— Я тогда еще учился на первом курсе худучилища. Меня туда, считай что, насильно засунули, сам я хотел пойти на врача учиться. Но с матерью разве поспоришь? Она вбила себе в голову, что у меня художественный талант. Так что сначала была художка и частный репетитор, потом училище, а потом… Ладно, короче, про Катьку. Она на втором курсе училась, и я ее увидел, когда она на меня налетела на лестнице и потребовала, чтобы я ей позировал…
— Генка каждый раз эту историю по-разному рассказывает, — сказал мне на ухо Шемяка. — Есть три концовки. С кровавым пятном на шторах, с дохлой курицей и с прощальной запиской. Забьемся, чем он сейчас закончит?
— Неравные позиции в твоем предложении вижу я, — вполголоса ответил я. — Я эту историю в первый раз слышу. И спор таким образом…
— Да это реально непонятно от чего зависит! — заверил меня Шемяка. — Мы даже с Митяем как-то специально последовательно по памяти восстановили и записали. Там все четко. Каждый раз они встречаются, потом она тащит его позировать голым, потом отключают свет, потом он зовет ее на свидание, случается гроза и они в подвале сношаются.
— Фу, слово-то какое! — фыркнул я. — Ты еще скажи, совокупляются.
— У них происходит коитус! — шепотом подключился Макс.
— О, Максимка! Тебе же батя тоже эту историю рассказывал? — сказал Шемяка чуть громче, чем хотел. Шутихин-старших грозно на него зыркнул, и Шемяка тут же захлопнул рот рукой и продолжил уже сдавленным шепотом. — Чем в твоей версии все заканчивается?
— В смысле? — удивился Макс. — Всегда одинаково. Там, короче, пустая комната, открытое окно и на шторе кровавое пятно в форме ладони. У нас даже шторы эти дома хранятся.
— Хм, — Шемяка поскреб подбородок. — Раз ты здесь, значит, получается, сегодня будут шторы. Эх, вот взял и испортил все! Могли бы забиться, а теперь неинтересно!
— Погоди, а что за другие версии? — Макс придвинулся ближе.
— А может просто послушаем? — предложил Бельфегор.
— Просто слушать неинтересно, — отмахнулся Макс. — Там еще на полчаса трепа. Шемяка, так что там?
— Так, стопэ! — Шемяка выставил ладонь вперед. — Максимка, раз ты историю знаешь, давай с тобой забьемся, будет он рассказывать про мышь под матрасом в подвале или пропустит. Ты как думаешь?
— Ха, конечно, расскажет! — уверенно кивнул Макс.
— Получается, я буду за то, что пропустит, хэ… — Шемяка снова задумчиво поскреб подбородок. — А, ладно!
Макс и Шемяка пожали друг другу руки, а я разбил. И мы все трое вернулись к истории Шутихина-старшего.
— … тогда Катюха говорит: «У меня есть ключ от подвала!» И многозначительно так на меня смотрит. Мол, откажусь или нет. Типа, подвал — это только для плохих парней, а я же был… В общем, я сначала и правда хотел отказаться, но открыл рот, а вместо: «Нет, Катерина, я вашим приглашением не воспользуюсь и пойду домой», говорю: «Конечно, пойдем!»
Шутихин-старший был, наверное, неплохим рассказчиком. И слов-паразитов в речи мало, да и сама речь довольно грамотная. Но внимание на его рассказе все равно не удерживалось. Все время хотелось отвлечься, посмотреть, чем остальные занимаются, пошушукаться. Сейчас вот приходилось буквально себя в руках держать, чтобы не пропустить, будет там про мышь или нет.
— … а там, прикиньте, крыса! — эмоционально воскликнул Шутихин и раскинул руки, как заправский рыбак, который показывал, какого сазана он надысь поймал.
— В смысле — крыса? — вслух возмутился Макс. — Ты же всегда говорил, что мышь!
— Я специально преуменьшал, — не растерялся Шутихин-старший. — Не хотелось ранить нежную психику родственников! В общем, слушайте, что дальше было…
— Получается, мы оба проиграли, — всплеснул руками Шемяка.
— Ни фига! — запротестовал Макс. — Мы спорили будет мышь или он пропустит эту часть. Он не пропустил!
— Но не мышь, а крыса! — Шемяка ткнул пальцем в грудь Макса.
— И то, и то — грызун, серый и с голым хвостом, — сказал Макс. — Так что…
— По букве Шемяка прав, — сказал я, когда оба посмотрели на меня. — Так что да, вы оба проиграли.
— Подставляй лоб! — Шемяка обрадованно сложил пальце для щелбана.
— А что это я первый? — фыркнул Макс, но потом засмеялся и поднял со лба отросшую челку.
— Что с лицом? — спросил я, усаживаясь рядом с Евой на тот же самый диванчик, на котором мы когда-то с ней и познакомились. Только сейчас она была не в белой рубашке и юбке, а в коротком черном платье, а волосы подняты в высокий конский хвост. И какая-то грустная.
— Давай уйдем? — предложила она со вздохом. — Нет-нет, снимаю предложение, ты же главный, тебе сбегать будет как-то некрасиво.
