— Да, можно, — сказала Ева. — Вряд ли она вернется.
— Ну, смотрите, — покачал головой бородач, придвигая к себе тарелку. — А то второй раз ей не наложат!
— Ничего страшного, — мило улыбнулась Ева. — Значит потом не будет щелкать клювом.
Мы быстро дожевали свои пельмени, освободили места за столом для ждущих своей очереди и вышли на улицу. Не размыкая рук. На выходе взгляд Евы стал даже немного тревожным, будто она искала в окружающей реальности какие-нибудь признаки смерча или, там, ядерного взрыва. Впрочем, это я за нее додумал. Просто мне тоже не хотелось ее от себя отпускать.
Мы перешли на аллейку и неспешно двинулись в сторону речного вокзала. От позавчерашнего снега уже не осталось никакого следа. Город снова заполнило весеннее тепло. Теперь именно весеннее, а не жара, как неделю назад. Мы догуляли до речного, постояли на берегу освободившейся от зимнего льда Киневы, покидали в мутную весеннюю воду камешки. Посетовали, что опять пропустили момент ледохода. Да, нам обоим, конечно же, ужасно хотелось посмотреть, как суровые льды покрываются трещинами, ломаются и приходят в движение. А получалось попасть только на самый конец этого шоу. Уже совсем даже неинтересный. Когда гордым словом «ледоход» называются одинокие серые льдины, плывущие по течению.
Чуть непривычно, конечно, было приходить в «Фазенду» не за несколько часов до начала, а уже после того, как вечеринка внутри началась. Когда мы с Евой подходили, вдруг осознал, что ни разу не видел, как наше мероприятие снаружи выглядит. На подходе музыки слышно точно не было. Только громкие голоса и взрывы смеха. Но не толпы, а так, компашки. Явно кто-то болтался снаружи. Покурить вышел, или что-то такое. Да, случались и такие люди, хотя курить здесь в девяностые можно было и внутри заведений. К большому моему сожалению.
— Эээ, ты поздно, братан! — сказал один из курящих мужиков, явно кто-то из компании наших реднеков, но лицо незнакомое. — Места закончились уже!
— Да ты чо, Михалыч! — тут же воскликнул второй. — Это же Велиал! Его нельзя не пустить!
— О, Велиал, здорово! — сказал третий и двинулся ко мне, протягивая руку. — А ты чего так поздно сегодня? На сцене не будешь что ли?
— Здорово, мужики, — я пожал руку первого, а потом и всех остальных тоже. — Да решил вот посмотреть, как оно снаружи выглядит.
Фанерная вывеска «Фазенды» уже чуть выцвела и смотрелась чем-то даже отчасти заслуженным. На двери был пришпилен листочек с сегодняшней программой мероприятия. Хм, конкурс красоты, серьезно? Мелкие буквы в полумраке было не разобрать. А единственная лампочка рядом с вывеской давала недостаточно света.
Я стал делать мысленные пометки.
Заменить вывеску. Может, неоновую заказать? Прикольно будет. Очень киберпанковски, нашему заведению подходит. Этакий тусич в трущобах на вид.
Сделать прозрачный «карман» для программы. Пришпиленная просто на дверь бумажка неопрятно как-то выглядит. Точнее даже не так. «Неопрятно» в случае с нашей «Фазендой» — это вроде как и неплохо. Но все вот эти замятые уголочки, надорванные края — это дешевка какая-то. Лучше сам «карман» сделать в общем стиле. Краской заляпать, там. Присандалить к двери здоровенными ржавыми болтами. Чтобы было понятно, что это стиль гранж, а не просто мы как попало налепили.
Мы с Евой протиснулись внутрь через небольшую толчею возле входа. Мальчик и девочка, дежурившие на входе, сначала дернулись, чтобы преградить нам дорогу, потом девочка меня узнала. Ну что ж, можно ставить себе ачивку. Всех людей, работающих в нашем медиа-холдинге, в лицо я уже не знаю.
Наташу мы нашли угрюмо сидящей в темном углу на куче сваленных спортивных скамеек.
— Прикинь, Велиал, она меня отогнала! — заявила Наташа. — Наглость несусветная…
Наташа насупилась и уперла подбородок в острые коленки.
— Кажется, такой и был план, разве нет? — осторожно спросил я, устраиваясь на лавке рядом с ней.
— Вот поэтому я тут и сижу, — вздохнула Наташа. — И злюсь.
— На кого? — хмыкнул я. — На Дарью?
— На себя, — буркнула Наташа. — За непоследовательность. Я сижу тут и загибаю пальцы на то, что она делает неправильно. Уже целых семь!
Она продемонстрировала мне обе руки. Одну — сжатую в кулак, вторую — с зажатыми двумя пальцами.
— И ей ничего не сказала? — покачал головой я, силясь не рассмеяться.
— Сарказм? — прищурилась Наташа. — Прикинь, нет! Да, вот такая я молодец!
— А что у нас за конкурс красоты? — спросила Ева, вытягивая шею, чтобы увидеть, что там происходит на сцене и ринге, где как раз начался какой-то движ.
— Ах это… — Наташа передернула плечами. — Это наши новенькие ведущие придумали. Это типа пародия такая. Шутка юмора. Типа, сначала вызывают всех желающих девушек на сцену, потом устраивают между ними всякие соревнования дурацкие. А во втором туре вызывают мужиков, чтобы те доказали, что они крутые, а потом выбрали победительниц. Типа такой протест у них, что конкурсы красоты — это какая-то на самом деле фикция. Чтобы богатые дяди себе любовниц выбирали.
