Окрыленный тем, что Нина слушает его, раскрыв рот, Токарь закончил свое объяснение менторским тоном:
– Это, Нинок, целая философия. Так просто тебе ее не понять.
– Но это же бред, – негромко произнесла Нина.
– Нет, это правда, – нахмурившись, и уже другим, серьезным тоном возразил Токарь.
– Расскажи мне, что сделал тот парень.
– Он сделал то, за что убивают. Это насекомое помочилось в баночку для анализов, а затем – на глазах у всего плаца – выплеснуло все до последней капли в лицо одному из тех, чьей шлюхой оно было. Я думаю, гад и меня бы угнал в гарем, ведь я был первым, кто его «распечатал», но к тому времени я уже освободился. Мне эту историю дружбан мой рассказал, Винстон, который завтра к нам присоединится ненадолго. Он как раз…
– Винстон? – перебила его Нина, удивленно округлив глаза. – Англичанин, что ли?
– Ага, – прыснул Токарь, – прям сэр на всю голову. Слушай, ну че ты вечно все усложняешь? Винстона так зовут из-за его любимых сигарет. Угадаешь, каких?
– А что, – с одобрением сказала Нина, – пожалуй, звучит неплохо. Винстон. Надо было тебе, милый, курить «Марко Поло».
Токарь сложил руки на груди и, задумчиво причмокивая, пристально посмотрел на девушку.
– Тебе не нравится мое имя? – спросил он. – «Винстон», значит, звучит тебе «неплохо», а «Токарь» что, выходит, «плохо», да?
– Да нет же, я вовсе не это имела в виду. Просто пошутила, вот и все.
Какое-то время Токарь продолжал молча смотреть на Нину, а потом, улыбнувшись и сладко, с хрустом потянувшись, сказал:
– Имен мало, а народу в тюрьме… К примеру, нужно тебе маляву отправить дружбану своему, скажем, Андрею, и что? Как его искать? Сколько Андреев сидит? А если ты даже не знаешь, в какой он камере? По имени-отчеству? Маляву менты перехватят, а там: «Андрей Владимирович, отправь мне «по мокрой» пару грамм планчика, мы с пацанами разогнаться хотим…» А снизу еще можно приписку сделать: «Камера номер двадцать один, спрашивает Антон Аркадьевич, такого-то года рождения…». Вот так-то. А ты говоришь «глупость» и «бессмыслица».
– Мда… – задумчиво и совершенно искренне протянула Нина, – я как-то… – она дернула головой и хмыкнула. – А ведь действительно. Мне это и в голову не приходило. – Она еще раз хмыкнула, слегка удивленная своей недогадливости, а потом сказала:
– Ну хорошо. Извини, я тебя перебила. Так что там Винстон?
– Ну так я и говорю. Он тогда этапом проезжал через тот лагерь и видел все собственными глазами. И как животное мочу вылило в лицо бедолаги, и как потом его менты спасали, когда мужики принялись рвать его в клочья.
Токарь расплылся пьяной улыбкой, видимо, вспомнив о том, как ему повезло оказаться на свободе раньше, чем у психа-самоубийцы крыша поехала, а Нина встала из-за стола и принялась ходить по комнате, о чем-то размышляя. Потом остановилась, резко повернула голову к Токарю, смешливо сверкнув газами, достала из сумочки телефон и принялась что-то в нем печатать.
– Кому ты там пишешь? – лениво осведомился Токарь.
– Секунду.
Девушка быстро нажимала пальцами на экран телефона.
– Скажи, каким интернет-ресурсам ты доверяешь?
– Ты о чем?
– Ну, например, «Википедия»? Я всегда пользуюсь ею. Очень удобная штука. Вводишь любое незнакомое слово или понятие и через секунду получаешь развернутый ответ, с картинками, ссылками и всем таким прочим. Я, если признаться, до сих пор не устаю удивляться и радоваться, когда вспоминаю, что еще не так давно ничего такого и в помине не было. Нашим бабушкам и дедушкам, если их интересовал какой-нибудь вопрос, приходилось идти в библиотеку и перелопачивать огромное количество книг в поисках ответа, тратить на это целый день, и еще не факт, что получится найти то, что им нужно. А сейчас любой тупой лентяй может прослыть эрудитом, если только этого захочет. Определенно, с современными возможностями, в частности с интернетом, мы легко можем быть более образованными, чем наши предки. По-моему, это очень здорово. Ну вот, например, вводим понятие «гомосексуализм», и вуаля! Получаем точное определение.
Токарь посмотрел на Нину, и улыбка его сделалась еще шире.
– Я тебе и без всякой «Википедии» скажу, кто такие пидорасы.
И пока он произносил это, до него дошло, к чему клонила Нина. Уголки губ, поднятые до ушей, теперь поползли вниз и остановились чуть ли не у самого подбородка, исказив лицо Токаря гримасой ненависти и злости.
– Нет-нет, погоди, – весело отмахнулась Нина. Она оторвалась от телефона, взглянула на Токаря и, будто не заметив перемены в выражении его лица, продолжила как ни в чем не бывало. – Давай лучше прочитаем. Та-ак… впервые это слово было употреблено на немецком языке, бла-бла-бла… – пропустив ненужное, пролистала текст ниже, – ага, вот: термин «гомосексуалист» используют для обозначения людей, испытывающих половое влечение к лицам одного с ним пола, – Нина еще раз крутанула текстовую ленту, – …предпочтение представителей своего пола в качестве сексуального партнера.
