– А почему вы решили, что это про вас?
– А про кого? Все знают, что Канарейка – это я!
– Какая же вы канарейка? Вы больше похожи на воробушка.
Преподаватели были людьми опытными, поэтому они ни с какого смеху никуда не покатились, а сразу бросились врассыпную. МакКанарейкл – взъерошенная, с испарившейся от злости косметикой – действительно напоминала воробья.
И тут мисс Сьюзан все поняла! Она поняла, что Уинстон тайно в нее влюблен.
Деканша моментально простила Горгону, грубых детей, нечутких преподавателей, весь мир и стала ждать, когда Мордевольт решится на следующий шаг. «Какой он робкий!» – улыбалась мисс Сью, когда ее поклонник сутками пропадал в лаборатории. «Сейчас признается!» – думала она, когда Мордевольт воодушевленно носился по коридорам школы с чертежами будущей Трубы. «Его сердце разбито!» – ужасалась МакКанарейкл, когда опальный В.В. прятался от арнольдов, разыскивавших его по всей стране.
Она даже вступила в ряды борцов с Мордевольтом – и частенько отправлялась на поиски в одиночку…
А сколько было радости, когда Уинстона реабилитировали и вернули в школу! «Он столько пережил! – восхищалась мисс Сьюзан. – И все ради меня!»
И тут случилась осечка. Видимо, профессор пережил слишком много, потому что держался с очаровательной коллегой официально и обращался только по служебным вопросам. А когда Мордевольт легкомысленно позволил себя похитить, МакКанарейкл все поняла.
– Он не любит меня! – рыдала она в подушку. – Ты понимаешь?
– По… бульк… нима… бульк…. ю, – отвечала подушка, – наволочку… бульк… замени… [256]
– Довольно! – сказала мисс Сьюзан, утопив в слезах годовой запас подушек. – Этому надо положить конец! Или начало! Ну хоть что-нибудь нужно положить!
Смутно представляя, что собирается делать, мисс Сью ринулась в кабинет ректора.
– Югорус! – закричала она. – Это невозможно! Вы, Югорус… Харл, вы?
За столом ректора восседал Харлей.
– Заменяю, – пояснил он, – а что делать? Вы были так встревожены, что мы не хотели вас тревожить. Дело в том…
Психоаналитик запнулся. Он не был уверен, что МакКанарейкл знает об освобождении профессора Мордевольта. Он подозревал, что между Сьюзан и Уинстоном существуют какие-то отношения. Он сомневался, что МакКанарейкл спокойно отнесется к известию о том, что освобожденный Мордевольт не счел нужным показаться ей на глаза.
«А вдруг это усугубит депрессию? – с тревогой подумал профессор. – Или, того хуже, усилит защитную агрессию?»
Словом, Харлей представлял собой клубок из неуверенности, подозрений, сомнений и тревоги – готовый клиент для психоаналитика [257] .
– Вы чем-то обеспокоены? – попытался он встать на накатанную дорожку терапевтического сеанса. – Вы хотите поговорить…
– Об Уинстоне, разумеется! Я все поняла, и теперь ему не поздоровится! Он не похищен!
– Э-э-э… В общем, да, сейчас он действительно не… но перед этим он был…
– И не был никогда! У него есть другая!
– Другая? – профессор поерзал на стуле. – Насколько мне известно, у него и первой-то нет…
– У него есть я! То есть была. То есть могла бы быть, если бы он не стал ломать комедию с похищением!
– Но… мисс Сьюзан… Мордевольта действительно похитили…
– Не смейте его выгораживать! Вы все заодно.
– Честное слово! Клянусь свидетельством об окончании преподавательских курсов: террористы действительно выкрали Уинстона, но теперь…
– Не нужно клятв! Просто скажите – это правда?
– Правда, – ответил сбитый с толку Харлей. – Однако…
– Все остальное неважно! Значит, он ждет меня! Я иду, милый! И горе тому, кто захочет помешать моей нежности!
Харлей нежности решил не мешать, адекватно оценив мегатонны женского горя, накопившиеся в недрах мисс Сью и сейчас приведенные в боевое состояние.
Представьте себе могущественную ведьму в боевой раскраске, размахивающую смертоносными заклятиями, полыхающую молниями, громыхающую громами и готовую на все. Представили? Так вот, эта ведьма бросилась бы наутек, едва завидев мисс Сью.
5. Поворотный момент истории
Ректор Школы волшебства Югорус Лужж очень устал к вечеру. Нет! Югорус не просто очень устал, а был измотан и выжат как лимон. Или губка. Или любой другой предмет, который можно измотать и выжать. А все потому, что целый день пытался не колдовать. Время от времени волшебник, забывшись, создавал какую-нибудь безделушку, получал нагоняй от Мордевольта, тут же ее испуганно уничтожал и получал второй нагоняй. Уинстон так и не приступил к активным действиям по переделке Трубы, Сен куда-то запропастился, и Лужж был даже рад, что такой неудачный день наконец завершился.
Старательно удерживая себя от ворожбы, ректор Первертса вышел на веранду. Кроваво-красное солнце сидело на дубе со сломанной верхушкой. Шевелящиеся над горизонтом багровые закатные тучи походили на клубы пыли, поднятые наступающим войском. Казалось, вот-вот из пыли вылетит кавалерия и, искря саблями, понесется на приступ одинокой дачи.
Югорус почувствовал тревогу.