— Так я не понял, это конкурс или нет? — спросил я.
— Ну… типа не конкурс, — пожала плечами Наташа. — А импровизированный спектакль. Смешанный с кастингом. Как по мне, слишком сложная концепция. Я целых два пальца потратила, когда слушала, как ведущие объясняли правила. Которые, как мне кажется, публика не поняла, особенно мужики.
— Научатся, — махнул рукой я. — Народу вроде как нравится.
— Вот поэтому я и молчу, — буркнула Наташа. — Но потом я обязательно им все выскажу.
— Стой, — я ухватил Наташу за руку, когда заметил, что она дернулась вперед. — Слушай, это непростое испытание, я понимаю. Здесь всегда мы с тобой рулили, а сейчас на сцене кто-то другой. И ничего внезапно не разваливается.
— Это ревность, да? — спросила Наташа. — Мне натурально ужасно хочется сейчас выйти на сцену и заорать: «Граждане, да как же так⁈ Почему вы им так хлопаете, они же чмошники!»
— А они чмошники? — я тоже вытянул шею, разглядывая пару новых ведущих. Это тоже были ребята из нашей школы актеров рекламы. Двое парней в этот раз. Мелкий и вертлявый с очень короткой стрижкой, и высокий тощий, с каре и в очках. Похожий на гибрид Гоголя с Коровьевым.
— Не знаю, — дернулась Наташа. — Блин, надо было с Жаном уходить. Он бросил свой прилавок и сказал, что… Ничего не сказал, просто помахал ручкой и ушел. А я сижу сейчас и ему завидую. Потому что надо было тоже.
— Нет, не надо, — я покачал головой. — У Жана все просто, там прилавок с журналами и газетами. Там и без него справятся. А наши протеже должны пока что чувствовать за спиной прочный тыл. Так что будем сидеть здесь, готовые в любой момент перехватить инициативу.
— А если не понадобится? — спросила Наташа убитым голосом.
— А если не понадобится, значит мы победили, — заявил я.
На самом деле, где-то я отлично понимал ее чувства. Просто пережил я их уже очень давно. И сейчас, глядя, как запущенная мной «машина» начинает двигаться самостоятельно, не испытывал ничего, кроме радости. Но очень живо помнил, как когда-то мне хотелось стоять над душой у моих парней. С нервяком, типа «как бы чего не вышло». Гремучий коктейль из желания все контролировать и убеждения, что стоит отвернуться, как все развалится. Сейчас вспоминать было смешно. Но тогда было не так. Даже страшно стало в какой-то момент. «А что, если они сообразят, что и без меня неплохо обходятся, и разбегутся⁈»
Прикол в том, что кто-то и правда разбежится, причем это будут как раз те, кто без моего контроля реально ни с чем был не способен справиться. Но будут и другие. Те, на кого я могу рассчитывать. На все сто. Без оглядки и сожалений. И вот как раз для них мое доверие — это как глоток чистого воздуха…
— Все будет хорошо, Наташа, — я пожал ее тонкую кисть. — Да фигли? Все уже хорошо! Нам же с тобой скоро на гастроли уезжать. А прикинь, ты бы увидела, что на сцене вместо нас какие-то мямли, которые публики боятся, а в голове — пустой мусорный бак!
— Мусорный бак… — эхом повторила за мной Наташа с явным удовольствием. — На самом деле, Дима с Митей неплохие. Лучше, чем Паша, тот все-таки придурок.
— Вот-вот, — поддакнул я. — Лучше на плюсы пальцы загибай, на афтепати похвалишь.
— А как тогда… — Наташа набрала в грудь воздуха, нахмурилась, замолчала, приоткрыв рот. Потом махнула рукой. — Ты прав. А я себя накручиваю. Это тупо.
Она разжала все загнутые пальцы и встряхнула руками. Улыбнулась и положила голову мне на плечо.
— Мы победили, мой король! — сказала она.
— Так точно, моя королева! — рассмеялся я.
На сцене в это время три стояли три смеющихся девушки. Вокруг них крутился вертлявый мелкий Митя и в третий раз пытался объяснить условия конкурса.
— … чтобы вот эта палочка, которая будет висеть у вас на поясе, попала в бутылку! Что непонятного? — он принялся привязывать себе на пояс веревку, с привязанной к середине другой веревкой. К концу которой была неровно привязана палочка. Которую, кажется, отломали от куста по соседству с «Фазендой». Он встал над бутылкой и принялся крутить задом. Публика заржала.
— Вот так, вот так! — приговаривал он, пытаясь загнать криво висящую палку в горлышко бутылки. — Да что ж такое-то…
— Я поняла! — звонко сказала одна из девушек.
На сцене возникла толчея, участница и оба ведущих повернулись к зрителям задом.
— Ну вот опять! — воскликнула Наташа и подняла перед собой руку с растопыренными пальцами. — Я не загибаю, видишь⁈
У бара, как всегда, толпился народ. Макс сегодня повязал на голову красную бандану и выглядел чертовски самодовольным. Наверное потому что не работал сам, а стоял, подпирая полку. А вместо него коктейли смешивали две похожие блондинки, чертовски похожие друг на дружку. Близняшки, реально? Вроде нет… Хотя?
Я снова присмотрелся. Да нет, натурально, близняшки. Просто одна накрашена и волосы завиты крупными кудрями. А у второй волосы собраны в пучок, а из косметики — только помада. Блин, зря они так! Если бы они одинаково оделись и накрасились, то зрелище было бы просто отпадное.