— Да! — заголосили оставшиеся.
— Короче, сейчас не удивляйтесь, билеты будут не такие, как у остальных, но вас по ним пропустят в зал все равно, — сказал я. — Только просьба. Кто-нибудь, сбегайте ко входу и попросите такого рыжего мелкого парня подойти сюда, хорошо?
И конвейер «деньги-билет-деньги-билет» снова заработал. Никаких кассовых аппаратов или чего-то такого прочего у нас, ясен пень, не было. Я просто складывал купюры в ящик стола.
— Фух, вроде все, — сказал я, задвигая прозрачную перегородку.
— Можем идти в зал? — спросила Ева.
— Ты иди, конечно, — я чмокнул девушку в щеку. — А мне нужно сосчитать деньги, сложить их и передать Василию. Кроме того, могут еще опоздавшие прийти.
— Посижу с тобой, — решила Ева.
Деньги были не мои, но считать их все равно было приятно. Это были уже не те слезки с квартирника, а вполне внушительная сумма, которая вполне стоила всей этой суеты. Не такой уж нечеловеческой, к слову… В этих деньгах моей доли нет. Я, конечно, мог поступить как многие работники торговли и культуры Советского Союза — отдать Василию только те деньги, которые были выручены за его четыре сотни билетов. А все то, что мы с Евой допродали, забрать себе с чистой совестью. Но я решил так не делать. Я обещал содействовать без финансовой заинтересованности — значит, слово сдержу. Тем более, что свой «гонорар» я получил. Теперь я точно знаю, что деньги в шоу-бизнесе есть, я сам лично потрогал их руками. А значит в следующий раз это будут уже мои деньги.
Я сложил наличку в подготовленную сумку, мы с Евой отправились искать Василия. Через закрытую дверь зрительного зала был слышно, как Сэнсэй рассказывает в микрофон одну из своих бесконечных баек.
С Василием мы столкнулись на лестнице.
— О, а я уж хотел бежать тебя искать! — сверкнул он золотыми зубами. — Ну как там?
— Вот, — я перевесил ремень сумки со своего плеча на его. — И вот я записал. Сколько продано, сколько выручено.
— Норрррмально! — Василий похлопал меня по плечу. — Молодец, студент! А билетов откуда столько? Четыреста же было!
— Взяли старые киношные, нашли там в кассе, — усмехнулся я.
— Опять молодец! — улыбка Василия стала еще шире. — Вот что значит, нормально делай, нормально будет. Это у Гришани все через жопу! Чтобы я еще с ним работал когда-нибудь, да ни в жизнь! Представляешь, он усилок притащил, а тот не фурычит. Подключаем, крутим — ничего. Ну, ваш этот рыжий тогда полез внутрь, а там — пусто, представляешь? Натурально, все вырвано с мясом, коробка только осталась.
— И как выкрутились? — спросил я, прислушиваясь. Из зала зазвучала песня.
— Наталья Ильинична, благодетельница наша, нашла у себя в закромах допотопную «гармонику», — Василий шумно выдохнул. — Умели же когда-то делать технику. В обед сто лет, а до сих пор пашет… В общем, нормально все теперь. Разрулили…
— Ну вот и ладушки, — я протянул Василию руку. — Хорошо поработали.
— Да, согласен, — он с довольным видом ответил на пожатие и торопливо зашагал обратно наверх.
— Ну теперь-то пойдем в зал? — подергала меня за рукав Ева.
— Да, теперь пойдем, — рассмеялся я. — Давай только за кулисы, в зале же битком, как в автобусе.
Я сидел на шатком стуле, который удалось найти за сценой, а Ева сидела у меня на коленях. Зрительный зал нам видно не было, зато Сэнсей был в нескольких шагах, правда в профиль.
— Я делаю шаг вперед
В темноту и пустоту
Кто-то кому-то врет
А кто-то стоит на мосту…
Липкого страха тень
Прогоним с тобой с порога
Снова наступит день
И вспомним мы, что нас много
Сейчас я один,
И ты одинок
И он не пришей
К чему-то что-то.
Судьбы паладин,
Кумир и пророк.
Нет памяти,
Зато есть свобода…
Зал было не видно, зато слышно, как разноголосый хор слаженно подхватывает песню. «Наверное, публика сейчас повыхватывала зажигалки и ими раскачивает», — подумал я. Но совершать какие-то телодвижения, чтобы выглянуть из-за кулис не хотелось. Я обнимал Еву, смотрел на выразительный одухотворенный профиль Сэнсэя из-за ее плеча, и мне было хорошо. Приятное чувство, что ты приложил руку к этим волнам счастья, которые сейчас ощущаются почти материально.
— Милая, посиди пока тут, я скоро приду, — прошептал я Еве и поднялся. Вышел в гулкое пустое фойе. Остановился. Черт знает, что меня дернуло. Просто захотелось что-то выйти из зала. Осознать что ли очередную пройденную ступеньку или что-то в этом роде.
Я слушал приглушенную дверями очередную песню «Папоротника», прикрыв глаза. Потом нахмурился, потому что в музыку вмешался еще какой-то посторонний звук.
Открыл глаза, покрутил головой. Дверь в каморку Натальи Ильиничны была приоткрыта, и звук шел как раз оттуда. Позывные службы новостей. Как-то машинально потопал к двери. Остановился, подперев косяк. Проскакала рисованная тройка лошадей, и после заставки на экране появилось благообразное лицо диктора.
