— Я не понял, а где «Каганат»? — рядом со мной снова материализовался тот же лысик. Только теперь на его руке повисло еще одно тело. И я даже не сразу сообразил, что женское. Понял только когда патлатая голова поднялась. Бледное лицо уставилось на меня мутными глазами. Футболка девушки была художественно порезана. И через прорези маячили юные упругие сиськи. Сколько лет этому цветочку, интересно?
Девушка сфокусировала на мне взгляд, расплылась в улыбке и сложила пальцы козой.
— Да ладно, Боб, нормально поют же! — сказала она.
— Я пришел на концерт «Каганата»! — упрямо пробубнил лысый.
— А я пришла, чтобы меня трахнули! — заявила девица и принялась стягивать и без того ничего не скрывающую футболку через голову. — Хочешь меня трахнуть?
Она посмотрела на меня и облизнула губы. Если мне чего и хотелось в отношении этой девицы, так это надавать ей пощечин и сунуть головой под холодный душ.
— Я не понял… — протянул лысый и захлопал глазами.
— Хочу, чтобы вот тот, с рогами меня трахнул! — пьяно заявила девица, оттолкнула лысого и протиснулась в первый ряд зрителей. Тряся голыми сиськами.
«Ну действительно, что тут может пойти не так?» — фыркнул про себя я, оттаскивая лысого опять в сторону стола с бутылками. Кажется, они все уже пустые, но на какое-то время поиски алкоголя этого парня точно займут.
Кто-то осторожно похлопал меня по плечу. Я оглянулся и встретился взглядом с раскосыми глазами Алишера. Он был совершенно трезвый, на скуле расцветал свежий синяк, а позади него маячила тощая рыжеволосая девица с длинными лягушачьими губами.
— Надо поговорить! — прокричал мне в ухо Алишер и потянул меня за рукав в сторону подсобки.
— Алишееер! — заорал опять выползший из толпы лысик. — Даешь «Каганааааат»!
— Каганат! Каганат! — подхватила толпа.
— Да быстрее же! — Алишер увернулся от пьяных объятий своего лысого поклонника, и мы нырнули в подсобку. — Мать твою… Слушай, Велиал… А чего ты не играешь, кстати?
— Долгая история, — отмахнулся я. — Что там у тебя?
— В общем, это все Сан-Франциско учудил, — начал оправдываться Алишер. — Должен был проставиться сегодня. И еще Будильника менты забрали, сейчас в обезьяннике сидит. Начал тоже квасить, угашенный уже был к утру.
Рассказ был сбивчивым, перскакивающим с пятого на десятое, но к сути Алишер все еще не переходил. Я одним ухом слушал его, другим — что происходит в зале. Пока все было штатно — Астарот поет, инструменты играют, публика не в такт бесится.
— Вы играть-то будете? — перебил я Алишера, когда мне надоело следить за его извилистым полетом мысли.
— Дак я к чему и веду-то! — обрадованно воскликнул он.
— Тебе второй фофан где поставить, внук Чингисхана? — ласково спросил я, ухватив казаха за грудки.
— Велиал, я же говорю, это Сан-Франциско намудрил! — Алишер попытался вырваться, но хрен там. — Я проставлюсь перед твоими, честно!
— Конечно, проставился, — усмехнулся я. — Но сначала на сцену выйдешь и будешь своим бухим фанатам мозги пудрить, пока ребята инструменты соберут, понял?
— Велиал, ну что ты как этот самый… — Алишер снова попытался вывернуться, но я подтащил его поближе и сказал прямо в лицо.
— Слушай меня, сын степей! Идешь на сцену, ждешь конца песни, забираешь у Астарота микрофон и базлаешь туда, что хочешь. Про Сан-Франциско рассказываешь, про Жабу, про черта с рогами.
— Ты кого назвал Жабой, сволочь?! — заверещала рыжая девица.
— Алишер? — я тряхнул казаха.
— Я понял, понял! — сказал тот. — Иду на сцену уже.
— Я провожу, — усмехнулся я и поволок его на выход.
— Блиииин, кто-то наблевал тут, а я вляпался… — заныл Алишер. Но выпускать я его все равно не стал.
Драка началась, когда мы уже почти ушли. Вот реально, пара шагов до выхода осталась. И, как всегда в таких случаях и бывает, понять, кто начал и какого хрена, довольно сложно. Как будто все разом съехали с катушек и принялись наносить хаотичные удары.
Я прописал пинка толстому патлатому парню, который навис над Бельфегором. Ткнул в почку задолбавшего меня уже за этот вечер лысого, уклонился от пары ударов и проскользнул в сторону выхода. Дорогу освободить.
И как раз в этот момент раздалась трель милицейского свистка…
— Гитару жалко… — Кирилл шмыгнул носом. На щеке — пятно крови, что, впрочем, не делало его ботанскую физиономию брутальнее. Скорее уж можно было подумать, что у него носом кровь пошла, чем что он с кем-то подрался. Притихшая публика расселась вдоль стен, у единственного выхода топтался молодой, но очень серьезный ППС-ник. А двое других наседали на протрезвевшего от таких раскладов Сан-Франциско. И еще один бубнил что-то в шипящую рацию.
