— То есть каждому достанется по половинке?
— Ну... наверное.
— А если еще раз поделить, каждому достанется по четвертинке?
Аесли сосредоточенно свел брови.
— Получается, что все станут магами, но очень-очень слабенькими? — продолжила Амели. — Так выходит стратегически?
— Сдаюсь, — сказал Сен. — Давайте спросим у Абсолютного Знания.
— То-то же! — Мерги подмигнула магутору (тот подмигнул курсором). — Гаттер. Гаттер! Хватит розоветь от счастья, пиши вопрос про дележку магии.
«При разделении магии между магом и не магом, — сообщил магутор, — у каждого станет столько же магии, сколько было у начального мага».
— Как это может быть? — изумился Порри.
«Это следует из природы магии».
— Нет, погоди! Если у меня есть яблоко и я отдам половину, например, Мергионе...
— Отдашь, конечно, — сказала Мергиона.
— ...то как у нас получится по целому яблоку?
«Какие яблоки? — мигнул магутор. — Причем тут яблоки?»
Сен приободрился. По крайней мере в сфере образного мышления Абсолютное Знание человеку разумному проигрывало.
— Тут вот какой принцип, — сказал он. — Если человек с больной головой столкнется на бегу с человеком со здоровой головой, то голова у здорового заболит, а у больного не перестанет.
— Круто! — восхитилась Пейджер. — Так я могу прямо сейчас вернуть вам магию? В кого стукнуться головой? Сен? Порри?
Похоже, по части образного мышления Мергиона тоже проигрывала человеку разумному. Когда Гаттер объяснил самоотверженной девочке смысл метафоры, она поскучнела и ушла помогать Смайлику играть с солнечным зайчиком в кошки-зайцы.
— Да, — великодушно признал Аесли. — От магутора тоже может быть польза. А пусть рассчитает будущее, скажем... всей магии на Земле. Если Трубу Мордевольта переделают, скажем... сегодня!
Магутор уважительно щелкнул. На экран стали выскакивать строчки:
«Точка отсчета — август 2003 года. Количество магов на Земле — 800 916. Появление модернизированной Трубы. Количество магов — 800 918... »
— Это на добровольцах будут испытывать! — догадался Порри.
— Я даже, кажется, знаю, кто будут эти два добровольца, — сказала Амели.
— Я и Гаттер? — спросил Аесли.
— Мордевольт и Асс, — ответила Амели.
«...конец августа — 800 945, сентябрь — 801 704...»
— Всем обезмаженным вернули, — прикинул Сен, — начали мудлам раздавать.
«Октябрь — 806 992, ноябрь — 1 150 024, декабрь — 3 099 342...»
— Быстро будут работать! — восхитился Порри. — Профессор Уинстон — молоток!
— Отбойный, — согласился Сен, наблюдая за мельканием цифр.
«Январь 2004 года — 7 764 311, февраль — 10 908 555, март — 9 540 123, апрель — 4 432 098...»
— Что?! — воскликнули Гаттер и Аесли.
«Май — 2 222 759, июнь — 1 304 823, июль — 800 916...»
— Стоп! — крикнул Порри.
Блок охлаждения магутора взвыл и стих. В комнате установилась мертвая тишина. Только Пейджер и Смайлик сопели возле подоконника, соревнуясь, у кого лучше растяжка.
— А куда... а куда подевались десять миллионов новых магов?
— Умерли? — охнула Амели.
— Магутор, почему так случилось?
«В силу человеческой природы».
— Что сталось с новыми магами? Они что... правда умерли?
«Нет».
— А что произошло?
«Они перестали быть магами».
— Почему?
«В силу человеческой природы».
Порри беспомощно посмотрел на Аесли.
— Нужно быстро принять какое-то решение, — пробормотал Сен.
Гаттер огляделся и закричал:
— Мерги! Вынь ногу из-за уха! У нас тут такое!
Мергиона оправдала репутацию специалиста по быстрым решениям, мгновенно вникнув в суть дела.
— Нужно остановить Лужжа и Мордевольта, — отрывисто произнесла она.
— Как?
Свистнули нунчаки.
— Ты что, их бить собираешься?
— Что? Нет, это я для разминки. Надо им показать...
— А что мы покажем? — спросил Порри. — Мы же сами не понимаем, почему магутор выдал такие цифры. Вот если бы можно было увидеть это непонятное будущее...
— Чтобы увидеть будущее, нужен хороший прорицатель, — сказала Амели.
— Лучший прорицатель Британии работает в Департаменте Магического Прогнозирования, — сказал Сен. — Его зовут Гудвин.
— Гудвин? — обрадовался Гаттер. — Гудвин из Бэби-сити? Он еще жив? Ну надо же! А он что, действительно лучший прорицатель Британии?
— Да. Мне ухогорлоносы рассказали, откуда ВВС узнало, что я отключу сигнализацию в Министерстве магии.
— От Гудвина?
— Ага. Они просто пришли и проконсультировались. Вероятность этого составила 89...
— Решено! — оборвала товарища Пейджер. — Берем Гудвина, магутор и летим на дачу Бубльгума. Рыжик! Ко мне!
— Ух, — ухнул Филимон, наблюдая стремительный улет Мергионы и товарищей.