— Здравствуйте, в эфире «Вести». СССР больше нет, — сказал он совершенно нормальным голосом. Будто ничего необычного не происходило. — Республики бывшей державы, за исключением Грузии и стран Балтии, их одиннадцать, учредили Содружество Независимых Государств. Его высшие органы — совет глав государств и совет глав правительств. Границы будут открытыми. Контроль за ядерными вооружениями единый. Структура и командование вооруженных сил сохраняются в прежнем виде…
Я завороженно внимал. Второй раз, получается. Мы смотрели этот выпуск «вестей» в учебке. В тот, первый раз. В мои первые девяностые.
Надо же, оказывается, сегодня эпохальное событие. А я как-то даже забыл за всеми этими делами. На экране мелькали флаги, Ельцин и прочие серьезные лица сидели за столом и ставили подписи на бумагах.
Наталья Ильинична обернулась, увидела меня и всплеснула руками.
— Ты слышал, Володя, да? — спросила она.
— Ага, — кивнул я.
— И что теперь будет? — она вздохнула. — Все то же самое, только название поменяют?
— Сначала нас немного потрясет, а потом мы вообще взорвемся, — пробормотал я себе под нос и усмехнулся.
— Что-что? — переспросила Наталья Ильинична.
— Нормально все будет, — соврал я. Ну да. Если мои куцые знания реальности девяностых не врут, то сначала все пошутят на тему новой аббревиатуры и позубоскалят насчет непоняток, а сразу после нового года разверзнется ад перехода на рыночную экономику. Количество нулей в ценах зашкалит, а из всех подвалов и подворотен выползут бравые парни в кожанках и златых цепях.
— Да куда уж нормальнее-то, — Наталья Ильинична сложила губы куриной гузкой. — Новости хоть не смотри, вечно что-то как выдумают, а ничего не понятно. В магазинах шаром покати, зарплату не платят…
— Эпоха перемен — она такая, — сказал я. — Вы, Наталья Ильинична, главное близко к сердцу все не принимайте. Пойдемте лучше песни послушаем. Сэнсэй хорошо поет.
— Ох, — директриса тяжело поднялась. Будто на ее ссутулившиеся плечи разом легла вся тяжесть этого мира. — И правда. Тьфу на них, пусть делают, что хотят, правда?
— Все так, Наталья Ильинична, — я взял ее за локоток и галантно повел за сцену.
Ева, увидев нас, вскочила со стула. Я усадил на него директрису, и мы встали рядом с ней, обнявшись.
Так странно.
Они ведь еще не знают, получается. Зрители, Сэнсэй, мои «ангелочки» корчащие мне рожи с другой стороны сцены.
— Ну и в завершении концерта… — заговорил Сэнсэй. Зал немедленно отозвался разочарованным «уооооооо!». — Да-да, все хорошее когда-то заканчивается. Так вот, перед тем, как спеть последнюю песню, хочу рассказать коротенькую историю. Она случилась буквально сегодня утром, когда я вышел из дома подышать свежим воздухом и купить пакет молока в соседнем магазине. Так вот. Иду я по улице, а с правой стороны от меня — кирпичный забор. Или стена гаражей, не знаю. И сверху на меня смотрит пацан лет шести. Типичный такой бутуз, накатался на горке и отдыхает. Я смотрю на него, он на меня. «Дядя, подай вон ту палку!» — вдруг меланхолично говорит он. «И что будет, если подам?» — спрашиваю. «Ничто», — отвечает мальчик. Нет, вы представляете мое состояние? Я стою, как громом прибитый. На меня с забора смотрит загадочный мальчик. У меня в руках палка. И если я ее ему подам, то настанет ничто. Я хотел его спросить, кто он такой, но юный разрушитель бытия уже потерял интерес к этой палке и скрылся. Палку я, кстати, принес на всякий случай с собой, честно-честно, она за кулисами стоит.
Зал взорвался громким хохотом.
— Так что, как спаситель мира в каком-то смысле, сейчас я спою вам одну песню, и мы попрощаемся, — сказал Сэнсэй.
— Вовчик! Эй, Вовчик! — раздался громкий шепот со спины. Я оглянулся. Из-за темного полотнища выглядывал Василий.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Да не, нормально все! — махнул рукой Василий. — Иди сюда, дело есть!
Глава 11
— Вот что, Вовчик, — Василий доверительно наклонился ко мне. — Я привык работать честно, так что вот твоя доля. Заработал!
Он сунул мне в руку пачку банкнот.
— Я же сказал, что это необязательно, — усмехнулся я.
— А я тебя услышал, — ощерился в улыбке Василий. — Но тут вот какое дело, Вовчик… Ты сообразительный парень, и я хочу, чтобы мы с тобой сейчас расстались друзьями. Кто его знает, как там дальше дело повернется? Мы с тобой в одном поле, можно сказать, пляшем, так что не вздумай отказываться сейчас. Считай, премия.
— Понял-принял, — не пересчитывая, я сунул деньги в карман и пожал протянутую руку Василия. Улыбка его стала еще шире, сверкнули золотые зубы.
— И еще хотел сказать… — он прищурился. — Ты не пропадай, держись на связи, лады? Вот тут на всякий случай мой телефончик, позванивай хотя бы разок в месяц. И свой телефон мне тоже запиши. А то дела, знаешь ли, всякие крутятся. И для такого толкового парня, как ты, всегда может найтись работа.