридоре на вернувшуюся с покупками из бутика маму, как она приглушенно вскрикнула.
И только еще один хлопок, похожий на звук удара бабушкиной пластмассовой палкой по ковру, едва слышно пробился к Максимкиному слуху.
Эскейпизм.
Вряд ли я понимал истинный смысл этого слова до того, как попал сюда.
Это суть жизни любого заключенного, если только он не чувствует себя за решеткой как рыба в воде.
Бегство от окружающей меня действительности помогало сохранять рассудок. Скажу больше: иногда я бывал здесь абсолютно счастлив, без всяких скидок на реалии. Я открыл для себя мир Книг. То есть я хочу сказать, что по-настоящему открыл. Не пытайтесь понять, что это значит, думаю, я не смог бы вам объяснить, даже если бы сильно захотел. Поймите меня правильно, я отнюдь не намекаю на то, что вы не читаете книг (в конце концов, сейчас у вас в руках именно она, и вы скользите взглядом по этим строкам, а следовательно – еще как читаете), я говорю о другом – о глубине погружения в написанное, о силе восприятия. И вот в этом вам ни за что не сравниться с человеком, загнанным в угол тюремной камеры, лишенным всего, закрытым в четырех стенах на пятнадцати квадратных метрах, в окружении людей, разговоры которых невыносимы. Слушать их невозможно. Конечно, не все на моем месте сказали бы вам то же самое. Не последнюю (если не главную) роль играет ваша фантазия, то, насколько богато у вас воображение. Мне в этом вопросе несказанно повезло. Я всегда был мечтателем и фантазером. И в этих стенах Книги превратились для меня в нечто большее, чем средство скоротать время или источник новых знаний. Они буквально уносили меня прочь отсюда.