— Которому забыли откусить голову после спаривания? — засмеялся я.
— Вот-вот! — фыркнула Ева. — И теперь он ходит и не знает, куда ему эту голову применить. А скажи, что ты думаешь?
— Что я думаю? — я посмотрел в свою пустую креманку. Мороженое я давно уже доел. И сейчас думал, не заказать ли еще порцию. Ну, там, углеводы стимулируют мозговую активность, и все такое. — Я думаю, мы должны рассказать Максу все, как есть.
— Ха-ха, то есть переложить решение вопроса на его голову, точно, — Ева засмеялась, потом лицо ее резко стало серьезным. — Странно, что мне это в голову не пришло. Я же у нас фанат правды.
— Ты просто не выспалась, — я поднялся со своего стула, подошел к Еве и обнял ее за плечи. — Вот я и озвучил твое возможное решение.
— Только Макс сейчас едет в поезде, — задумчиво проговорила Ева. — А если мы сейчас сядем в поезд, то приедем в Новокиневск еще позже, чем все наши.
— Значит мы не будем садиться в поезд, — сказал я. — А полетим самолетом. Точнее, в поезд мы сядем, но на совсем чуть-чуть, чтобы до Москвы добраться. А оттуда — вжух! — и в Новокиневск.
— А гостиница? — спросила Ева. — У нас же номер есть на эту ночь…
— Да и хрен с ней, — я махнул рукой. — Точнее, не так. У нас ведь еще нет билетов. Вдруг сейчас мы придем на вокзал, а там выяснится, что ближайший рейс на Москву — послезавтра, билетов нет, и вообще мы теперь никогда из Вологды не выберемся…
— Слушай, погоди! — глаза Евы вдруг вспыхнули, когда она подняла голову и посмотрела на меня. — Мы же в Вологде! А дом, где резной палисад, так и не увидели! И еще… А еще я подумала, что мы очень даже правильно поступили, вот что.
— В какой из моментов мы поступили правильно? — уточнил я.
— Ну, когда сбежали, — Ева качнула головой в сторону. Вроде бы, ту самую, где была квартира Степушкиных. — По идее, мы вообще не должны были в это лезть. Это чужая личная жизнь. И что-то решать там должны они сами.
— Они? — хмыкнул я.
— Ну, участники этого вот… всего, — Ева помахала руками, изображая что-то вроде паутины. — Так что все мы правильно делаем. Вернемся в Новокиневск, расскажем все Максу. И ему уже оставим адрес. С которым он может поступать, как захочет…
Засветилось табло «пристегните ремни», самолет пошел на посадку. Посмотреть на Новокиневск сверху мешали густые облака, но, в общем, не могу сказать, что меня как-то особенно этот факт расстраивал. Я посмотрел на Еву на соседнем кресле и улыбнулся. Она безмятежно спала. Всякие там волнения и тревоги прошлого перелета благополучно забылись, в этот раз она даже на обед на проснулась. Пробормотала что-то вроде: «Сами ешьте это вашу еду», и отвернулась.
Я легонько коснулся руки своей подруги. Меня накрыло волной нежности, губы сами собой растянулись в улыбке. Хороший получился отпуск, вот что. В меру хаотичный, в меру предсказуемый. Было и тягуче-жаркое безделье, и превозмогание похода, и нервные переживания, и счастья полные штаны. И черные бархатные ночи в алмазах звезд. И танцы даже какие-то. Под шум прибоя. И солнечно-сладкие фрукты, и бесячие курортные негоцианты, и… Короче, смена картинки получилась что надо. И цель свою она выполнила на все сто — перетряхнула мозги, выбив из них ненужную пыль и обрывки нереализованных мыслей и идей, всякие непонятные затыки, утомленность от авралов и множества дел.
Хорошо вышло.
Сейчас надо дать себе пару дней на привыкание к родному городу обратно, и снова в бой.
И готовиться к свадьбе еще.
Я снова посмотрел на Еву. Сам бы я, конечно, предпочел какую-нибудь простую и элегантную церемонию, только для родни, потому что так принято. Но давайте будем честны, это в голове Вовы-Велиала говорит взрослый и поживший Владимир Львович. Который вертел на одном месте всякие там шумные тусовки и движ. Ему дай волю, он бы вообще остановился на «приехать в загс на машине, расписаться по-быстрому, шлепнуть печати в паспорта и пойти жить долго и счастливо».
Но буднично и скучно — это не не про нас, верно?
Что бы ни происходило вокруг, шоу должно продолжаться. Так что…
«Надо обсудить это дело с Наташей», — подумал я.
Самолет нырнул в молоко облаков, затрясся весь. Вздрогнул, выдвигая шасси.
Ева пробормотала что-то неразборчивое и положила голову мне на плечо.
Не просыпаясь.
«Интересно… — подумал я. — Мы сейчас возвращаемся домой как в это вот молоко облаков. В неизвестность…»
Я постоянно исподволь сравниваю эти свои «тогда» и «сейчас». Кое-какие вещи, кажется, вообще никогда не меняются. Неважно, живешь ты в лихих девяностых или в цивилизованных двадцатых века двадцать первого. Но кое-что…
Мы с «ангелочками» расстались на перроне Ростова-на-Дону. Мы с Евой погнали в Вологду, не сообщив, кстати, никому этот свой пункт назначения. Чтобы Оксана, которой я купил билет, как и всем другим-прочим, не заподозрила чего.
