Василий полез куда-то под стол, вытащил две пухлых пачки купюр и сунул мне.
— Это, если что, не твоя доля, ты не думай! Это чисто спасибочки из неучтенки, — он снова схватил стакан. — Ты даже не думай отнекиваться, девчонке своей лучше брюлики в уши купи! С брюликами твоя красотка вообще звезда будет!
— Брюлики, значит, — усмехнулся я. Трындец, конечно, время шальных денег эти девяностые! Чертовски сложно привыкнуть вот к этой диковатой щедрости. Причем как же быстро это все произошло, уму непостижимо! Буквально только что, пару лет назад, был еще Советский Союз, с его относительным равенством, моргнуть не успели, как общество раскололось на богатых и бедных. Причем баснословно богатых и катастрофически бедных. Увлекательная вещь — история. Когда познаешь ее на практике.
— За тебя, братан! — Василий звякнул стаканом об бутылку в моей руке и одним глотком закинул в себя янтарную жидкость. Я сделал небольшой глоток.
Василий обнял меня и похлопал по спине.
В этот момент снова зазвенел «школьный» звонок.
— Так, пять минут! Все, шуруй отсюда! Там твои гаврики сейчас открывающими будут, не хватало еще, чтобы ты пропустил! Давай-давай, топай! А я тут останусь, мне все на контроле держать надо! И сегодня чтобы честно набухался, понял? Завтра чтобы как штык в двенадцать был, но сегодня — сам бог велел, ясно? И не надо мне вот эту свою хитрую рожу делать! Я босс! Сказал — выполняй!
— Понял-принял! — я вытянулся по стойке смирно, потом расслабился, засмеялся. Пожал Василию руку и тоже выскочил из кабинета. «Волонтерское» фойе тоже опустело, все ушли в поле.
Странное дело. Там, в моем прошлом-будущем, я уже после сорока старался по возможности людных мероприятий избегать. Ну, когда мне на них по работе не приходилось бывать, разумеется. Но то работа, это другое. Отдых же свой я всегда планировал где-то вдалеке от толп. Когда в городе случалось массовое мероприятие, самым правильным считал сесть за руль и умчать в глушь. На какую-нибудь отдаленную базу в лесу, шашлычки, птички поют, красота… Уставал от толп. Не понимал, зачем людей так тянет собраться кучей, толкаясь локтями и задницами. Но а сейчас я, наверное, был Вовой-Велиалом больше, чем собой. Гул толпы на стадионе отзывался внутри прямо-таки бабочками в животе. Я шел вдоль трибуны, смотрел на людей, заполнивших футбольное поле, и так мне было радостно. И нет, даже не потому что Василий только что сказал про «сколько бабок заработали». Это было, конечно, хорошо, сразу же развязывало руки насчет того самого корпоративного отпуска на море, но радостно мне было не поэтому. Кажется, я уловил этот самый вайб, который заставляет людей вот так добровольно толпиться. Ну вот реально, что они там увидят на сцене? Особенно те, кто стоит у дальнего края поля? Просто головы среди бесконечного моря других голов? Где-то бесконечно-далеко какие-то фигурки дергаются на сцене, а из колонок — музыка. Которую, скажем, в наушниках слышно гораздо лучше. И нет рядом орущих и дрыгающих конечностями других людей… Ведь так?
Но голос логичного и взрослого меня внутри головы Вовы-Велиала прямо-таки смыла волна смеси восторга, боевого задора, предвкушения и… единства? Все эти люди здесь — они ведь не просто какие-то отдельные люди. Они — на одной волне. И волна эта как мощная линза многократно усиливала рождающиеся где-то глубоко в душе радостные искры…
Пришлось даже подавить в себе сиюминутное желание ввинтиться в толпу, стать ее частью и тоже радостно орать, прыгать, толкаться локтями, корчить рожи и кривляться. Распустить аккуратный хвост в беспорядочную гриву, как вон те придурки, которые скачки вдоль рядов устроили. И…
Хех.
«Вовочка, ты же директор, так что веди себя прилично!» — со смехом сказал я сам себе и свернул к нашей вип-ложе для своих. Сейчас там уже собрались все наши. Ну, почти.
— А Жан где? Журналистскими делами занят? — спросил я.
— Ага, счас, — фыркнула Ирина. — Ушел за пивом и отвлекся. Вон он, в толпе, видишь, кепка красная?
— Ха, сам чуть только что в толпу не забурился, — заржал я, усаживаясь рядом с Евой. — Только врожденная дисциплина и спасла. Ну и еще то, что я хочу выступление нормально увидеть. Без чужих затылков.
— Блин, волнительно-то как! — порывисто вздохнула Кристина и сжала руки перед собой. Она сегодня оделась в одно из своих умопомрачительных обтягивающих платьев, навела на лице полноценный марафет и снова стала похожа на куклу Барби. Хотя ее нереальную красоту даже модный уродливый макияж девяностых был не в состоянии испортить.
«Ангелочки» уже были на сцене. При полном параде, в рогах, плащах, на лицах — полный грим. Бельфегор стоял у края сцены, склонившись вниз, и переговаривался с кем-то, кого отсюда было не видно. Потом он показал большой палец «ангелочкам» и вернулся на свое место.
Стадион шумел, гудел, голосил, орал и дудел в спортивные дудки.
Ну? Пять, четыре, три, два, один…
Кирюха провел по струнам, и могучие динамики исторгли рев, моментально перекрывший шум толпы.
