– Да они че, совсем оборзели? И это называется «президентский люкс»? Эй! – обратился он к горничной. – Почему тут нет кондиционера?
Женщина распрямилась, выключила пылесос и посмотрела на Токаря. Пожала плечами.
– Я не знаю. Я просто убираюсь тут, и все.
Ее лицо показалось Токарю очень знакомым.
– Марина? – удивленно спросил он. – А ты тут какого черта делаешь?
Женщина торопливо скрутила шнур допотопного пылесоса и засеменила к выходу.
– Стой! – Токарь пошел за ней. – Да подожди ты, чего ты испугалась?
– Оставь ее, – мягко сказала Нина, наливая в бокал со льдом белое вино.
Токарь остановился, взглядом проводил женщину, которая – теперь почему-то он был совершенно уверен в этом – была Мариной, и повернулся к Нине.
– Ерунда какая-то, – сказал он и обомлел от изумления.
Посреди гостиной, сидя вокруг большого стеклянного стола, трое цыган играли партию в «дурака». Они громко что-то говорили друг другу на цыганском и смеялись. Возле ног одного из них – огромного детины с длинными волосами – лежала закрытая коробка пиццы.
– Как вы сюда попали, уроды? Что вообще тут происходит? – Токарь приблизился к ним, навис над головами. – Пошли на хрен отсюда!
Но игроки не обращали на него никакого внимания, словно его тут и не было. Тогда Токарь смахнул со стола колоду карт и схватил патлатого за волосы.
– Отвечайте, суки!
От волос пальцы его намокли, сделались липкими. Токарь недоуменно посмотрел на ладонь. Она была в крови.
– Не ругайтися, – сказал здоровяк с каким-то идиотским, как показалось Токарю, наигранным акцентом, – ми обслуживания в номерах, ми принесли вам обед.
– Да-да, – закивали товарищи здоровяка, и в знак доказательства один из них протянул Токарю коробку с изображением треугольника пиццы.
Токарь раскрыл коробку. Внутри лежало несколько зеленых яблок, посыпанных белым порошком, словно пирог – сахарной пудрой.
Он швырнул коробку в стену.
– Валите из нашего номера, тупые ублюдки!
Цыгане замахали руками, затараторили наперебой на своем языке, и по всему было видно, что уходить они не собираются.
Токарь решил вышвырнуть их силой, но как только он попытался ухватить одного из них, чтобы это сделать, рука его соскользнула. Кровь покрывала тела цыган с головы до ног тонким слоем, будто жиром. Они выскальзывали из рук, как живые, только что пойманные рыбины.
Цыгане галдели, перекрикивая друг друга, тыкали пальцами на коробку с яблоками, на карты в своих руках, на Токаря, и в эту чудовищную какофонию вплелся звонкий смех Нины. Она с ногами забралась на диван с шенилловой обивкой и, потягивая вино, весело наблюдала за происходящим.
Токарь попятился от стола к выходу из номера. Во рту его пересохло. Невыносимо сильно захотелось пить. Все тело покрылось противным липким потом. Он схватил вазу с красными розами, которая стояла на мраморной тумбе возле гардероба. Открыв рот, опрокинул ее над головой. Вместо воды на язык посыпались сухие листья цветов и еще какая-то пыль. Токарь закашлялся и бросил вазу на пол.
– Внизу есть прекрасный бассейн, – смеясь, сказала Нина.
Не помня себя, Токарь выбежал из номера. Спустился по лестнице на первый этаж. Выбежал на улицу. Увидел бассейн внутри парковой зоны гостиницы. Жажда душила его. Он скинул халат и с разбегу прыгнул в прохладную воду, ничуть не смущаясь того, что под халатом на нем не было даже трусов. Отдыхающие смотрели на него с нескрываемым удивлением. Он жадно глотал воду, опускаясь на дно бассейна, но жажда не унималась. Токарь понял, что задыхается. Оттолкнувшись от дна, он устремился наверх, к поверхности бассейна. Но как бы быстро он ни работал ногами, всплыть ему так и не удавалось. Он видел солнце сквозь прозрачную воду, видел надувной круг-уточку на поверхности бассейна, вероятно, забытую кем-то из детей. Он почти мог дотянуться до нее рукой, но сколько бы он ни поднимался от дна бассейна, он не мог преодолеть эти проклятые оставшиеся полметра.
У Токаря потемнело в глазах. Ему нужен был воздух. Он посмотрел вниз и не увидел дна, хотя глубина бассейна вряд ли превышала пару метров. Под ним была чернота глубин океана.
Терпеть больше не было сил. Широко раскрыв рот, он вдохнул полной грудью. Вода заполнила его легкие. Он вдохнул еще раз и зашелся кашлем.
Глава 2
Токаря вырвало кровью.
Он разлепил веки и беспомощно посмотрел по сторонам.
Он сидел на полу, прижавшись спиной к печи, на том месте, где была привязана Марина. Сама же Марина, накрытая простыней, лежала на диване. Токарь не видел ее лица, но догадаться, что это именно она, было совсем несложно, потому как второго из двух убитых Токарь видел перед собой. Винстон лежал около него, ровно на том месте, куда он его отшвырнул. Единственный глаз удивленно таращился в одну точку на потолке.
Нина сидела за столом. Перед ней стояла бутылка коньяка «Бисквит», почти полная. В руках девушка держала бутерброд с колбасой. Глядя на зашторенное окно, она неторопливо откусывала от бутерброда небольшими кусочками и запивала коньяком.
– Ни… Нина, – позвал ее Токарь. В горле что-то заклокотало, он закашлялся. Изо рта вырвался сгусток темной крови.
