– Вот он, удар, которого я ждал. Ах, проклятый! Он атакует меня через нее… Но как он узнал? Ну нет, он не знает… Вот уже второй раз он пускается в авантюру… и все ради Женевьевы, потому что влюбился в нее… О нет, ни за что! Послушай, Виктория… Ты уверена, что она не любит его?.. Однако я теряю голову! Спокойно… спокойно… мне надо подумать… сейчас не время…
Он взглянул на часы.
– Тридцать пять минут второго… еще есть время… Глупец! Время для чего? Разве я знаю, где она?
Как безумный, Сернин ходил взад-вперед, и его старая кормилица, казалось, была поражена, увидев его настолько взволнованным и не вполне владеющим собой.
– В конце концов, – сказала она, – нет доказательств тому, что она не почувствовала ловушки и в последний момент не…
– Где она могла бы быть?
– Я не знаю… может, у госпожи Кессельбах…
– Верно… верно… ты права, – воскликнул он, озаренный внезапной надеждой.
И бегом бросился к пансиону.
По дороге возле двери он встретил братьев Дудвиль, входивших к консьержке, из каморки которой открывался вид на дорогу, что позволяло наблюдать за подходами к «Глициниям». Не останавливаясь, князь направился прямо к флигелю Императрицы, позвал Сюзанну и велел проводить его к госпоже Кессельбах.
– Женевьева? – спросил он.
– Женевьева?
– Да, она не приходила?
– Нет, вот уже несколько дней.
– Но ведь она должна прийти, не так ли?
– Вы думаете?
– Я в этом уверен. Куда же ей еще пойти? Вспомните?..
– Сколько бы я ни припоминала, уверяю вас, мы с Женевьевой не собирались встречаться.
И, вдруг испугавшись, добавила:
– Вы тревожитесь? С Женевьевой ничего не случилось?
– Нет, ничего.
Он уже уходил. Его осенила одна мысль. А что, если Альтенхайма не было на вилле «Глицинии»? Если время встречи изменилось?
«Надо увидеться с ним… – говорил он себе, – просто необходимо, любой ценой».
И он бросился бежать, ни на что не обращая внимания. Однако перед привратницкой мгновенно вновь обрел хладнокровие: он увидел помощника начальника Уголовной полиции, который разговаривал в саду с братьями Дудвиль. Если бы князь сохранял обычную свою проницательность, то заметил бы мелкую дрожь, охватившую господина Вебера при его приближении, но он ничего не увидел.
– Господин Вебер, не так ли? – спросил он.
– Да… С кем имею честь?..
– Князь Сернин.
– А-а, прекрасно, господин префект полиции сообщил мне о той значительной услуге, которую вы нам оказали, сударь.
– Услуга будет полной, лишь когда я сдам бандитов.
– Вскоре так и случится. Я думаю, что один из этих бандитов только что вошел… довольно плотный мужчина с моноклем.
– Действительно, это барон Альтенхайм. Ваши люди на месте, господин Вебер?
– Да, спрятались на дороге на расстоянии двухсот метров.
– Хорошо, господин Вебер, мне кажется, что надо собрать их и привести к этой привратницкой. Я позвоню. Поскольку барон Альтенхайм меня знает, полагаю, что мне откроют, и я войду… вместе с вами.
– План превосходный, – сказал господин Вебер, – я сейчас вернусь.
Он покинул сад и пошел по дороге в противоположную сторону от «Глициний».
Сернин поспешно схватил за руку одного из братьев Дудвиль.
– Беги за ним, Жак… Отвлеки его… на то время, пока я зайду в «Глицинии»… А потом задерживай штурм… как можно дольше… придумывай предлоги… Мне нужно десять минут… Пусть окружат виллу… но не входят внутрь. А ты, Жан, займи место во флигеле «Гортензия», у выхода из подземного прохода. Если барон захочет выйти оттуда, размозжи ему голову.
Дудвили удалились. Князь выскользнул наружу и подбежал к высокой бронированной калитке, ведущей в «Глицинии».
Звонить ли?
Вокруг – никого. Одним прыжком Сернин взобрался на калитку, поставив ногу на выступающий край засова; цепляясь за перекладины решетки, упираясь коленями и подтягиваясь на руках, с риском упасть на острые концы перекладин, ему удалось преодолеть калитку и спрыгнуть.
Он быстро пересек мощеный двор и поднялся по ступенькам перистиля с колоннами, куда выходили окна, вплоть до фрамуг закрытые сплошными ставнями.
Пока он раздумывал, каким способом проникнуть в дом, приоткрылась дверь, железный скрежет которой напомнил ему дверь на улице вилла Дюпон, и появился Альтенхайм.
– Князь, вы таким образом проникаете в частные владения? Я буду вынужден обратиться к жандармам, любезный.
Схватив его за горло, Сернин опрокинул Альтенхайма на банкетку и произнес:
– Женевьева… Где Женевьева? Если ты не скажешь мне, что ты, несчастный, с ней сделал…
– Прошу обратить внимание, – с трудом пробормотал барон, – что ты не даешь мне говорить.
Сернин отпустил его.
– К делу!.. Да поживее!.. Отвечай… Женевьева?..
– Есть одна вещь, – возразил барон, – гораздо более неотложная, в особенности если речь идет о молодцах нашей породы, – это оказаться взаперти у себя дома…
И он старательно закрыл дверь, заперев ее на задвижку. Потом, проводив Сернина в соседнюю приемную без мебели и без гардин, сказал ему:
– Теперь я в твоем распоряжении. Чем могу служить, князь?
