– Ласты убери, Ромео, – зашипел Винстон. – И заканчивай этот балаган.
– Как вы называете этих людей? – задумавшись, Нина постучала ноготком по подбородку. – Вспоминается что-то из детства, из старых фильмов о тюрьмах. «Опущенные»? Нет-нет, там что-то другое, ты говорил, я помню. Что-то более поэтичное. Ах да! Вспомнила. Сегодня вы называете их «обиженными». Всеобщая гуманизация коснулась и вашего мира. Какая корректность, – она хохотнула, и в печку отправилась следующая пачка. – Вместо грубого и унизительного «опущенный» – толерантное «обиженный»…
Она взяла из сумки последнюю пачку десятидолларовых, и в этот момент дверь с грохотом и треском распахнулась.
– …Но я не дам тебе скатиться на самое дно, милый.
Мужчины ввалились в комнату и замерли на месте.
Нина сидела на полу и спокойно смотрела на них снизу вверх глазами безумца. Понимая, что у нее есть не больше нескольких секунд, она заговорила очень быстро.
– Я знаю, ты уже никогда не отмоешься от моих прикосновений, но еще не поздно уберечь тебя от презренного клейма наркоторговца, которого вы так страшитесь.
– Зачем ты закрыла… – начал Токарь и поперхнулся словами. Он перевел взгляд на раскрытую сумку, затем на пылающую печь, и ему все стало ясно.
– Ты сожгла д… деньги, – мертвым голосом сказал он. Над его ухом раздался оглушительный, отчаянный вопль Винстона.
– Тварь!
Он бросился к печи. Обжигая руки, выгреб оттуда почерневшие, догорающие брикеты.
Токарь и Нина смотрели друг на друга.
– Я спасла твою непорочную арестантскую душу, – девушка вжала голову в плечи и захихикала.
Токарь попятился назад, уперся спиной в стену и, закрыв лицо руками, опустился на пол.
– Что ты наделала? Зачем? Зачем?
– А теперь ты спаси свою Нину.
Медленно, будто в трансе, Винстон поднялся на ноги, не сводя глаз с кучи золы, в которой дотлевали остатки их с Токарем будущего. Затем он так же медленно посмотрел на Нину.
– Сейчас я тебя убью, – сказал он ровным, отрешенным голосом. Пистолет уперся девушке в лицо.
Марина прижалась к стене и жалобно завыла.
И только теперь Токарь вышел из оцепенения. Он забыл о сожженных деньгах, о том, что его будущее сгорело вместе с ними в печи, было уничтожено той, которую он полюбил и которой доверился. Он видел лишь обезумевшее лицо Винстона и его палец на курке пистолета. Еще мгновение, и Нина – предательница Нина, сумасшедшая Нина – умрет. И вот тогда действительно наступит конец. Всему.
Как кобра, он, оттолкнувшись от стены, бросился на Винстона.
– Нет!
Прежде чем Винстон успел нажать на курок, Токарь налетел на него с такой чудовищной силой, что тот впечатался в стену, опрокинув стол и пару стульев. От удара палец его дрогнул. Прогремел выстрел.
Голова Марины дернулась, будто кто-то резко схватил ее за волосы. Пуля угодила ей в переносицу и, пробив голову насквозь, вылетела из затылка. Содержимое черепной коробки причудливой кляксой размазалось по стене за спиной женщины.
Токарь вцепился в руку Винстона, державшую пистолет. Дважды ударил ее о подоконник. Вскрикнув, Винстон выронил оружие и в ту же секунду получил серию быстрых ударов локтем в лицо.
Токарь делал то, что умеет лучше всего на свете. Он избивал.
– Все-все, хватит, – захрипел Винстон.
Токарь разжал пальцы, сжимающие шею друга, подобрал пистолет и сунул его за резинку штанов рядом со своим ТТ.
– Нина, ты в порядке?
Он отвернулся от Винстона лишь на секунду, на одно мгновение, чтобы убедиться, что девушка цела.
– Токарь! – заорала Нина.
Тяжелая ваза из толстого узорчатого стекла, стоящая на подоконнике, с глухим звуком обрушилась на его голову. Комната растворилась в ярком, ослепляющем свете. Ноги Токаря подогнулись. Он рухнул на пол.
«Не трогай ее», – успел он подумать, и сознание его растворилось в темноте.
– Олень, какой же я олень, – ощупав распухшую скулу, Винстон забрал пистолеты у распластанного по полу Токаря. – Я ведь еще когда первый раз сюда приехал, понял, что дело дрянь, – он посмотрел на Нину, страдальчески поморщился. – Ну откуда! Откуда ты взялась, тварь поганая?
Он перешагнул через Токаря и приблизился к девушке так близко, что она почувствовала его гнилостное дыхание.
– Все-таки есть Бог на свете. Он не дал мне пристрелить тебя сразу. Теперь я буду убивать тебя медленно, наслаждаться твоими воплями, сумасшедшая сучка.
Размахнувшись, он ударил Нину в ключицу рукояткой пистолета.
Девушка взвыла.
– В глаза мне смотри!
И Нина смотрела. Она приказывала себе смотреть только в его глаза, только в них, только в них. Но все же, на какое-то мгновение, она отвела взгляд в сторону, скользнула за его спину.
Винстон среагировал моментально. Он крутанулся на сто восемьдесят градусов, одновременно вскидывая руки с пистолетами. Он успел спустить оба курка, когда Токарь вцепился ему в запястья и с размаху врезал лбом в переносицу. Раздался хруст, из носа Винстона побежала кровь, и он, выронив пистолеты, свалился у ног Нины.
