— Велиал, все будет нормально, — заверила меня Эланор. — Мы будем выступать, как и планировали, никаких баллад. Просто нужно чуть-чуть потерпеть…
— Ладно, милая, как скажешь, — усмехнулся я. — Дашь отмашку, когда можно будет перестать помалкивать?
— Наташа тоже будет участвовать? — спросил Бес.
— Непременно! — кивнул я. — Нам нужно устроить такое шоу, чтобы все обалдели. А в таких вещах без Наташи мне не справиться. И еще будет профессиональный оператор. Даже, может быть, два. Потому что мы планируем на базе этого выступления новый клип соорудить.
— Хм… — Бес посмотрел на Эланор.
Все-таки в искусстве превращения унылого заседания в цирк нам в паре с Наташей нет равных. Когда мы вернулись, то обнаружили, что наше кресло уже оккупировали трое самых юных толкиенистов, которых тут все ласково называли «пионерами». Так что нам ничего не оставалось, кроме как подпереть стену неподалеку от все еще уныло вещающего Келем-как-его-там. Первым не выдержал я и начал изображать сурдоперевод жестами. Длиннолицый менестрель говорил, а я над его головой корчил рожи и махал руками. Среди «красивой» половины толкиенистов началось сдавленное хихиканье. Оратор недоуменно оглядывался, но я старательно делал вид, что ни при чем.
— А в финале победитель должен поставить ногу на тело поверженного Саурона и продекламировать… — уже не очень уверенным тоном продолжил менестрель.
— А разве его из-под шлема будет слышно? — спросила Наташа.
— Что? — недоуменно встрепенулся менестрель.
— Этот шлем похож на ведро, — Наташа ткнула пальцем в подобие рыцарского шлема на колене у менестреля. — Ты сказал, он будет в этом шлеме. Если он начнет декламировать, то первые ряды услышат «бу-бу-бу», а дальние вообще ничего.
— Он же в микрофон будет говорить! — нервно взвизгнул менестрель.
— Там микрофон такой, что его надо почти в рот засунуть, чтобы что-то слышно было, — скривилась Наташа. — Он должен снять шлем.
— А под ним — клоунский грим, — подхватил я. — Красный нос и рыжие патлы вот такие.
Я приставил растопыренные ладони к голове.
«Ангелочки» заржали. Бес сделал отвернулся и прикрыл рот ладошкой. Эланор хихикнула.
— Вы что, вообще уже сбрендили? — с возмущенным видом вопросил менестрель с непроизносимым именем.
— Ой, прости, мы тебя перебили, — с невинным видом сказала Наташа. — Больше не будем, продолжай!
— В общем… — Келем-как-его-там бросил на нас подозрительный взгляд и снова повернулся к своей аудитории.
— Так что с плащом-то решим? — спросила Галадриэль. — Он правда рваный в хлам, на нем в прошлый раз Гимли уснул, а когда его из-под него вытаскивали, то порвали прямо посреди белого древа…
— Вы вообще меня не слушаете! — взвился менестрель.
— …с красным носом… — сказал кто-то из пионеров, и они прыснули все втроем. За ними засмеялись другие толкиенисты.
— А прикинь на игре так сделать! — сказал другой пионер. — Снимаешь шлем, а под ним…
— Убьешь врагов одним своим видом! — заржал третий.
Стало громко. Менестрель стремительно терял контакт с аудиторией, пытался что-то заяснять, но слышно было плохо. Кроме того, мой сурдоперевод добавлял ситуации сюра. Бес схватился рукой за лицо. То ли смех скрывает, то ли над своей толкиенутой карьерой плачет.
«Миссия выполнена» — подумал я, снова подпирая стену. — Сейчас они выпустят пар, часть народу возмущенно уйдет, а с остальной частью наконец-то можно будет нормально работать…»
Глава 17
Все-таки, недооценил я сложную внутреннюю политику у толкиенистов… Брожения с выяснениями отношений и отходами в коридор и на лестницу «на поговорить» продолжались еще часа полтора. Наблюдать за всем этим сначала было даже любопытно. Сами себя толкиенисты позиционировали как люди неформальные, отринувшие цепи жестких советских регламентов. А на практике все это смотрелось как собрание в пионерской организации. Когда одни предъявляли другим чуть ли не нарушение толкиенутых заповедей. Каких? Хрен знает. Но они так активно мерились неким «вкладом в общее дело», что я никак не мог отогнать мысленный призрак коммунизма, который надо всем этим витал.
«Хорошая у меня команда», — в очередной раз подумал я. И еще подумал про «ведро с крабами». Был у меня в прошлом-будущем приятель, который по пьяной лавочке любил пофилософствовать на популярные социологические темы. И, в частности, этой метафорой любил объяснять свои неудачи. Согласно «концепции краба», если взять кучу представителей этого вида и насыпать в ведро, то когда кто-то ломанется наверх, к свободе, то собратья вцепятся ему в задние лапы и всеми силами будут мешать. И вернут смельчака-новатора в общую кучу. Стас был персоной специфической. Он многократно устраивался на работу в разные компании, обаяв боссов и эйчаров свой активной жизненной позицией и нетривиальными идеями, но уже через несколько месяцев его вышибали нафиг с волчьим билетом. Ясен пень, он в подобном сценарии виноватым себя не считал, винил чужие козни и происки. А потом, когда кто-то ему рассказал про это самое «ведро с крабами», нашел идеальное объяснение своим неудачам. Мол, посредственности, пригревшиеся задницами на теплых местах, боялись, как бы его творческий гений им всю малину не испортил. Вот и повисали на его «задних лапках» невыносимой тяжестью, так что…
Тогда мы тихо посмеивались, чтобы не сыпать соль на рану. Но сейчас я имел возможность наблюдать, как эта теория работает в действии. Потому что с моей колокольни, вся эта трескотня про идеалистичную духовность была банальным оправданием. Мол, нам тут не нужны выскочки-однодневки, бла-бла-бла.