– Что с Женевьевой?
– Она в полном порядке.
– Ах так! Ты признаешься?..
– Черт возьми! Я даже скажу, что твоя неосмотрительность на сей счет удивила меня. Почему ты не предпринял никаких шагов? Было неизбежно…
– Хватит! Где она?
– Ты невежлив.
– Где она?
– В четырех стенах, свободна…
– Свободна?..
– Да, свободна ходить от одной стены до другой.
– Наверняка это вилла Дюпон? В тюрьме, которую ты придумал для Стейнвега?
– А-а, тебе известно… Нет, она не там.
– Тогда где? Говори, иначе…
– Послушай, милый князь, ты полагаешь, что я буду настолько глуп, чтобы выдать тебе секрет, с помощью которого сдерживаю тебя? Ты любишь малютку…
– Замолчи! – вне себя воскликнул Сернин. – Я запрещаю тебе…
– Что дальше? Это, выходит, бесчестье? Но мне она очень нравится, и я даже пошел на риск…
Он не закончил фразы, испугавшись страшного гнева Сернина, гнева, с трудом сдерживаемого, безмолвного, исказившего черты князя.
Они долго смотрели друг на друга, каждый искал слабую точку противника. Под конец Сернин подошел вплотную и четким голосом человека, который скорее угрожает, нежели предлагает соглашение, произнес:
– Послушай меня. Помнишь предложение о сотрудничестве, которое ты мне сделал? Дело Кессельбаха на двоих… действовать сообща… поделить барыши… Я отказался… Теперь я согласен…
– Слишком поздно.
– Подожди. Я соглашаюсь на большее: я отхожу от дела… Я ни во что не вмешиваюсь… ты получишь все… При надобности я помогу тебе.
– Условие?
– Скажи мне, где находится Женевьева?
Тот пожал плечами.
– Ты заговариваешься, Люпен. Это меня удручает… В твоем-то возрасте…
И снова молчание между двумя врагами, молчание страшное.
Барон усмехнулся:
– А все-таки это чертовское удовольствие, видеть, как ты канючишь, выпрашивая милостыню. Послушай, у меня такое ощущение, будто простой солдат дубасит сейчас своего генерала.
– Дурак, – прошептал Сернин.
– Князь, сегодня вечером я пришлю к тебе моих секундантов… если ты еще будешь пребывать на этом свете.
– Дурак! – повторил Сернин с бесконечным презрением.
– Ты предпочитаешь покончить с этим прямо сейчас? Будь по-твоему, князь, пришел твой последний час. Можешь препоручить свою душу Господу. Ты улыбаешься? Напрасно. У меня перед тобой огромное преимущество: я убиваю… при надобности…
– Дурак! – еще раз сказал Сернин.
Он достал свои часы.
– Два часа, барон. У тебя осталось всего несколько минут. В пять минут третьего, самое большее в десять минут, господин Вебер и с полдюжины крепких, не слишком разборчивых молодчиков взломают дверь твоего логова и арестуют тебя… Не улыбайся. Выход, на который ты рассчитываешь, обнаружен, я его знаю, его охраняют. Так что ты попался. Это смертный приговор, старина.
Страшно побледнев, Альтенхайм пробормотал:
– Ты это сделал?.. Ты имел подлость?..
– Дом окружен. Штурм неизбежен. Говори, и я спасу тебя.
– Как?
– Выход из флигеля охраняют мои люди. Я назову тебе пароль для них, и ты спасен.
Альтенхайм задумался на несколько секунд, казалось, заколебавшись, но потом вдруг решительно заявил:
– Это вранье. Ты не настолько прост, чтобы самому броситься в волчью пасть.
– Ты забываешь о Женевьеве. Если бы не она, думаешь, я был бы здесь? Говори.
– Нет.
– Ладно. Подождем, – сказал Сернин. – Сигарету?
– С удовольствием.
– Ты слышишь? – спросил через несколько секунд Сернин.
– Да… да… – вставая, сказал Альтенхайм. Послышались удары в калитку.
– Никаких положенных предупреждений, – произнес Сернин, – никаких переговоров… Ты по-прежнему упорствуешь?
– Больше, чем когда-либо.
– А знаешь, что с теми инструментами, какие у них есть, это ненадолго?
– Даже будь они в этой комнате, я бы тебе отказал.
Железная калитка поддалась. Послышался скрежет петель.
– Дать схватить себя, это я допускаю, – продолжал Сернин, – но самому протягивать руки в наручники, это чересчур глупо. Послушай, не упрямься. Говори и беги.
– А ты?
– Я остаюсь. Чего мне бояться?
– Взгляни.
Барон указал ему на щель в ставне. Сернин приложил к ней глаз и отскочил.
– Ах, бандит, ты тоже, тоже выдал меня! Там их не десять, Вебер привел с собой пятьдесят, сто, двести человек…
Барон откровенно смеялся:
– А если их столько, значит, речь, безусловно, идет об Арсене Люпене? Для меня хватало и полдюжины.
– Ты предупредил полицию?
– Да.
– Какое доказательство ты привел?
– Твое имя… Поль Сернин, то есть Арсен Люпен.
– И ты сам об этом догадался, сам?.. О том, о чем никто ни разу не подумал? Да будет тебе! Признайся, это опять все тот, убийца.
Князь смотрел в щелку.