Глава 7
«В темноте это смотрелось бы эффектнее!» — возникла в голове единственная связная мысль, когда Астарот распахнул крылья. Весь остальной мозг заполнили взрывающиеся фейерверки. Воображаемые, потому что время настоящей пиротехники наступит только после заката. Наша ложа была очень удачно расположена. Вид на сцену практически идеальный. Но все стадионный концерт — это все-таки не про исполнителей. Пусть даже я точно знал, что поют «ангелочки» вживую, но один фиг смотрелось это все как будто по телевизору. Хотя тут, пожалуй что, играли немалую роль и мои эмоции тоже. Эта реальность с огромным трудом помещалась в голове. Это же «ангелочки» там на сцене! Среди мечущихся огней, тусклых из-за закатных лучей солнцы, посреди беснующейся радостной толпы. Точь в точь как на тех самых кассетах с концертами зарубежных рок-звезд, которые мы засмотрели до дыр, наверное. «Ангелочки» же! Астарот, вздорный и противоречивый, не очень уверенный в себе подросток. Бельфегор, трогательно влюбленный в мою сестру, и сам почти как младший брат. Кирюха, скромный тихоня и сущий ботан на вид в реальной жизни, мажор Макс и обжора Бегемот. А вот та восхитительная красотка с звенящим нежным голоском — это же Надя. Наглая девица, ровесница сестры, которую я в самом начале вообще счел гопницей и манипуляторшей! Такие свои, близкие, практически родные. И сейчас они вон там. Недосягаемые, как настоящие звезды. И я самолично приложил к этому руку. Уму непостижимо!
Но все эти сомнения мелькали на каких-то дальних подступах к сознанию. Изредка только вспыхивая. Остальной же мозг просто не работал. Потому что мы в своей вип-ложе стояли, обнимались, голосили до срыва связок. И подпевали слова песен, которые давно уже знали наизусть.
Три песни длились целую вечность. И всего одно мгновение. Я же только моргнул, что значит, они уже уходят со сцены⁈
— Вов, пойдем, мне срочно нужно туда, к ним! — прокричал мне на ухо Жан. Мы погнали по ступенькам, выбрались из своей огороженной ложе, пробрались по беговой дорожке, лавируя между отдельными людьми и тесными компашками. Патлатые, стриженые, молодые, старые. Смутно знакомые по всякими тусовкам лица местных неформалов, какие-то совсем юные школьники, степенные дядьки, типа наших «реднеков» из «Фазенды», скорее похожие на заблудившихся фтубольных болельщиков. Пьяных в дугу пока еще не видать, слишком рано. Зато пьющих… Пьющих много, да.
Мы настигли «ангелочков» практически на входе в арку, ведущую к спортивным раздевалкам, которые в этот раз были превращены в гримерки, разумеется.
— Астарот, стой! — Жан запрыгал и замахал руками. Ни черта не было слышно, из-за шума толпы, музыки из колонок и… пожалуй, этот грохот — это бешено колотящееся сердце. От захлестывающих волнами восторженных эмоций.
— Саня! — Жан ухватил Астарота за руку и потряс. Тот встрепенулся, будто очнулся от механического оцепенения, и сфокусировал на Жане взгляд. Охранник попытался оттереть Жана в сторону, но я молча продемонстрировал ему свой всемогущий «аусвайс», и тот сразу расслабился.
— Астрот, я должен взять у тебя интервью! — прокричал Жан в самое ухо Астарота. Я и не столько слышал его слова, сколько прочитал по губам и догадался по смыслу.
— Я как-то фигово соображаю, — помотал головой Астарот, снял шлем с рогами отошел в сторону, пропуская остальных «ангелочков» вперед. — Может, потом?
— Нет! Сейчас! — Жан вцепился в руку Астарота, будто тот мог сбежать. — Ты не понимаешь, как это важно!
По обе стороны оцепления начала стягиваться толпа из визжащих девиц и тех самых смутно-знакомых местных, которых я стопудово уже видел. Местная фак-база «ангелочков».
— Тут вы вряд ли поговорите, — прокричал я, не слыша собственного голоса. Ухватил их обоих за плечи и тряхнул. — Давайте за мной!
В волонтерском холле снова было многолюдно, девушек за столом стало три — одна что-то кричала в рацию, две другие торопливо раздавали страждущим новые «билеты». Шума здесь было чуть меньше, чем на самом стадионе, но разговора бы все равно не получилось. Я дернул дверь «тренерской», но она оказалась заперта. Отлично, значит Василий тоже где-то на трибуне. Я сунул руку в брякающий от разных ключей карман, нашел нужный. Порадовался мимоходом, что не стал отказываться, когда Василий всучил мне дубликат. «Мало ли что, пригодится, бери давай!»
Мы протиснулись внутрь, я захлопнул дверь и перевел дух.
— Саня, что ты сейчас чувствуешь? — проорал Жан. И во внезапно наступившей тишине его голос прозвучал оглушительно-громко. Он тут же стащил с головы кепку и заткнул себе рот. Рассмеялся. — Ой, прости! По привычке! Слушай, я смотрел на ваше выступление и вдруг подумал, что просто обязан прямо сейчас с тобой поговорить. Без подготовки, вопросов у меня нет. Просто… Ну, это такой уникальный случай. Ты же в первый раз пел на стадионе, вот я и… Астарот, опиши, что ты сейчас чувствуешь?
— Можно я сяду? — Астарот положил рогатый шлем на стол Василия и провел рукой по лбу, размазывая грим. — Я… Блин вот ты спросил, да? И как я, по-твоему, должен это описывать?