— Совсем стыд потеряли, — бурчали бабульки.
— Ну теперь-то что не так? — возмутилась Наташа и уставилась в упор на недовольную пожилую леди. — Пьем лимонад, едим мороженое. Не курим.
— Хотите сладкой ваты? — предложила Кристина.
И мы, не сговариваясь, всеми нашими двумя столиками повернулись к ней с приветливыми улыбками. Ну, не без иронии, конечно. После ночи в «Африке» мы и правда выглядели… скажем так… не самой подходящей компанией для детей. Зато попадали в идеальный образ «плохой компании». Длинноволосые растрепанные парни, девушки с поплывшей косметикой, по лицам явно заметно, что не спали.
Бабуля, недовольно бурча под нос, двинулась прочь от нас, утаскивая за руку недовольного внука.
— Всему виной стереотипы! — глубокомысленно изрек Бегемот и отхватил разом половину пирожка. — Нет, ну серьезно? А начинку типа в пирожки класть не надо?
Он недовольно заглянул внутрь хлебобулочного изделия. Между слипшимися стенками имелся тонкий намек на то, что внутри должно быть повидло. Насупился.
— Точно, — поддакнул Бельфегор. — Раз мы вот такие, значит должны непременно бухать и курить. И хоть задоказывайся, что мы не такие, ни фига не получится. Скажут, что издеваемся только…
— Вообще я думала сделать выпускной еще месяц назад, — проводив недовольную бабулю с внуком взглядом, вернулась к теме Наташа. — Сделать развесистую шоу-программу на «Генераторе», созвать тех, кто может взять их на работу, устроить среди них аукцион…
— Типа рабского торга? — хихикнул Бельфегор. — Как в Древней Греции?
— Почему рабского-то? — возмутилась Кристина. — Мне кажется, нормальная идея. Они показывают, на что способны, им предлагают работу. Кто лучше предложит, тот и… Хи-хи. Блин, а действительно похоже!
— А мне стало жалко! — всплеснула руками Наташа. — Я к ним привыкла, они меня бесят, но уже почти как семья. Мы столько всего вместе сняли, столько всяких вечеринок провели. Плакали, смеялись… И как теперь их куда-то отпускать?
— И самим нужны, да? — подмигнула Кристина.
— А? — встрепенулась Наташа, будто очнувшись от внутреннего диалога.
— Ну, такой себе рабский торг получится, — дернула плечиком Кристина. — Вот твои актеры показывают всякое шоу, демонстрируют, какие они удивительные и талантливые. Работодатель такой: «Вот этого хочу!» А мы, такие: «Этот не продается, самим мало!»
Все засмеялись.
«Вы рыбов продаете? Нет, только показываем…» — промелькнуло в голове.
— Да не, Наташ, вопрос был в другом, — сказал я. — Меня тут ночью Костя озадачил, что тоже хочет пройти твою актерскую школу. А я вдруг понял, что не знаю, когда в нее новый набор. К старичкам его отправлять уже поздно ведь.
— А, да, — Наташа снова задумалась. — Медленно что-то соображаю сейчас… На самом деле, нам очень много звонят насчет нового поступления. По «Генератору» смотрят, тоже хотят… А я пока что…
— Осенью? — предложил я. — С первого сентября, как полагается?
— Да, осенью, — Наташа энергично кивнула. — Осенью — это очень хорошо.
— А главное — нескоро! — важно поднял палец Бельфегор.
— Нет, ну вы прикиньте чо! — Бегемот возмущенно продемонстрировал всем огрызок пирожка. — Раньше когда повидла в пирожке было мало, оно такой жирненькой каплей оставалось в самом хвостике! А сейчас что? Вообще обнаглели! Лучше бы булочку купил…
— А я за пирожками на вокзал хожу, — признался Жан. — Там самые вкусные.
— Из-за пирожков толкаться на вокзале? — приподнял бровь я.
— Ой, да ладно, будто ты сам туда не ходил, — скорчила рожицу Ирина. — Мы в десятом классе с подружкой всегда на вокзал убегали. Там и в киосках косметику можно было прикольную найти, и люди всякие интересные попадались, и вообще движняк какой-то все время.
— И цыганки еще, — Бегемот тоскливо вздохнул, еще раз оглядев остаток пирожка на предмет повидла, потом сунул его в рот. И продолжил говорить. — Они прикольные были, гадали, танцевали.
— Прикольные — это потому что у тебя денег не было! — засмеялась Ирина. — А мне так одна показала фокус — дунула на денежку, а она и исчезла. А я их должна была в школу сдать на что-то… на ремонт или на обеды. А она говорит: «Домой придешь, а денежка в кармане твоем…» Ну да, ну да…
— А сейчас почему-то цыганки шубами и помадами на рынке торгуют, — задумчиво сказал Бельфегор.
— Да почему? — всплеснул руками Бегемот. — Гадают точно так же, я позавчера видел! На вокзале — это таборные цыгане, а на базаре торгуют — домашние. Ну, типа тех, которые родственники Ляли…
— Родственники Ляли, — машинально повторил я, и медленно движущиеся мысли вильнули в очередную новую сторону. — Кстати, как считаете, может на «Рокозеро» Лялю с собой возьмем, а? Хотя бы на один день? Фотосессия на плэнере, так сказать. Я видел, какую сцену там собирают, круто будет смотреться.