Отложив телефон, она уставилась на Токаря с таким лицом, будто спрашивала: «Ну, милый, что ты на это скажешь?»
На мгновение на втором этаже в четвертом номере придорожного мотеля, что стоит на двести пятидесятом километре трассы М34, повисла тишина. Но уже в следующую секунду Токарь яростно завопил: «Ты че буровишь?!» и вскочил с кресла, едва его не опрокинув. Вслед за ним резко поднялась со своего места и Нина, смело вскинула подбородок, и когда Токарь в один прыжок подлетел к ней, процедила сквозь зубы:
– Не вздумай меня…
Она не договорила.
Точным, коротким ударом в лицо Токарь сбил ее с ног. Нина упала на пол. Из рассеченных губ заструилась кровь, моментально окрасив ворот светлой футболки в алый цвет. Девушка повертела глазами из стороны в строну, пытаясь оклематься, после чего несколько раз встряхнула головой, оглядела одежду и спокойно заметила себе под нос:
– Ну вот. Это были последние чистые вещи.
Думаю, вы догадались, о ком рассказывал Токарь перед тем, как глупышка Нина решила в очередной раз поиграться с огнем? Да, это я, тот самый ничтожный смерд, который облил мочой своего повелителя.
И теперь я собираюсь воткнуть в себя огромный гвоздь.
А что еще мне остается? Токарь все правильно объяснил Нине: несерьезные раны мне могут залатать и в местной санчасти. Я должен находиться на грани жизни и смерти – вот тогда меня увезут «на больничку» в срочном порядке. Мне кажется, здоровенный гвоздь в легком – это достаточно серьезно.
Почему я выбрал именно этот вариант? А какой еще? Ну правда, какой? Перерезать себе вены? Вот что я вам на это скажу: фигня. Фигня полная. Прыщ на заднице – и тот в сто раз опаснее для жизни, чем порезанные вены. Люди здесь «вскрываются» по поводу и без, в знак протеста и с искренним желанием сдохнуть, шутки ради и от отчаяния. И ни один еще не умер, насколько я помню.
У меня вообще сложилось впечатление, что от этого невозможно умереть.
Я знал одного парня. Выпускник МГУ, работал в какой-то там московской газете. Его посадили за торговлю спайсами. Назовем его Андреем (между нами – это его настоящее имя). Так вот, он три недели копил таблетки, которые ежедневно получал в медицинском кабинете следственного изолятора, а потом разом все их сожрал. Очнулся он через двое суток. Все его тело с головы до ног было покрыто зеленкой и лейкопластырями. Когда он спросил, что произошло, ему ответили, что он пытался себя убить. Андрей этого не помнил, но помнил его сокамерник Олег (чисто вымышленное имя, просто я в упор не помню, как его звали). Олег не видел, как Андрей обожрался таблеток, зато он прекрасно видел, что было дальше: бывший журналист разобрал одноразовый бритвенный станок, достал лезвие и стал кромсать себя им как попало: по ногам, рукам, шее, животу. На одном только запястье левой руки он сделал двенадцать порезов. Всю камеру залил кровью.
И лег спать.
Нет, это мне не подходит.
Таблетки? Ну, сделают мне промывание, и дело с концом. Да и нет у меня с собой никаких таблеток.
Еще можно «крестов» наглотаться. Берешь пару небольших гвоздей, связываешь их ниткой крест-накрест и проглатываешь. Но, во-первых, эта мысль только сейчас пришла мне на ум, поэтому «креста» у меня с собой нет, и сделать мне его не из чего. А во-вторых, подобный план ничем не лучше моего; такой же безумный и опасный. Потом, опять же, пока рентген (на слово они ведь мне не поверят), а это – время. А у меня его нет. Мне надо валить отсюда.
Что еще? Петля? Не-а. Получится либо наглухо, либо откачают на месте. Да и какая, в сущности, разница – гвоздь в легкое, таблетки или петля на шею. Главное – результат. А результат должен быть такой: я практически убиваю себя, и местное начальство экстренно этапирует меня в больничный лагерь.
Такие дела.
Расстегиваем рубашку… Упираем гвоздь в тело… чуть ниже… так… прекрасно. Нужно нащупать зазор между ребрами. Это не совсем легко. Черт его знает, в ребро бы не попасть.
Я давлю пальцем. Не очень-то и сильно, но чувствую, как легкая боль растекается по всей левой стороне грудины. Что же я тогда должен почувствовать, когда воткну гвоздь? Ох, блин.
Ладно.
Теперь осталось только шарахнуть со всей дури ладонью по шляпке.
Раз…
Два…
Вы еще здесь? Уходите. Нечего вам на это смотреть.
Три…
Глава 25
Поднявшись с пола, Нина спокойно подошла к столу и, достав из пачки сигарету, сказала будничным голосом:
– Подай зажигалку. Я свою где-то потеряла.
Лицо ее не выражало никаких эмоций. Нельзя было сказать, что она сейчас испытывала. Но это говорило Токарю, пожалуй, больше, чем если бы Нина расплакалась, устроила истерику или набросилась на него с кулаками.
Токарь понимал, что в этот раз он явно перегнул палку. Вряд ли такое сойдет ему с рук. Сходило, и не раз сходило. Только не теперь. Кто были те девки, которым прилетало от него? Шалавы. Дешевки, привыкшие к такому обращению. Они, конечно, Нине не ровня, нечего и сравнивать.