— Да, блин, попали, — фыркнул Астарот. Ему досталось больше — на лбу ссадина, на скуле — быстро опухающий кровоподтек. Бельфегор отделался легким испугом, а Бегемот баюкал кулак со ссадинами на костяшках. Но в целом «Ангелы» держались бодрячком и со смехуечками. Спонсором хорошего настроения оказался как раз Алишер. Который сначала принялся пространно затирать что-то публике, а когда началась буча, этот потомок Чингисхана ухитрился еще и сбежать самым первым. Так что теперь мои гаврики чувствовали себя практически героями боевых действий. Вот только гитару и впрямь было жалко. На Кирилла вместе с ней упало пьяное тело. И теперь его, в смысле, моя «Электроника» представляла собой ни к чему не пригодную груду мусора.
— Можно мою акустику подключить, — Кирилл снова шмыгнул носом. — Мы же на отчетнике будем «Монаха» играть, нормально будет…
— Басуху бы… — вздохнул Бельфегор. — Можно на концерт гитару у Матвея Игошина попросить…
— Ага, так он нам свой «Фендер-Стратокастер» и дал… — хмыкнул Астарот.
— У него не только фендер, — вздохнул Бельфегор.
— Сначала с акустикой попробуем, — сказал Астарот и посмотрел на Кирилла. — Принесешь на репетицию?
— Конечно, — Кирилл просиял.
— Эй, придурки! — гаркнул один из ППС-ников. — Документы приготовили!
Часть стремительно трезвеющей публики зашевелилась и полезла по карманам. Кто-то заныл, что он документы с собой не носит. Кто-то, услышав чужое нытье, принялся подвывать, чтобы его срочно отпустили, а то у него знаете, кто папа? А кто-то снова зазвенел бутылками.
— Разговорчики! — прикрикнул мент. — По одному подходим с паспортом в зубах, ясно вам?
— А у кого нет паспорта? — спросил я. Мы сидели в сторонке от остальной публики. На самой сцене. Не чтобы особое положение подчеркнуть, а чтобы инструменты на проходе не держать. А то мало ли, вдруг кому приспичит ломануться. Тогда можно и не только без гитары остаться. Надо, кстати, посмотреть, может ее еще починить можно…
— С теми в отделении разбираться будем! — веско заявил страж порядка.
— У тебя что, паспорта с собой нет? — испуганно спросил Бельфегор.
— Есть, — хмыкнул я. — Просто так спросил, на всякий случай.
Тут переговорщик по рации подошел к остальным своим товарищам, и они принялись хмуро совещаться.
Картина была — яснее ясного. Тусич в подвале задолбал жильцов соседнего дома, и они настучали. Судя по скучающим рожам ментов, не в первый раз. Этот шалман явно и раньше уже разгоняли.
Луноходов для доставки пьяных, но уже вполне пристыженных и смирных любителей рок-музыки, им не дали. Да что там, им даже протокол составлять лень! Самый молодой просто переписывает фамилии из паспортов на чистый лист бумаги и выпускает наружу по одному.
— Надо Шутихину позвонить, — сказал я.
— Максу? — оживился Бельфегор.
— Можно и его папе, конечно, — хмыкнул я. — У него отличное место для квартирников. Но вообще я, конечно, Макса имел в виду. Все равно ведь собирался.
— Хочешь его к нам переманить? — спросил Бельфегор и бросил быстрый взгляд на Астарота. Ну да, фронтмен наш болезненно одержим идеей, что в группе должны быть только свои в доску. Чтобы в одной школе учились, как минимум.
— Ну может не совсем, — я пожал плечами. — Можно порепетировать, послушать наше звучание с басухой. Потом уже подумаем. Он же играет уже в какой-то группе.
— У него, кстати, точно есть гитара! — воскликнул Бельфегор. — Ему отец из Москвы привез еще пять лет назад. И сейчас она без дела пылится.
— О, раз такое дело, значит, тем более нужно звонить Шутихину, — кивнул я. — Ты не против, Астарот?
Глава 18
В рок-клубе сегодня было многолюдно. Конец года, все такое. Чехарда с расписанием, декабрьский отчетник отложили, и вот как раз сейчас утвердили дату. Так что члены рок-клуба явились, чтобы взять на него билеты. На себя и того парня. Ну и раз такое дело, и волосатая братия явилась в ДК, все продолжали тусить в фойе, курили на крыльце и чесали языками. Света-Эклер носилась, вся в мыле, с пачкой билетов и бумажками ведомости. Все столики в кафе были заняты. Подоконники тоже.
— Вова, стой! — Света резко затормозила и устремилась ко мне. — Ты уже расписался за билеты?
— Нет еще, — рассеянно ответил я, продолжая высматривать среди народа того, ради кого я, собственно, сегодня в рок-клуб и примчался сразу же после работы — Макса Шутихина. — А нам разве полагается? Мы же еще кандидаты.
— Вы же выступаете! — Света сделала круглые глаза. — Конечно, полагается!
Она увлекла меня к единственному свободному подоконнику и бросила на него все свои бумажки. — Значит так… В вашей группе четверо, значит вот четыре билета. Между прочим, один из них твой, ты же не выступаешь!
— Ага, — кивнул я, забирая четыре кусочка сероватой бумаги.
— А вот это — ведомости для голосования за кандидатов, — Света отсчитала еще четыре бумажки и протянула мне. — Подписывать не надо, голосование анонимное. Вот смотри, тут напротив каждой группы десять квадратиков. Нужно поставить галочку по шкале от одного до десяти. За каждый бюллетень группа получает от одного до десяти баллов. Проходной балл… Ты меня слушаешь вообще? Куда ты смотришь?
— Да-да, слушаю, — я покивал. — Тут же все это написано на бланке…