— Точняк! — глаза Бельфегора обрадованно загорелись. — Слушайте, я тоже подумал, что нужно новое. Мы еще когда на стадионе все плакаты распродали, я подумал, что нужно еще! А ее отпустят на «Рокозеро»? Там же родня такая…
— Можно спросить у родни, — пожал плечами я. — А можно и не спрашивать. Просто привезу на один день, а потом домой доставлю.
— А может другого фотографа попробуете? — осторожно предложила Ирина.
— Это вопрос или предложение? — оживился я.
— Слушайте, кстати про плакаты! — почти одновременно со мной сказал Бегемот. — Их так быстро раскупили, прямо расхватали! А что если сделать послефестивальных плакатов, а? Ну, таких, типа постеров. У нас куча звезд сейчас съехалось, и если наделать хороших фотокарточек, а потом сделать из них таких типа афиш… Ну, только не перед фестивалем, а после. Чтобы на память покупали, то…
— О… — взгляд Ирины стал цепким. — Слушайте, вы тут посидите, да? Я сбегаю сейчас к телефону-автомату, ладно?
— Как сказали бы больные и уродливые спартанские дети, — пробормотал я и вытащил из коробки одного из рок-оскаров. — Да уж, специально фиг такое вылепишь, конечно…
— Что? — спросила питерская валькирия, глянув на меня в зеркало, у которого она наводила красоту.
— Все нормально, — сказал я. — Волнуешься?
— А почему столько телевизионщиков? — спросила она.
— Эпохальное событие же, — хмыкнул я. И фыркнул, вспоминая наше блиц-совещание с Василием по поводу этой нашей премии, «Пурги» и «Семян свободы». Сначала он весь этот дикий коктейль идей воспринял без особого энтузиазма. Мол, фигня какая-то, кому это вообще интересно? Но я не отстал. Развел целую философию про перспективу, след в истории и возможную культовость подобного мероприятия. Мол, концерт — он концерт и есть, их таких проходит в стране в день по сто штук. И вроде как да, в масштабах города и области наш рок-фест вне всякого сомнения событие выдающееся, всех всколыхнуло и так или иначе задело. Но на той неделе приедет «Ласковый май», и визжащие поклонницы Юры Шатунова вытеснят из народной памяти весь тот движ, который мы устроили. А вот если мы как-то выпендримся…
Василий включился чуть активнее. Даже стакан с коньяком в сторону отставил и подбородок почесал.
— И если уродцев этих раздать, то народ нас лучше запомнит? — спросил он.
— Народ может и не запомнит, — усмехнулся я. — А вот журналисты могут. Понимаешь, какая штука… Про концерты наши не написал уже только ленивый. И наши информационные спонсоры, и эти вот…
Я толкнул к нему развернутый на центральном развороте номер газеты «Есть контакт!» В которой наш концерт на стадионе изощренно и развесисто ругали. Мол, это безответственное мероприятие превратило в сортиры подъезды всех окрестных домов, а шум стоял такой, что несчастным жителям не спалось и не елось. Сопровождался этот обширный пасквиль множеством фотографий, в основном снаружи стадиона. Вот толпа молодежи наполовину запрудила Привокзальную площадь. Вот ржущие волосатики окружили какую-то машину. Вот маргинальная компашка дымит сигаретами на углу.
— Да, я, кстати, советовался уже с одним адвокатом, — поморщился Василий. — Статья подписана каким-то С. В. Букиным, в природе такого журналиста не существует, это какой-то щелкопер под кличкой спрятался. Но он сказал, что судиться — себе дороже, лучше крыше капнуть, пусть они этих контактеров с навозом смешают…
— Вот уж не думал, что ты такой злопамятный! — засмеялся я.
— Так а что они пишут всякую ересь⁈ — возмутился Василий. — У нас, понимаешь, все разрешения оформлены, в двадцать три ноль-ноль… Ну ладно, в двадцать три концерт еще не закончился. Но все равно…
— Да пофиг на них, — я убрал злополучную газету от его глаз подальше. — По мне так, нормально что на нас ругаются. Когда прочитал, выписал себе леща, что сам не догадался несколько ругательных статей заказать.
— Так я не понял, к чему ты ведешь? — спросил Василий.
— А вот представь… — я придвинул стул поближе к нему, сунул ему обратно в руки стакан с коньяком и приобнял за плечи. — Прошло много-много лет, скажем, тридцать. Приходит какой-нибудь юный падаван в поисках интересного в библиотеку, листает пожелтевшие подшивки. 'Так, рок-концерт, стадион, скукота… О, пурга-рекордс! Шикардос! И — хоба! — пишет на своем портале в интернете развестстый материал о культовой странице в музыкальной истории страны…
— Где-где пишет? — нахмурился Василий.
— Да неважно, хоть на заборе, — отмахнулся я. — Или друзьям на попойке рассказывает. Вот сам подумай, о чем он расскажет с большей вероятностью — про один из многих концертов или про уникальную премию с раздачей уродцев?
— Ладно, ладно, убедил, черт языкастый, — засмеялся Василий и отхлебнул коньяка. — Так, а что там с журналистами?
В общем, Василий развернул моментальную кипучую деятельность, и пригнал в «котлы» кажется вообще всю имеющуюся в Новокиневске и области прессу. И даже каких-то хитрожопых телевизионщиков из Москвы выписал. И питерских гостей этот факт почему-то ужасно смущал.
— А если мы мямлить начнем? — вздохнула Валькирия и вернулась к своему отражению в зеркале.