Нина встрепенулась.
– Ой, милый, ты очнулся! – она быстро запихала в себя остатки бутерброда. – Наканефто, – радостно сказала с набитым ртом. – Ну и беспорядок вы тут устроили, ужаф. Ты только глянь. Ох уж мне эти брутальные альфа-самцы. А убираться, конечно, всегда нам приходится, вашим женщинам.
– Нинок, мне, по ходу, врач нужен, – Токарь оттянул ворот футболки и посмотрел на свои раны. «Скверно, очень скверно», – подумал он, глядя на две небольшие дырочки в животе, из которых толчками вытекала кровь.
Он попробовал встать, приподнялся на руках и, застонав, свалился обратно: боль, совершенно невыносимая, пронзила его живот, словно кишки накручивали на раскаленный докрасна стальной вертел.
Нина взволнованно посмотрела на него.
– Боже, я надеюсь, ты не подумал, что я сержусь на тебя за этот бардак, нет?
Забыв о боли, Токарь изумленно вытаращился на девушку в надежде, что ему послышалось.
– Что?
– Я говорю, что не сержусь на тебя за то, что вы тут устроили, не думай, будто я какая-то там белоручка, я все уберу, а ты отдыхай. Впрочем, – она погрустнела, – кому это теперь нужно?
– Какая уборка, Нина? Ты рехнулась?! Че ты несешь?.. кхе-кхе… мне к доктору надо, ты не видишь, что ли? Тут, кажись, все очень плохо.
Нина глотнула коньяк из бутылки, поморщилась и встала из-за стола.
– Пока ты спал… ну, то есть пока ты был без сознания, я тут похозяйничала немного у Марины на кухне и смотри, что нашла, – она продемонстрировала Токарю бутылку. – Па-дам! Это настоящий французский коньяк восьмилетней выдержки. Представляешь!
Токарь ощутил смутное чувство страха и брезгливого отвращения, какое люди испытывают при виде душевнобольного. Даже сквозь пелену полуобморочного состояния он понимал, что перед ним была новая, совершенно незнакомая ему Нина.
И это было понятно не только по ее странному поведению, по тому, что она говорила, но и по всему ее виду. По глазам. В них искрилось безумие. Но сильнее всего безумие девушки выдавала легкомысленная интонация, с какой она говорила всю эту пустую ерунду.
– Где моя труба? Нина, дай мне мою трубу. Я позвоню одному своему корешу, он хирург, – невидимый вертел резко провернулся, заставив Токаря сложиться пополам от боли. – М-м-м-м… – пот крупными каплями сбегал по его лицу. – Он не станет звонить ментам, дай… дай телефон…
– Вот откуда? Откуда, спрашивается, у Марины может быть дорогой коньяк? Водка там, самогон или простенькое винишко, это я понимаю, но бутылка «Бисквита», – она хохотнула с веселым изумлением, – это просто чудо, я…
– Ты спятила, что ли?! – собрав последние силы, крикнул Токарь. Его вновь засасывало в черную бездну беспамятства. Он встряхнул головой, сплюнул сгусток бордовой пенящейся крови и обессиленно откинулся головой на печку.
Нина умолкла. Она смотрела на Токаря глазами обиженного ребенка, на которого накричали ни за что ни про что суровые родители.
– У тебя крышка поехала? – слабо сказал Токарь. – Я, блять, кровью истекаю. У меня в животе две пули. Я могу кишки свои пальцем потрогать. Что с тобой, твою мать?!
– Я просто подумала, что тебя это тоже обрадует, поднимет настроение, – она поджала губы, стараясь не разреветься от обиды, – ну и ладно, – плюхнулась на диван, щелкнула пультом от телевизора и, нахмурившись, принялась беспрерывно листать каналы.
Токарь не верил своим глазам.
– Ты че делаешь? Ты… ты собираешься смотреть телик?
В ответ Нина фыркнула:
– Я с тобой не разговариваю.
«Она не играет, – в полном изумлении понял Токарь, – она действительно не в себе!»
Страх комом застрял в его горле.
Смерти он не боялся. Он видел ее множество раз и сам бывал на волосок от костлявой. «Меня смерть поссать отпустила», – любил он повторять без всякой рисовки. Он прекрасно осознавал, что до глубоких морщин вряд ли дотянет с его-то биографией, и принимал этот факт с пренебрежительным спокойствием.
Умирать не хотелось. Хотелось жить. Но раз кости выпали таким образом… что ж, пусть так. И все же пробирал кожу мороз и волосы шевелились на его голове: перед ним была сумасшедшая.
Психов он много повидал. Не раз бывал свидетелем, как сходили с ума за считаные недели. Задавленные тюремным сроком, издевательствами, побоями и унижениями, слабаки частенько слетали с катушек. Их психика не выдерживала. Наблюдать за такими – сплошное удовольствие. Они развлекают своими полоумными историями и идиотскими поступками. Например, ищут в миске с жидкой кашей ключ от центральных ворот лагеря. Или накидывают на себя серое тюремное одеяло и становятся невидимыми.
В этот раз Токарю было совсем не до веселья.
Он снова попытался встать. На этот раз решил подняться на ноги во что бы то ни стало. Превозмогая чудовищную боль, оттолкнулся руками от пола. Вертел откликнулся на это моментально, сделав несколько оборотов, намотал на себя потроха Токаря, как спагетти на вилку. Кровь побежала вверх по пищеводу, к горлу, вырвалась через ноздри и рот. Токарь поперхнулся, закашлялся. В глазах помутнело. Комната поплыла, унося все безумие этой ночи за пределы его сознания.