– Ты че наделал? – ошарашенно сказал Токарь, глядя, как на его белой футболке начинали проступать красные пятна. – Ты че… наделал, – повторил он.
– Братан, я не хотел, – Винстон растерянно смотрел на друга снизу вверх, – это случайно вышло, я машинально, я ведь не хотел.
А Токарь лишь повторял «ты че наделал», и тон его менялся от обиженно-удивленного до свирепого.
Друзья смотрели друг другу в глаза. Не отводя взгляда, Винстон медленно начал шарить по полу рядом с собой. Он старался нащупать один из пистолетов.
– Убей эту мразь! – вдруг заорала Нина не своим голосом, и тогда Винстон кинулся к пистолету, поднял его, развернулся лицом к Токарю, но тот, подхватив с пола первое, что подвернулось под руку, навалился на него сверху.
Последнее, что увидел в своей жизни Винстон, это осколок разбитой тарелки, вонзившийся ему в правый глаз, и перекошенное гневом, обидой и болью лицо друга.
– Нина, ты как? – Токарь отшвырнул мертвого Винстона в сторону.
– Я в порядке, – отозвалась девушка.
Пошатнувшись, Токарь снова посмотрел на свою футболку. Два красных пятна на его животе стремительно увеличивались в диаметре, затем слились в одну большую кляксу и весь низ футболки окрасился кровью. Он пошатнулся еще раз.
– Ты ранен, – скорее констатировала Нина, чем спросила.
Токарь хотел ухватиться за что-нибудь, но у него не получилось. Он всплеснул руками, попятился назад, запнулся о ноги убитой Марины и с размаху рухнул на спину. Боли он не чувствовал. Вернее, она была какая-то странная, как будто он съел что-то несвежее и теперь живот слегка крутило.
К нему подошла Нина. Присела на корточки.
Токарь посмотрел на нее и решил, что у него начались галлюцинации: перед тем, как весь мир испарился, ему показалось, что рот девушки искривился в глумливой улыбке.
Часть втораяЦвет янтаря
Я делаю свою работу. Делаю ее хорошо. Никто не скажет, что я делаю ее плохо. Нет-нет-нет-нет-нет, никто так не скажет.
Лучше, конечно, с «Доместосом». Жаль, что он не всегда бывает. Ну ничего, можно и таблетками хлорки обойтись. Мы их получаем в санчасти. Одна таблетка на ведро воды. Я две кидаю. Так лучше. Пол блестит как новый. Правда, запах… ноздри разъедает, и глаза слезятся. Но это нестрашно. Главное, пол – хоть ешь с него.
Вот с унитазами посложней. Хлорка, разведенная в воде, – она ведь не густая. Льешь-льешь на стенки, а что толку – сразу же стекает в отверстие. Пробовал толочь таблетку в порошок и сыпать на губку, но на это не хватает времени – отряд уходит в столовую всего на тридцать минут. К их приходу нужно успеть закончить с туалетом.
Нет, с унитазами без «Доместоса» никак. Всегда стараюсь оставлять его хоть немного для них.
В моем отряде самые чистые сортиры. Чего не скажешь об умывальной комнате. Я там не убираюсь. Мне нельзя. Оно и правильно. А как иначе? Там мужики свою посуду моют, чай варят. Кто ж меня туда пустит? Сами и полы моют. Плохо, конечно, моют, так – грязь разводят. Ну да не мое это дело – мужиков судить. Вот так вот, вот так. Хорошо. Еще немного, и можно идти мыть лестницу – здесь я скоро закончу.
Я уже протираю пол насухо, когда входит Токарь со своими дружками.
Я холодею.
С усердием идиота принимаюсь натирать тряпкой одно и то же место, словно хочу проделать там дыру. Может быть, они не полезут ко мне, если увидят насколько сильно я занят работой, м? Да-да, конечно, не станут. Вот, еще за трубой много плесени. Просовываем руку… еще… Господи, да почему я весь не могу пролезть в эту щель?! «Оей, ведьма!» – Токарь обращается ко мне. «Да?» – «Ты тряпку-то брось, когда с тобой люди разговаривают».
Токарь еще не договорил фразу до конца, а я уже выполняю его просьбу. Что ему нужно?! Ну что ему нужно?! Я знаю что.
«Как сам? Нормально все? Чай-курить есть? Ты обращайся, если че надо, не стесняйся». – «Спасибо, все хорошо. Ничего не нужно». – «Ну-ну».
Токарь закуривает сигаретку и, кажется, уже забывает о моем существовании. Компания разговаривает о чем-то своем. Это хорошо, это очень хорошо.
Поднимаю тряпку и продолжаю свою работу…
«Слышь, – наивный я кретин. Никто и не думал оставлять меня в покое. – А ты как в «гареме» вообще оказался?»
«Я… я это…» – тряпку вон из рук. Они не любят повторять дважды. «Да говори как есть, че ты затроил». – «Сосала мне, кхм, это, там одна… а потом мы… это… короче, целовались…»
За многие годы я отвечал на этот вопрос сотни раз, но так и не научился формулировать причину попадания в рабство более внятно.
Токарь говорит: «Понятно», – и я замечаю (я все замечаю), как он подмигивает своим приятелям. Дурной знак. Ну, отвяжитесь от меня, черт бы вас. Я просто мою эти обоссанные полы. А потом еще лестница. На улице весна. Грязи – тьма-тьмущая.
Токарь подходит ко мне. Садится на корточки.
«Слушай… э-э-э… ну а какая разница?» – Подумать только! Ему неловко! Склоняя меня к сексу, он смущается.