Пастор остановился. В последней мысли чего-то не хватало. «Она им такое устроит… Она там такое устроит!» Браунинг представил, что может устроить разъяренная профессор МакКанарейкл в помещении, напичканном тонкой магической аппаратурой, и понял, что идея запереть в кабинете премьера двадцать вооруженных ментодеров куда менее опрометчива.
Сомнения сыщика разрешил дребезжащий голос именных часов:
– Опаздывай сколько хочешь, но на меня потом не сваливай!
Браунинг снова прибавил шагу.
А тем временем профессор МакКанарейкл, в полном соответствии с опасениями пастора, угрожающе приблизилась к пульту наблюдения, глянула в одно из черных зеркал, ахнула и принялась рыться в сумочке.
Мерги, Порри и Амели расселись за столом и начали увлеченно решать задачу Браунинга. Делали они это шумно, бестолково и очень весело, совершенно не смущаясь тем фактом, что в материалах дела оказался только малосодержательный листочек с предсказанием.
Сену нестерпимо хотелось присоединиться к друзьям и поучаствовать в бессмысленных попытках решить неразрешимую проблему. Мальчик держался изо всех сил. Разум, логика и железная воля Аесли брали верх, но сам Аесли скатывался вниз – в черную депрессию.
Мисс Сью засунула руку в ридикюль по локоть.
– Сен, а ты почему не участвуешь? – спросила Амели. – Это ведь логическая задача.
– Я даже пытаться не буду, – сказал Аесли. – Это задача без решения.
– И что ты предлагаешь? – поинтересовалась Мергиона.
– Можно доказать, что у этой задачи нет решения.
– Зачем? – спросил Порри.
– Вот и я о том же, – уныло сказал Аесли. – Если вероятность чего-либо – 100 %, то все остальное невозможно. Иначе говоря, чему бывать, того не миновать.
МакКанарейкл скрылась в сумочке уже по пояс.
– Как не миновать? А как же свобода воли? – возмутился Порри. – Если все предопределено, то какой смысл вообще что-то делать?
– А если не предопределено, – подхватила Мерги, – то как предсказателям удается что-то правильно предсказывать?
– А если что-то предсказано, – развила тему Амели, – неужели это произойдет в любом случае?
Все посмотрели на сумочку, из глубины которой доносились сдержанные проклятья мисс Сьюзан. Диспут внезапно приобрел академический характер. Требовалась помощь старших.
Словно почувствовав это, профессор МакКанарейкл вынырнула из ридикюля с кружевным платочком, смахнула им крошечную порчу со щеки и включилась в беседу.
– Сен прав. Сама я это не очень понимаю, но вам объяснить могу [121] .
Заклинанием Канцелярус-принадлежнус мисс Сьюзан создала большой лист ватмана и горстку фломастеров.
– Предположим, что это Сен Аесли, – сказала она и изобразила на краю листа зеленую загогулину.
– Почему я? – удивился Сен.
– А кто? – удивилась мисс Сью.
На это возразить было нечего.
Отец Браунинг и все в сборе
– Что вы там делаете, Браунинг?
Отец Браунинг быстро спрятал руки за спину. Говорить Тотктонаде о клее «Момент» или нет? Вроде как надо, непосредственный начальник… Но, с другой стороны, один из подозреваемых.
«Скажу, – решил сыщик, – и посмотрю, как изменится выражение его лица. Вдруг он сам себя выдаст?»
И, внимательно глядя на министра, рассказал о затее с приклеиванием подозреваемых.
– Это вы у вашей Мергионы Пейджер нахватались? – спросил Тотктонада, выражению лица которого мог позавидовать кирпич на столе Тетраля Квадрита.
«Не он, – подумал Браунинг. – Или он, но себя не выдал. Какое сложное дело».
Браунинг закончил намазывание стульев клеем (не пропустив даже стул премьер-министра), и к точке совершения преступления начали прибывать потенциальные преступники.
Первым появился Бальбо Рюкзачини. Великий непризнанный писатель по призванию и пресс-секретарь с хорошим окладом по совместительству был спокоен и грустен. Спокоен потому, что сага «Девяносто девять подвигов безумного Сона Охпосле» обещала стать величайшим литературным триумфом и прославить этого самого Суна на века. А грустен потому, что львиная доля славы, как всегда, достанется герою, а не его создателю [122] .
– Добрый день, Броунинг, здравствуйте, Тольковата, – тихо произнес Бальбо, сел за столик ведущего и уставился в лежащие перед ним листочки.
– Что это? – сказал он через минуту.
– Это ваш текст… – Браунинг увидел лицо литератора и быстро добавил. – Не в том смысле, что вы его писали, а в том, что вам его читать.
– Почему мир так жесток?
– Э-э-э…
– Не трудитесь, Браузеринг. – горько сказал писатель. – Это риторический вопрос [123] .
Следующим вкатился Ромуальд с тряпкой и бросился протирать стол Квадрита. Браунинг чуть было не изумился, но вовремя разглядел, что стол уже очень чистый, а тряпка, напротив, чрезвычайно грязная.
Добившись некоторого равновесия между столом и тряпкой, домовой соорудил из нее повязку на лбу и хитро прищурился, отчего стал похож на борца сумо, которого в детстве плохо кормили. Высмотрел что-то в углу, пробормотал «Ну, я там, у стеночки притулюсь» и исчез в закоулках премьерского кабинета.