«Ну какая кавалерия, – упрекнул он себя, – в наше цивилизованное время? И даже если кавалерия – а ментодеры на что?» [258]
Словно услышав Лужжа, один из расположившихся по периметру дежурных ментодеров обернулся и помахал ректору рукой.
Югорус поднял руку в ответном приветствии… да так с поднятой рукой и застыл.
Из багровой тучи на юго-западе вылетела кавалерия. Из багровой тучи на северо-западе вылетела еще одна кавалерия. Двумя неудержимыми лавами кавалерии устремились к даче Бубльгума.
И тут Лужж понял, на что ментодеры, если вдруг нападет кавалерия. На то, чтобы проводить ее уважительными взглядами. Впрочем, что им еще оставалось делать, если первая лава при ближайшем рассмотрении оказалась крылатым верблюдом [259] , волокущим лабораторию Департамента Магического Прогнозирования, а вторая – прицепом, в котором уютно расположились два десятка системных и прочих блоков магутора.
На верблюде восседали Мергиона и Аесли, на прицепе, двигавшемся при видимом отсутствии тягловой силы, – Амели и Гаттер. Эффект кавалерийской лавы создавал искрящий туда-сюда металлический филин и тянущиеся над землей шлейфы заклинаний, что поддерживали громоздкие сооружения в воздухе.
«Ну вот, даже дети колдуют, – ректор воровато оглянулся и быстренько сотворил себе говорящего лемура. – А Мордевольту скажу, что нашел и приручил».
Лаборатория с хрустом приземлилась в заросли крыжовника. Прицеп завис чуть выше, качнулся, ухнул вниз, пробил крышу лаборатории и устроил впечатляющий грохот внутри.
– Ай! – донеслось из лаборатории. – Так я и знал…
На шум появился Мордевольт.
– Профессор Лужж! Я же просил, никакой магии… Что это? Посторонняя лаборатория? Безобразие! Здесь ведутся важные исследования по уменьшению скорости све…
– По модернизации Тру… – попытался поправить его ректор, но был перебит Гаттером:
– Как рассчитал мой магу…
– Тут проблема стратеги… – начал Сен, но его оборвала Мерги:
– Надо срочно что-то де…
– Я во всем винова… – вступила Амели.
– Шина-найда-опа, – скрипуче пропел Филимон.
Все уставились на электрическую птицу.
– А чего? – спросил филин. – Я думал, рэп читаем. Разве нет? Тогда спою протяжную.
– Стоп-стоп-стоп! – Аесли решил немного поруководить массами. – Давайте не будем говорить одновременно. Кто хочет высказаться, поднимите руки.
Руки вскинули все, причем Пейджер сразу две – Филимон еле успел увернуться.
Сен подумал и принял единственно верное решение. Точнее, единственно возможное.
– Мерги.
– Ни в коем случае не переделывайте Трубу! – замахала руками на профессоров Мергиона. – Магутор подсчитал, что будет ужас, то есть не ужас, а что-то непонятное! Ужас что непонятное!
Не в силах себя больше сдерживать, Пейджер убежала гоняться за Филимоном.
– Какие-нибудь побочные эффекты? – нахмурился Мордевольт.
– Хуже, – сказал Сен.
– Спорадические выбросы неконтролируемой магии?
– Еще хуже.
– Неужели, – Мордевольт нахмурился так, что стал напоминать грецкий орех, – нежелательная сингулярность пространственно-колдовского континуума?
Этот термин застал Сена врасплох.
– Может, и это тоже. Но проблема не техническая. Вы когда-нибудь задумывались о последствиях переделки Трубы?
– Когда-нибудь?! – оскорбился Лужж. – Да я все время об этом думаю!
Лемур принялся вещать, размахивая лапками и таращась:
– Произойдет поворотный момент истории! Наступит век счастья и процветания! Земля превратится в планету волшебников! Каждый человек станет магом! Все будут одинаковы и, следовательно, равны…
– А что это у вас за лемур? – вдруг спросил Мордевольт.
Лужж поперхнулся и смолк. Он понял, что не сможет сказать о нахождении и приручении дикого лемура (в центре Англии, за пять минут).
Сен и Порри воспользовались паузой и рассказали профессорам суть проблемы.
– Говорите, достигает десяти миллионов, а потом идет на убыль? – Мордевольт задумчиво пошевелил нижней челюстью.
– Не мы говорим, – ответил Порри, – магутор говорит. А он никогда не врет.
– Может, и врет, – сказал Сен, – Но мы ни разу его на этом не поймали.
– Вот, решили разоблачить, – завершила мысль Амели.
Мордевольт и Лужж посмотрели на пробитую крышу лаборатории.
Прорицатель Гудвин встретил неожиданных гостей с истинным стоицизмом.
– Звезды мне говорили, – меланхолично произнес он, – а я не слушал… О, Гаттер из Бэби-сити… Ты еще жив?
– Извините, – сказала Амели, – что мы вас без спросу взяли. У нас важная прорицательская проблема. Глобальная.
– Глобальная? – Гудвин оживился. – Это хорошо. А то соседи и родственники уже душу вынули лотереями. Итак?
Порри и Сен тренированными голосами рассказали темную историю с неясным будущим Трубы.
– Раньше я бы предложил проверить этот прогноз семью методами, – изрек предсказатель, – но недавно некоторые компетентные специалисты, в частности я, пришли к выводу, что практически стопроцентную точность прогноза обеспечивают вещие сны. Если, конечно, долго и нудно, без сна и отдыха оттачивать искусство вещего сновидения.