Если бы мы жили в двадцать первом веке, то я бы сейчас знал о том, как там мои друзья ехали поездом, вообще все. Из чатика, из фоток в соцсетях, кто-нибудь из них явно что-то мне бы в личку докладывал. Или звонил. Но сейчас всего этого не было. Мы расстались тогда, и двигались автономно. Ничего друг о друге не зная. Этот поезд мог потерпеть крушение, или, там, его могли инопланетяне захватить. «Ангелочки» по дороге могли поругаться. Или там сложились какие-то новые пары. Кто-то мог сойти на внезапной станции и потеряться. А еще… Да что угодно могло случиться! И я об этом не знаю. И не узнаю, пока мы не приземлимся и не встретимся с кем-то из них, кто просветит меня о том, как прошла их дорога…
А сейчас, получается, они для меня «ангелочки» Шредингера.
Тогда, в своем прошлом-будущем, подобное неведение казалось чем-то… ну, не то, чтобы смерти подобным, конечно, но чем-то уже почти нереальным. Это вот «всегда на связи» не оставляло места для неопределенности.
И с одной стороны, это все было очень романтично, конечно. Стремиться поскорее встретиться, чтобы убедиться, что все в порядке. С другой…
«Мобилу надо купить, вот что», — подумал я. — Скоро там они появятся?'
Вроде бы, первый звонок по мобильнику в России случился осенью девяносто первого.
Но массово я пока ничего такого вроде не видел. Да и не массово тоже…
Самолет коснулся взлетки и затрясся, снижая скорость.
— А? Что? — сонно встрепенулась Ева, когда все остальные пассажиры принялись активно хлопать в ладоши.
— Прилетели, — усмехнулся я.
— Я что, все это время спала? — Ева зевнула, потянулась и недоверчиво посмотрела в окно. — И правда, Новокиневск. Как через телепорт прошла. Казалось, что только моргнула же…
— Лучший вариант дороги, я считаю, — сказал я.
— А вот я пока не определилась, — Ева покачала головой. — Мне как будто чего-то не хватило. Я как будто… обескуражена. Хм. Смешное слов. О-бес-ку-ра-же-на. Это в смысле «лишена кур»?
— Действительно, как можно без кур радоваться, — хмыкнул я. — Но что-то мне подсказывает, что в этом слове речь не про кур, а про кураж.
— Хм… — Ева прищурилась и проговорила медленно. — Я отношусь к скоростной дороге без куража…
— Простите, — между креслами просунулась рука и приветственно помахала. — Вы ведь Велиал, да? Владимир Корнеев?
Глава 14
— Мы знакомы? — я разглядывал незнакомца, по ходу дела вытаскивая нашу с Евой общую сумку с полки для ручной клади.
— Вряд ли, — мотнул головой мужик. Лет тридцать, короткая стрижка, крепкий такой, спортивного вида. Слегка загорелый, но не как мы. Одет в светлые летние брюки и рубашку. На крепкой шее — золотая цепь. Не в килограмм, конечно, но увесистая. И печатка на пальце. В общем, внешний вид вообще не нашего круга.
— Вернее не так, я вас видел, а вот вы меня — вряд ли, — объяснил он.
В голове как-то сами собой всплыли всякие вопросики. Сразу вспомнился дядька из КГБ, зашевелились теории заговора. Выглядел незнакомец так, что мог быть вообще кем угодно. Меняешь пару аксессуаров, и вот ты уже в другом социальном слое.
— Что вы там копаетесь⁈ Устроили затор! Люди, может торопятся! — загомонили нетерпеливые пассажиры, которым мы с этим мужиком перегородили выход.
Я повернулся в сторону выхода, и незнакомец ухватил меня за локоть. Видимо, истолковал движение так, будто я хочу от него отделаться.
— Владимир, подождите! — сказал он. — Не убегайте, пожалуйста, давайте поговорим в аэропорту! Дождитесь меня у выхода, хорошо?
У меня была когда-то версия, почему выход из самолета и поезда всегда такая суетливая и торопливая фигня. Вот реально, непонятно же, почему ускоряешься. В голове еще стучит это вот «быстрее, быстрее, а то…»
Что именно «а то», мозг обычно не расшифровывает. Просто настройка по умолчанию, что нужно спешить. Я поймал себя на этом когда-то давно уже. Где-то в старшей школе, кажется. И у меня тут же родилось псевдонаучное объяснение этому феномену. Которое я жизнерадостно озвучивал тогда всем подряд.
«Все дело в том, — важно говорил я. — Что в пути, особенно когда летишь самолетом, все атомы тела движутся с большой скоростью. А когда самолет приземляется, скорость падает. Но частицы, из которых наше тело состоит, еще некоторое время не могут адаптироваться к такой перемене и стремятся суетливо вперед. И на уровне нашего сознания это ощущается как желание бежать вперед».
Я даже название тогда этому процессу придумал. Какое-то пафосное. Инерция прибытия… Или что-то в этом роде.
Вот и сейчас поток пассажиров под влиянием этой самой «инерции прибытия» устремился вперед, а я снова вспомнил про эту свою теорию. Незнакомого мужика поток народа куда-то от нас с Евой оттер.
И вспомнил я про него уже практически на выходе из аэропорта.
Причем не сам.
— А того мужика мы не будем что ли ждать? — Ева ухватила меня за рукав, как раз в тот момент, когда я устремился к стеклянным дверям.
— О… Точно! — я сменил траекторию, двинул в сторону и начал оглядываться. — Это все инерция прибытия.