– После вас… – донеслось от двери. – Нет, только после вас… Прошу вас, не стесняйтесь… Нет, это вы не стесняйтесь… Да разве я стесняюсь… А стоило бы…
Трое кандидатов в премьеры – Дик Гаттер, Брэд Пейджер и Грег Аесли – пришли одновременно. В результате в дверях случилась заминка. Никто не хотел входить первым, поскольку поворачиваться перед сражением спиной к противнику считалось плохой приметой еще со времен древних магических войн.
После короткого вежливого препирательства Дик Гаттер заклинанием Пришла-беда-расширяй-ворота расширил дверной проем, и министры вошли в кабинет плечом к плечу.
Последним к месту преступления прибыл Тетраль Квадрит и широко улыбаясь, оглядел присутствующих.
– Ну что, все готовы?
В ответ на всех маговизионных камерах вспыхнули голубые болотные огоньки готовности. Дик Гаттер сделал жест, отгоняющий нечистую силу на безопасное расстояние. Грег Аесли старательно наморщил лоб. Брэд Пейджер поиграл мускулами, которых у него полные рукава.
– Тогда приступим, – объявил Тетраль и с размаху опустился на свой стул. Толстый слой клея «Момент» скрипнул.
Браунинг заметил, что Тотктонада, садясь, незаметно подложил на стул листок бумаги [124] .
«Ловко, – мысленно похвалил начальника Браунинг. – Листок приклеится, а сам Тотктонада сможет в любой момент встать… и совершить преступление! Ай, как нехорошо… Хотя… Раз все остальные приклеены, то в случае преступления алиби будет у всех, кроме Тотктонады! Тут-то он себя и выдаст!»
Сыщик довольно хмыкнул и сел, незаметно подложив на стул листок бумаги.
«Ловко, – мысленно похвалил подчиненного Тотктонада [125] . – Только теперь в случае чего у Браунинга не будет алиби. Жаль, жаль, хороший был следователь».
Сен Аесли и веник решений
После того как МакКанарейкл выбрала в качестве примера Сена Аесли, он позволил себе заинтересоваться происходящим. Не сильно, а так… совсем чуть-чуть. Разум и логика, конечно, заявили протест, но очень не настаивали, все-таки речь шла не о ком-то, а о Сене.
Мисс Сьюзан нарисовала на листе вертикальную ось и провела от зеленой загогулины две линии: одну налево, другую направо.
– Ось – это время. Загогулина – это Сен.
– Очень приятно, – сказала загогулина.
– Сейчас Сен находится в точке А. Это точка выбора и от нее отходят линии судьбы. Если Сен выберет путь налево, то придет в точку В, направо – в точку С.
– А! – сказала Амели. – Это как в сказке: налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – голову сложишь.
– Правильно. Так вот, когда Сен находится в точке А, или в любой другой точке выбора, никто не может предсказать, потеряет он коня или сложит голову. Сен выбирает сам, и здесь пророчества бессильны.
– Это мне нравится, – сказал Аесли.
– А вот когда Сен уже прошел точку выбора и движется по одной из линий судьбы, – МакКанарейкл передвинула загогулину в центр отрезка А – В, – то здесь уже бессилен он. Здесь даже Фора Туна без ошибки скажет, что Сен попадет в точку В, какие бы решения он по дороге не принимал.
– Что-то я не понял… – начал Аесли.
– Ну, если ты выбрал парашют, а потом выбрал прыгнуть с парашютом, а парашют выбрал не раскрыться, то дальше хоть обвыбирайся, – помогла ему Мергиона.
– Мерги верно ухватила суть, – кивнула мисс Сьюзан.
– Но тогда достоверны только краткосрочные предсказания, – заметил Порри. – В каждой точке выбора Сен может повернуть куда угодно.
– Повернуть-то он может, – согласилась МакКанарейкл, – но давайте заглянем в будущее подальше…– Видите, Сен может попасть в точку Е через В и D, а может – через С и F.
Зеленая загогулина послушно проползла по отрезкам.
– Ага! – обрадовался Порри. – Значит, свобода воли все-таки есть!
– Конечно, – сказала МакКанарейкл. – Сен может выбрать из множества судеб. Но иногда картина получается такая…Она стерла боковые линии и свела все оставшиеся к точке Z.
– Это и есть случай стопроцентной вероятности. Человек может знать о точке Z и всеми силами пытаться предсказания избежать, но его попытки станут просто другими линиями, ведущими к пророчеству.
Загогулина села на точку Z и показала жестами, мол, видите, я пыталась, всеми силами, но ничего не вышло.
– Вот такой веник решений получается, – задумчиво сказал Аесли. – А это поле будущего обязательно плоское? В смысле, нельзя ли в точке выбора пойти не направо или налево, а скажем, вниз?
– Теоретически – да. На практике это никому не удавалось. Человек или идет направо и теряет коня, или налево и складывает голову.
– Ну да, ну да, – пробормотал Аесли. – У одного человека в каждый момент всего два варианта. Вот если бы он мог одновременно сделать оба выбора… Тогда он мог бы и коня потерять, и голову сложить [126] … А если это не точка выбора, а отрезок, то он мог бы и пойти по линии и… пойти куда-то в сторону. Но как? Ведь не может же человек раздвоиться…