Подумал, переступил с ноги на ногу и добавил:
— Ух... уходим. Уходим. Уходим. Наступят времена. Почище.
4. В дело вмешивается МакКанарейкл
Внимательный читатель уже заметил[95], что Сьюзан МакКанарейкл принимала в последних событиях не самое активное участие. Точнее, самое неактивное участие. Она не врывалась в разгар событий с криком: «Прекратить немедленно!», не подбадривала коллег словами «Чего разлеглись, бездельники?», не проламывала стены и не швырялась змеями.
Профессор МакКанарейкл страдала.
Это занятие отнимает у любой женщины все силы и время, поэтому мисс Сью не появлялась даже в столовой, решив совместить страдания с разгрузочной диетой.
Объектом страданий был не кто иной, как Уинстон Мордевольт. Много лет назад он признался в любви... то есть дал понять, что влюблен... то есть из его слов неопровержимо следовало...
Нет, придется рассказать всю историю с самого начала. Это случилось, когда мама Мергионы — Горгона Пейджер — училась на третьем курсе и на одном из уроков материализации выколдовала чрезвычайно яркую и наглую пичугу.
— Что это за дрянь? — поморщилась мисс Сьюзан.
— Канарейка, — невинно ответила Горгона.
Ученики, которые хорошо знали кличку МакКанарейкл, покатились со смеху. А через пять секунд — бросились врассыпную, потому что преподавательница тоже хорошо знала свою кличку.
На педсовете мисс Сью потребовала немедленного штрафования, отчисления и расчленения негодной школьницы. Присутствующая в качестве улики канарейка принималась скандально чирикать, как только МакКанарейкл повышала голос, пытаясь переорать сумасбродную птицу. В разгар этой какофонии профессор Мордевольт, который был единственным, кто не понимал подоплеку происходящего, поймал пичугу за клюв и в наступившей тишине поинтересовался:
— А почему вы решили, что это про вас?
— А про кого? Все знают, что Канарейка — это я!
— Какая же вы канарейка? Вы больше похожи на воробушка.
Преподаватели были людьми опытными, поэтому они ни с какого смеху никуда не покатились, а сразу бросились врассыпную. МакКанарейкл — взъерошенная, с испарившейся от злости косметикой — действительно напоминала воробья.
И тут мисс Сьюзан все поняла! Она поняла, что Уинстон тайно в нее влюблен.
Деканша моментально простила Горгону, грубых детей, нечутких преподавателей, весь мир и стала ждать, когда Мордевольт решится на следующий шаг. «Какой он робкий!» — улыбалась мисс Сью, когда ее поклонник сутками пропадал в лаборатории. «Сейчас признается!» — думала она, когда Мордевольт воодушевленно носился по коридорам школы с чертежами будущей Трубы. «Его сердце разбито!» — ужасалась МакКанарейкл, когда опальный В.В. прятался от арнольдов, разыскивавших его по всей стране.
Она даже вступила в ряды борцов с Мордевольтом — и частенько отправлялась на поиски в одиночку...
А сколько было радости, когда Уинстона реабилитировали и вернули в школу! «Он столько пережил! — восхищалась мисс Сьюзан. — И все ради меня!»
И тут случилась осечка. Видимо, профессор пережил слишком много, потому что держался с очаровательной коллегой официально и обращался только по служебным вопросам. А когда Мордевольт легкомысленно позволил себя похитить, МакКанарейкл все поняла.
— Он не любит меня! — рыдала она в подушку. — Ты понимаешь?
— По... бульк... нима... бульк... ю, — отвечала подушка, — наволочку... бульк... замени...[96]
— Довольно! — сказала мисс Сьюзан, утопив в слезах годовой запас подушек. — Этому надо положить конец! Или начало! Ну хоть что-нибудь нужно положить!
Смутно представляя, что собирается делать, мисс Сью ринулась в кабинет ректора.
— Югорус! — закричала она. — Это невозможно! Вы, Югорус... Харл, вы?
За столом ректора восседал Харлей.
— Заменяю, — пояснил он, — а что делать? Вы были так встревожены, что мы не хотели вас тревожить. Дело в том...
Психоаналитик запнулся. Он не был уверен, что МакКанарейкл знает об освобождении профессора Мордевольта. Он подозревал, что между Сьюзан и Уинстоном существуют какие-то отношения. Он сомневался, что МакКанарейкл спокойно отнесется к известию о том, что освобожденный Мордевольт не счел нужным показаться ей на глаза.
«А вдруг это усугубит депрессию? — с тревогой подумал профессор. — Или, того хуже, усилит защитную агрессию?»
Словом, Харлей представлял собой клубок из неуверенности, подозрений, сомнений и тревоги — готовый клиент для психоаналитика[97].
— Вы чем-то обеспокоены? — попытался он встать на накатанную дорожку терапевтического сеанса. — Вы хотите поговорить...
— Об Уинстоне, разумеется! Я все поняла, и теперь ему не поздоровится! Он не похищен!
— Э-э-э... В общем, да, сейчас он действительно не... но перед этим он был...
— И не был никогда! У него есть другая!
— Другая? — профессор поерзал на стуле. — Насколько мне известно, у него и первой-то нет...
— У него есть я! То есть была. То есть могла бы быть, если бы он не стал ломать комедию с похищением!