Пакетик с наркотиком выпал из ее руки на пол. Девушка прижалась грудью к Токарю, и он почувствовал, как вздымается и опускается ее грудь.
– Ты моя судьба, – шептала Нина, крепче обняв Токаря. – Нас не могут поймать. Не сейчас, не сейчас.
Токаревский телефон коротко звякнул. На экране высветилось сообщение от Винстона. «Подъезжаю. Жди и не дергайся».
– Скоро все закончится, – сказал он, прочитав сообщение, – скоро мы увидим это сраное Черное море. Нет, мы увидим другое море, мы увидим океан. Поедем на Кубу. Хочешь на Кубу?
– Если ты будешь со мной.
– Буду, моя девочка, буду, куда я от тебя денусь.
Нина подняла пакетик с порошком и кинула лукаво-вопросительный взгляд на Токаря.
– Осторожней, солнышко, – улыбнулся он, – это три девятки. Одного грамма хватит, чтобы прикончить парочку таких девочек, как ты.
Нина медленно сняла футболку с Токаря, раскрыла пакетик и высыпала часть содержимого на его грудь. Облизнула палец, макнула кончиком в порошок, сунула в рот. Токарь повторил ее действия, но более умело. Он смочил слюной три пальца и неторопливо втер прилипшую к ним белую смесь в десны.
Они вновь поцеловались. Нежно. Сладко. Токарь наслаждался соком ее пышных губ, как провинциальный сомелье, которому посчастливилось испить бокал Шато Мутон-Ротшильд.
И как в прошлый раз, когда они ехали в машине к злополучной гостинице, Нина начала опускать голову все ниже, целуя грудь, соски, живот, пока ее голова не оказалась на уровне его бедер. И как в прошлый раз, она немного приспустила его спортивные штаны.
– Какого хера ты опять делаешь? – спросил Токарь ровным, даже пустым голосом.
– А что я опять делаю, милый?
Токарь слабо ухмыльнулся.
– Со мной в лагере цыган один сидел…
– Опять цыган? – Нина вытащила его член из штанов и осторожно сжала в кулаке.
– Да, их там до жопы много. Барыга еще тот. Но ему за это не доказали, поэтому жил он среди порядочных пацанов. – Токарь собрал на палец еще порошка со своей груди и слизал. – Так вот. Освободившись, он вернулся в свой родной табор. А был он, надо сказать, очень уважаемым человеком…
Он оборвал фразу на середине и блаженно замычал: Нина сделала то, что хотела сделать еще в прошлый раз; то, о чем Токарь мечтал, но не мог допустить в силу своих убеждений. Она взяла его член в рот.
Он почувствовал теплоту ее языка, и вожделенное наслаждение захлестнуло его. Девушка делала минет столь умело, что иллюзии Токаря по поводу девственности ее рта рассыпались, как пирамида из пустых пивных банок.
– Огромная семья, – продолжил он с придыханием, – дети, внуки. И все, все без исключения относились к нему как к вожаку. Барон, одним словом. Ну и, значит, собирает он весь свой шалман и сообщает им радостную новость: дескать, решил я жениться на старость лет, вот, знакомьтесь, моя невеста, прошу любить и жаловать.
Голова Нины ходила вниз и вверх, то ускоряясь, то почти останавливаясь, когда голос Токаря начинал дрожать, а его член становился еще тверже. Она не хотела, чтобы он кончил так скоро.
– Короче, расписались они. И первое время все у них было замечательно, старик просто летал от счастья. Пока кто-то из его близких каким-то хреном не узнал, что женушка его уже была раньше замужем. Да и хуй бы с ним. Но выяснилось, что своему бывшему мужу она – вот как ты сейчас – полировала болт до такого блеска, что тот, наверное, мог ослепить на солнце.
С закрытыми глазами, откинув голову назад, Токарь собрал остатки героина с груди. Он не стал втирать его в десны, просто проглотил. И даже горечи не заметил.
– Когда барону об этом рассказали, ни у кого сомнений не было, что он вышвырнет ее вон, перед этим отмудохав как следует. В принципе, ничего страшного не произошло, ведь он не знал, что его дорогая половинка – членососка. По незнанке не канает. Но этот тупой олень послал всех к черту! Понятное дело, после такого его на хрен выгнали из табора. Понимаешь? Понимаешь, сосалка ты гребаная?
Нина заглотила член целиком, поборов рвотные спазмы.
– Через пару лет его снова посадили. Все в тюрьме, разумеется, знали, с кем он жил на воле. Его определили в гарем. Он заполоскался, среди людей ему не место. Так он и сдох на зоне, под сраку лет ползая на корячках с тряпкой в руках, оттирая дерьмо в туалетах. И никто, ни один из его семьи не пришел в морг за его вонючим телом.
Токарь часто задышал. Сжал кулаки. Живот его напрягся. Но Нина снова замедлила движения.
– Мне эту историю рассказал его старший сын. Бывший сын, как он всегда добавлял.
Токарь нащупал за поясом пистолет; вытащил; медленно приставил к голове Нины. Девушка сладострастно застонала и ускорилась. Она заглатывала его плоть очень аккуратно: Токарь ни разу не почувствовал ее зубов, только приятное тепло языка и щек.
– И я… я тоже должен вышвырнуть тебя.