Пару раз я даже остановил Наташу, которой не терпелось вмешаться в разборки. Напоминал ей, что мы тут с другой целью. Нам с этими людьми нужно шоу создавать, а не в их внутренних дрязгах участвовать. А влезем, так до полуночи не разберемся, потому что нам каждый будет норовить изложить свою точку зрения, а это непросто…
В конце концов, длиннолицый менестрель нас покинул. И вместе с ним еще несколько человек. А оставшиеся разбились на кучки по интересам. И мы с Наташей примкнули к той, которая и занялась обсуждением грядущего выступления.
— А если сделать рэп Боромира? Как будто он отбивается от орков и поет?
— У нас столько костюмов орков нет…
— Можно им просто лица сажей измазать. Или сделать маски из папье-маше.
— Не успеем, времени мало совсем.
— Ну из картона тогда!
— А под ними — клоунский грим, ха-ха…
— Да блин, это что за утренник в детском саду получится?
— Ребят, я напоминаю, что у нас есть ребята из «Ангелов С» и их костюмы.
— И крылья еще!
— Я сделал еще две пары, одни красные, как у балрога!
— О, точно, нужно про мост, где Гэндальф и Балрог! Кирюха, можешь сделать песню про «ты не пройдешь?!»
— А обязательно, чтобы номер был по Толкиену?
— Мы же толкиенисты!
— Я читал, мне не понравилось… Я больше «Хроники Амбера» люблю.
— Мы же вроде прошлый раз решили, что должно быть про былины и богатырей…
— Не-не-не, про другое решили…
— Ребят, а правда, откуда вдруг взялся Толкиен, вы же сами говорили…
— Да потому что мы во всем этом участвуем, чтобы новых людей привлечь! Фродыч к нам пришел, когда мы театралку устраивали. И Узбад тоже.
— Получается, нужна новая песня что ли?
— В смысле? Ты же говорил, что вы новую песню напишете…
— Так мы написали. Только она не про Толкиена…
Кирюха вынул акустическую гитару из чехла, подергал за струны, настраивая. Откашлялся.
— Их пробудила ночная тьма
И пламя погребальных костров…
Они идут, сводят всех с ума
И жаждут только свежую кровь.
Металл холодный станет огнем
Ответит мрак стоном на стон.
И камень, и мрачная сила в нем
И души запоют в унисон…
Песня была неспешная, почти как те баллады, которые пел во множестве покинувший нас длиннолицый менестрель. Саурон, который как хозяин квартиры, никуда не ушел, сначала слушал неодобрительно, но с каждой строчкой проникался и даже начал головой покачивать. Пока это дело Галадриэль не заметила. Тогда он снова замер в позе оскорбленной невинности.
Истории, как таковой, в этой песне не было. Вроде как, некие темные сущности восстали, бродят по свету, побуждая людей ко всяким злым поступкам. И в ответ на эту отрыжку тьмы, мир создал светлых героев, для которых лица этих чудовищ не были скрыты масками. И эти самые герою с начала до конца времен с порождениями тьмы сражаются с переменным успехом.
Это была далеко не лучшая песня Кирилла. Но что-то в ней определенно было. Особенно если ее спеть чуть-чуть пободрее. И как-нибудь…
— А если перед припевом на скрипке запилить? — предложила Наташа.
— Я так понял, что нужно биться на припеве, когда светлый воин видит порождение мрака? О, если крыльев три пары теперь, то можно сделать, что когда он их замечает, они крылья раскрывают!
— Знаете как можно! Ребята поют, а по сцене туда-сюда ходят люди в цивильном. Как обычные прохожие по улице. Ну, там, в пальто, шапках, вот это все. И среди прохожих появляется один человек в рогах и плаще-крыльях. Идет, такой, уверенный. Скалится. Трогает одного, тот падает. Трогает второго — тот сжимается. А когда трогает третьего, тот поворачивается, сбрасывает пальто, а под ним — доспехи! Он выхватывает меч, и они сражаются!
— Это на припеве же?
— Да-да, на припеве!
— А во втором куплете все повторяется!
— Нет, повторяется — это скучно! Надо что-то другое…
— Можно как в клипе Майкла Джексона! Танец такой, как у мертвых там! Упавшие прохожие поднимаются, балрог с красными крыльями и рогах в центре танцует, а они повторяют. Сначала, такой, один встает с ним рядом. Потом еще двое, потом еще. И только один остается лежать…
— А когда вся толпа к нему подходит, он вскакивает и выхватывает меч!
Я выдохнул и посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Похоже, долго будем тут еще заседать, но, благо, дискуссия свернула в творческое русло, и теперь эта тема явно доминировала. Нет, участие принимали далеко не все. На «окраинах» гостиной еще оставались островки «бухтежа», но работа все равно кипела.