й из всех парней, кто носил относительно длинные волосы. Его кожаная куртка была так усыпана заклепками, что, пожалуй, запросто могла работать бронежилетом. На ногах — ковбойские сапоги.
В зале сразу стало шумно, гости повскакивали со своих мест, в воздух взметнулись стаканы и бутылки. А Сохатый нашел меня взглядом и принялся жестами показывать всякие знаки, значение которых угадать было несложно. Мол, давайте, ребята, начинайте, начинайте!
Схема этого концерта была не такой, как обычно. Никакого тебе разогрева «Цеппелинами», заходить сразу с козырей. Я пытался убедить Сохатого, сделать иначе, но он меня переубедил.
— Короче, такая тема, Вовчик, — сказал он тогда, доверительно приобняв меня за плечи. — Мы однажды с братанами взяли модного какого-то импортного пиваса. Ну и набрали еще цистерну дешманского всякого. И начали, разумеется, с дешманского. Ну, чтобы оставить вкусное напоследок. Залили шары по самые гланды. И вот, прикинь, я уже почти ни петь, ни свистеть, вспоминаю про эту заветную баночку. Доползаю до стола практически на четырех костях, беру ее. Пшшшш… Открываю. Глотаю. И понимаю, что вкуса-то не чувствую никакого! Я в таком состоянии могу любую бормотуху пить, и мне отлично будет. Ты понял меня?
— Понял, — засмеялся я.
— Так что сразу начинаем с вкусного, а уже потом — все остальное, — сказал он. — Братва когда накидается, она будет плясать и под трень-брень на рояли, сечешь?
Так что «Ангелочки» зашли сразу с «козырей», в смысле — со своего пока что единственного полноценного хита. Музыка заглушила алкогольно-закусочный движ ресторана. А меня как-то сразу отпустило напряжение. Концерт начался, инструменты звучат слаженно. Голоса Нади и Астарота звучат бодро и слаженно.
Выдох.
Первый пункт программы пройден.
Публика, конечно, большей частью совсем даже не наша. Но Сохатый-младший пока кажется вполне довольным. Хотя рожа у него, конечно, противная. Такие избалованные щеглы меняют настроение в два притопа, три прихлопа. А если его еще и отец балует…
Это был тот тип вечеринок, которому раскачка совершенно не требуется. Местная братва налегала на бухло прямо с порога. А некоторые так, кажется, всосали в себя ударную дозу еще до того, как сюда пришли. Никаких стартовых светских расшаркиваний и ожидания, когда кто-то первый начнет шуметь и буянить. Все сразу начали.
— А ну, Олежка, давай к нам, нужно за тебя немедленно выпить…
— Каааакое еще шампанское? Ты же мужик теперь! В натуре совершеннолетний, водяру давай!
— Ему семнадцать!
— Да я в семнадцать мог в одного бутыль всосать штопором!
— Не бзди, ты и сейчас не можешь!
— Ты чо, мне не веришь, в натуре? Эй ты, жопа на каблуках! Пузырь мне принеси! Быстро метнулась, овца драная, шевели батонами!
«Ага, а вот и Дикарь», — подумал я.
Нас с Наташей в качестве ведущих я на сегодня предусмотрительно «уволил». Так что мы стояли у окна и зорко следили за происходящим в зале. Наташа на это мое решение даже не подумала обидеться. Она умная, понимает, что наш с ней стиль ведения вечеринок лучше на взрывоопасную аудиторию не демонстрировать. Да и незачем тут было. Змеинокаменская братва была явлением самодостаточным. Эту публику не нужно было расшевеливать. Тут скорее наоборот — неплохо бы владеть какими-нибудь релаксационными приемами.
Но «ангелочков», в общем, тоже слушали. Молодежь, которую притащил с собой Олежка, сразу же заняла стратегические позиции перед сценой. Девчонки визжали не в ритм, парни махали «козами». Сам же сынуля пока что был занят, принимал подарки.
Дарители перекрикивали Астарота с Надей. Пытались орать имениннику на ухо, вручая коробки, коробочки и свертки.
Причем я попытался остановить музыку на это время, но Сохатый живо распорядился, чтобы «ангелочки» играли без остановок.
Да уж, картинка. Провинциальный пригостиничный ресторан. Банкетный стол, за которым часть гостей остервенело жрет, заливая это дело всеми разновидностями алкогольных напитков. У торца стола тусит наглый тощий именинник в клепаной коже, перед ним в очередь выстроились желающие его одарить. После каждого подарка все пьют с воплями, криками и улюлюканьем.
И все это сливается в дикую совершенно какофонию. И перед «ангелочками» пляшут несколько местных подростков. И толстый лысый мужик еще. Который осоловелыми глазками уперся в обтянутую узкой юбкой задницу одной из девиц. И то и дело пытался ухватить вожделенное толстыми сардельками пальцев. Но девица, видать, не в первый раз с ним сталкивалась. Поэтому легко уворачивалась и хохотала.
Через первые четыре песни именинник заново затребовал «Темные тени». И народ начал перетекать от стола к сцене. Братки приплясывали не в такт. Их телочки соблазнительно крутили попами.
«Самое время», — подумал я, обошел зал ресторана краешком и присел рядом с Сохатым. Он как раз в этот момент остался один. И был еще практически не пьян.
— Точно, я же бабок тебе обещал отвалить, — сказал сохатый, сфокусировав взгляд на моем лице. — Я вообще такую музыку не очень люблю… Если бы меня наследник не допек, я бы…
Он полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда аккуратный прямоугольный сверточек. Купюры были по-простецки завернуты в обычную газету и перехвачены полоской синей изоленты.