Палец его на курке. «Я разнесу ее блядские мозги по стенке», – серьезно подумал он и взвел курок. Где-то на задворках отравленного героином сознания мелькнула мысль, что с головой Нины не все в порядке: пистолет упирался ей в голову, она видела, на что Токарь способен, но даже ухом не повела. Либо ей все это кажется игрой, либо ей наплевать на свою жизнь.
– Должен тебя вышвырнуть. Но, п-ф-ф… – Токарь откинул голову назад и мелко захихикал, так, словно удивлялся самому себе, не мог поверить в то, что собирается сказать. – Я не могу-у этого сде-а-ла-ать, – произнес он нараспев.
Потом он вновь напрягся всем телом; перестал дышать; ему показалось, что и сердце его остановилось. Только в этот раз девушка не стала сбавлять обороты. Напротив, она задвигала головой интенсивней, помогая себе руками. Токарь взял ее за подбородок и легонько попробовал отстранить голову в сторону, но Нина продолжала делать минет.
– Я… сейчас… кончу.
Сперма ударила в ее рот. У Токаря было ощущение, что Нина сейчас захлебнется, настолько мощным, казалось, было его извержение. Нина глотала, всасывая головку, словно трубочку для коктейлей. Она приняла все, до последней капли, и только после этого выпустила обмякший член из своего рта.
Токарь завалился на диван. Он глубоко дышал; руки и ноги его подрагивали. Он думал, что лучше, чем было прошлой ночью, уже быть не могло. Но оказалось, что он ошибался: наслаждение, испытанное им только что, превосходило все прошлые оргазмы в его жизни, даже если их помножить.
Вставая на ноги, Нина поморщилась от боли в ягодицах. Вытащила сигарету, взяла с печки коробок спичек и закурила.
Токарь открыл сонные глаза.
– Бегом иди отмывать свой рот, – голос его звучал утробно. – Я сказал бегом!
– Мне не хочется никуда идти.
– Прошу тебя, не сейчас. Только не сейчас. Оставь свои закидоны и исчезни с моих глаз. Иди отмойся. Иначе я убью тебя, – умоляюще говорил он, и было видно, что это не шутка.
– А разве вода поможет мне отмыться?
– Вали! – заорал Токарь не своим голосом. – Пожалуйста. Я убью тебя, сука!
Послышалось испуганное завывание Марины из соседней комнаты.
Впервые за все время с их встречи Нина действительно испугалась по-настоящему. Она побледнела и медленно, стараясь не делать резких движений, словно перед ней лежала готовая к броску кобра, попятилась к выходу.
– Токарь, послушай. Успокойся, слышишь. Я пошла умываться, а ты постарайся взять себя в руки.
Она нащупала дверную ручку и вышла спиной из комнаты.
Все это время Токарь сжимал пистолет, судорожно целясь Нине между глаз.
Когда девушка вышла, он вскочил с дивана, схватил ящик с яблоками и зашвырнул его в стену. Марина, перепуганная грохотом и криками, зарыдала в голос.
– Завали пасть!
Плач стал тише.
Из кухни доносился звук падающей воды из рукомойника в жестяную раковину.
Токарь стоял посреди комнаты, и спелые, зеленого цвета, кисловатые на вкус яблоки сорта Гренни Смит, упакованные каждое в отдельную белую сеточку, валялись вокруг него на полу.
Задумались ли вы, что такое настоящее унижение?
Когда пьяная компания сопляков шлепнула по заду вашу подружку и вы это молча проглотили, ухватившись за спасительное: «Не связывайся с ними, дорогой, будь умнее, пойдем»? Когда в коем-то веке решили поужинать в дорогом ресторане, но метрдотель вас не пустил, сославшись на отсутствие свободных мест, а на самом деле причина была – и вы это прекрасно поняли по его взгляду – в том, что ваш дешевый костюм не соответствовал уровню заведения?
Если вы думаете, что это оно и есть, то спешу вас разуверить.
Чистое, абсолютное унижение, способное разрушить вас как личность, уничтожить, свести с ума – это… радость; благоговейный трепет перед человеком, вызванный лишь тем, что человек этот относится к вам, как к равному, не видит в вас раба. И вот тогда вы ловите себя на мысли, что восхищаетесь им. Стараетесь всячески угодить, лишь бы не расстроить его. Потому что боитесь испортить ваши равные отношения. Боитесь злоупотребить его толерантностью. Вы искренне проникаетесь к нему теплом лишь за то одно, что он не чморит вас; тянетесь к нему, и нет вам дела до того, что он натворил в прошлом, почему оказался в этом месте. А если такой человек сможет зайти еще дальше, перешагнет через закон, рискуя собственным статусом, выкажет вам максимальное доверие, скажем, стрельнет у вас украдкой сигарету – о! тогда он превратится в ваших глазах в полубога. Вы возведете его в ранг святых. Ему больше не нужно будет просить вас о мелких поручениях, вы сами рады служить ему: покупать дорогие сигареты и угощать его; прятать у себя его мобильник, рискуя собственной шкурой; с огромной радостью ставить перед ним мешок с вашей передачкой еще до того, как залезли туда рукой, чтобы он сам мог спокойно и ничем не рискуя угоститься чем пожелает.
Собака, приносящая кость и виляющая хвостом. Чернокожий, целующий руки плантатору, не использующему кнут. Еврей Шиндлера.
С того дня, как вы угодливо стали угощать сигаретами – добросовестно соблюдая правила конспирации – того, кто готов взять их из ваших рук, вы опустились на самую глубину унижения. Так что забудьте и постарайтесь больше не думать о ваших мещанских комплексах.