— Тебя кто-то обидел? — спросил я, оглядывая тех, кто у нас остался на ночные посиделки, когда концерт, собственно, был закончен. Сейчас уже было часа два ночи, Шутихин-старший вместе с «взрослой» частью тусовки, главный зал студии уже покинули. Конрад только остался. Сидел в дальнем углу и общался с Вадимом. Явно про музыку, там у них гитара, они друг другу ее передают, ставят какие-то аккорды. Ну, «ангелочки», те двое толкиенистов, которые пришли с Бесом. А самого Беса при этом не видно. В принципе, можно предположить, что он уединился где-то с той крохотной брюнеткой. Кажется, она из знакомых Кирюхи. Там было трое девчонок, и, похоже, они с одного курса. Он как-то пытался не пересекать эти две части своей жизни — музыку и учебу, но хрен ему, конечно же, это удалось. А Бес… ну, Бес как всегда, да.
«Ангелочки» скучковались вокруг Юрки-Назгула. Он им с какого-то момента взялся задвигать телегу, что по их песням можно сделать словесную игру, вот они как раз сейчас это все и обсуждали азартно.
— Эй, погоди, у нас же нет песни про зомби! На кладбище на него должен тогда упырь напасть!
— Кстати, а почему у нас до сих пор нет песни про зомби?
— Да ну, что за прикол? Просто мертвец…
— Стой, погодите! Короче, выходишь ты такой на кладбище, а там между могилами сидит девка и в тазу стирает простыни. Что ты делаешь?
— Ооо… Лучше сразу стреляй!
Ева прильнула ко мне и положила голову мне на плечо. И я сразу же перестал слушать, о чем там трындят «ангелочки».
— Я не понимаю, — сказала Ева. — Раньше мне все уши прожужжали, что мне нужно немедленно замуж. Что я должна думать о замужестве. Замуж — это главное и основное. Если парень не предлагает сразу же выйти замуж, брось его и ищи того, кто предложит… Ну, ты понимаешь, да?
— Нет, но поверю тебе на слово, — сказал я и, обняв ее за талию, придвинул еще ближе. — А сейчас?
— А сейчас мы подали заявление, — сказала Ева. — У меня почти готово платье, подготовка эта выгрызает мозг чайной ложечкой, и внезапно все те же люди начинают говорить совсем другое!
— Серьезно? — я заглянул Еве в лицо.
— А вот прикинь! — Ева сдавленно хихикнула. — Начали задавать осторожные вопросы о том, уверена ли я. Не слишком ли мало мы друг друга знаем для такого серьезного шага. Истории рассказывать… гм… всякие.
— Это ты про сегодняшний ' пионерлагерь'? — хмыкнул я.
— Все как сговорились же! — Ева издала не то смешок, не то всхлип. — Сначала история эта жуткая про жену на три дня, а потом как они разводились. Потом была про то, как мужик семерых своих жен убил…
— Это я пропустил что ли? — спросил я.
— Да неважно, — махнула рукой Ева. — Дурацкая история, Синяя Борода, только в профиль. Блин, ну ты же сам слышал? Все было про свадьбы, следом за которыми — похороны. А потом еще Конрад этот…
— А что Конрад? — я снова посмотрел в их сторону. Мы после стекляшки вроде вполне нормально разошлись. Ну, поржали над его конспирологией, конечно. И больше к этой теме не возвращались. Ну и вообще не выглядело так, будто он стал ко мне подозрительнее относиться. Ночные разговоры сегодня, и впрямь, были… тематическими. Как Юрка начал что-то такое, так и завертелось… Кто-то кровавые истории из газет пересказывал, кто-то рассказал, деревенскую историю, как жена изменнику-мужу хозяйство топором отчекрыжила, а он потом к ней призраком во снах являлся до тех пор, пока ее в дурку не увезли, когда она по деревне взялась с топором бегать. На эту историю Кирюха явно «сделал стойку» и даже что-то записал на обломком карандаша на отвалившемся клочке кухонных обоев.
— По душам разговаривал, — хмыкнула Ева. — Спрашивал, хорошо ли я тебя знаю, чтобы вот так, быстро… Блин, ну серьезно? Быстро? Мы же уже практически год встречаемся. Сколько надо-то? Два года? Десять? И они же до этого жужжали мне в уши, что если предложение не делает, значит несерьезный…
— Я правильно понимаю, что сказать: «Да не слушай ты их!» не особо поможет? — спросил я.
— Не знаю, попробуй, — усмехнулась Ева.
— Милая, да не слушай ты всяких идиотов! — я сжал покрепче ее талию и коснулся губами волос. — Они просто нам завидуют. А Конраду следующий раз нос сломаю, если снова будет к тебе клинья подбивать.
— Да он из лучших побуждений, как мне кажется, — Ева слегка пожала плечами.
— Ну да, вот и я говорю, — я подмигнул. — Побуждения у него наилучшие. Чтобы ты перестала тратить на мутного меня свое время и сбежала к нему. Он, конечно, не такой прикольный, зато у него работа стабильная. На хлеб с маслом хватает…
Ева рассмеялась и толкнула меня локтем в бок.
— Блин, вот как ты это делаешь, а⁈ — с легкой укоризной сказала она. — Я учусь на психолога, грызу изо всех сил этот гранит про человеков и их отношения, а потом приходишь ты, говоришь какую-то несуразную шутеечку, и все сразу становится легко и просто!
— Ты думаешь это шутки насчет клиньев какого-то постороннего мужика? — театрально нахмурился я. Потом рассмеялся. — Ладно, это шутка, согласен. Ну что, помогло? Или все еще хочешь уйти?
— Уйти все еще хочу, — Ева хитро посмотрела на меня. — Но уже по другой причине. У меня, кстати, отца нет дома сейчас. Если ты понимаешь, о чем я…
— Думаю, если мы ненадолго сбежим, никто не расстроится, — прошептал я Еве на ухо.