— Из рук в руки не передают, — сказал он и положил сверток на край стола.
— Приятно с вами работать, — кивнул я, взял деньги и сделал движение, чтобы убрать их во внутренний карман.
— Проверить не хочешь? — серьезно так спросил Сохатый. — А вдруг я тебе резаную бумагу впарил? Ты ж меня не знаешь.
— Джентльменам верят на слово, — усмехнулся я.
— Как в анекдоте, да? — хмыкнул сохатый. — Знаю, знаю. И тут мне как начала карта переть. Да не ссы ты капустой светить, не в сберкассе. Проверь! Здесь, в натуре, все свои. Они знаю, что это я тебе бабок заплатил, отжимать ну будет никто.
— Будем считать, что доверяю, — усмехнулся я и подмигнул. И сцепился пристальными взглядами с местным авторитетом. Хрен знает, на что он там меня проверяет. Никогда меня особо не интересовали все разновидности хитрых подколов с местечковым колоритом.
— Доверяешь, значит… — проговорил он.
— Пожалуй, это слишком громкое слово, — сказал я, не отводя взгляда. — Скажем так, деньги я люблю, но договоренности не нарушаю. Мы забились, что мои парни выступят, я свою часть договора выполнил. Если в этом свертке — резаная бумага, ну что ж… Пусть тогда карма за меня поработает.
— Какая еще карма? — чуть нахмурился Сохатый.
— А, какая-нибудь, — я пожал плечами. — Я же не индус, чтобы всерьез в эту всю мистику верить. На самом деле, все просто. Ну вот смотри, допустим, ты решил, что мы с парнями — чумоходы, которым и пачки резаной бумаги за работу достаточно. Вот я сейчас открыл твой сверток, увидел там куклу. И что? Хватать тебя за грудки и орать: «Где деньги, Лебовски?» как-то тупо. У тебя явное превосходство в огневой мощи. Есть, конечно, небольшой шанс, что ты с Французом ссориться не захочешь. Но мы взрослые мальчики, не привыкли с каждой проблемой бежать к папочке. Так что если там бумага, что ж… Судьба, значит. Положим на полочку как сувенир на память.
— Ох и клоун ты, Вован, — Сохатый покачал головой. Одобрительно хлопнул меня по плечу. — В натуре, ты мне в прошлый раз так мозги задурил своим доном Хуаном, что я до сих пор истории про два свистка и осиновый кол забыть не могу.
Да уж, тот случай, когда я как раз вообще не помню, что это была за история. И когда я ее рассказывал. Впрочем, неудивительно. Я не помню, как я до номера-то своего тогда дошел, а уж что я там мог плести, вообще хрен знает. Два свистка и осиновый кол? Блин, и как теперь перестать об этом думать?
— Вот, держи, — Сохатый вытащил из другого кармана несколько крупных купюр и положил передо мной на стол. — Это чисто тебе, понял? Не твоим этим чертям на сцене. Блестяшек каких своей телочке купи, она у тебя зачетная. А зачетные телочки должны носить брюлики.
Сумма была внушительная, конечно. Но на брюлики там вряд ли хватит.
— Спасибо, — я пожал протянутую руку, спрятал купюры и оставил Сохатого в обществе подскочивших трех братков. До того, как они попытались всучить мне стакан бухла.
— А «Мурку» можешь? — заорал толстяк у сцены и замахал руками.
— Да, мурку давай! — подхватили еще несколько голосов.
Астарот открыл рот, но я успел показать ему кулак до того, как он успел дать ответ публике. Подмигнул Бельфегору. Тот понятливо кивнул и сыграл на своем поливоксе первые аккорды пресловутой «Мурки». Молодежь заныла, взрослая часть взревела.
— Я слов не знаю! — почти прокричал мне в ухо Астарот. Я поискал глазами Валеру. Тот куда-то делся.
— Они вместо тебя споют, — усмехнулся я.
— Я знаю, — мрачно сказала Надя и повернулась к Бегемоту. Махнула рукой и отобрала у Астарота его модный микрофон.
Бегемот начал выстукивать нехитрый ритм. Бельфегор что-то там на своем поливоксе покрутил, и тот начал издавать совсем уж грозные скрежещущие звуки. Я вопросительно посмотрел на Кирилла. Тот пожал плечами. И гитара тоже подключилась.
«Рок-версия „Мурки“, блин, — подумал я. — Хоть альбом записывай. Блатняк здорового человека…»
— Прибыла в Одессу банда из Амура… — замурлыкал нежный голос Нади. Братки взревели, их нестройный хор тут же подхватил слова. Неразборчиво, ясен пень. Кто в лес, кто по дрова.
Надя пела «мурку» не по понятиям. Добавила каких-то джазовых переливов голосу, пританцовывала. Но старательно избегала взглядов в публику. Смотрела куда-то в потолок.
Все-таки, такие концерты — чертовски напряжная штука. Вроде бы, всякие патлатые придурки, особенно из каких-нибудь панков — публика не менее шумная. И на сцену лезут, и драки устраивают. И бухают тоже как не в себя. Только вот стволы они не носят.
«Надо Наденьку эвакуировать из ресторана незаметно», — подумал я. Кристину мы вдвоем с Астаротом убедили не ходить сегодня на концерт. Ева заглядывала разок и тоже быстро ушла. Внешность Наташи настолько специфическая, что ее братки как сексуальный объект не воспринимали. А вот к Надей сейчас приковано слишком много заинтересованных взглядов. И выход всего один. Хотя вроде бы в туалете есть окно, надо проверить.