В итоге сенаторам и конгрессменам, лоббирующим интересы утерявших собственность на Кубе олигархов и латифундистов, так и не удалось насолить Кастро. И тогда со скрипом объявили временное перемирие, увеличив визовую квоту. Количество нелегальных челноков сократилось. Но до поры до времени. Мира между социалистической Кубой и столпом свободного мира – Соединенными Штатами – не могло быть по определению.
Блокада не закончилась. Поколения кубинцев сменяли друг друга в условиях непрекращающегося эмбарго. Многолетние экономические санкции закаляли народ, воспитывали в людях рачительность и экономность, но одновременно они рождали и новых авантюристов, готовых поживиться за счет всеобщего дефицита. Ласаро Мунеро Гарсиа был из их числа. Его «бизнес-проект» с точки зрения воплощения в жизнь не показался бы утопией ни здравствующим жителям фешенебельного Майами, ни дожидающимся запрещенного трансфера во Флориду гражданам Кубы, уставшим от соцреализма.
Надо отметить, что десятилетия противостояния с могучей сверхдержавой укрепили Фиделя в тезисе Ленина о возможности победы социалистической революции в отдельно взятой стране. Его поколебленный развалом Страны Советов дух укрепился в конце девяностых приобретением нового союзника в лице грозного Чавеса. А значит, война продолжалась.
Американцы испытывали эйфорию после разрушения второй сверхдержавы, чувствовали полную безнаказанность, а значит, недооценивали своих врагов. Да, они научились свергать неугодные режимы не только силой прямой интервенции, но и с помощью разноцветных революций. Но они не учли, что Фидель со временем научился адаптироваться ко все новым и новым изменениям политического ландшафта. Для кубинской революции любая неолиберальная революция являлась контрреволюцией, а как поступать с «контрой», на Кубе знали со времен разгрома наймитов, диверсантов и бандитов на Плая Хирон и в горах Эскамбрая…
…Ласаро смерил Иослайне гневным взглядом, пробормотав под воздействием очередной порции рома:
– Говоришь, ты член Комитета? Я тоже член…
– Я в этом не сомневаюсь, – усмехнулась девушка. Краем глаза она заметила приближающегося придурка в оливковом берете с красной звездочкой, с усиками и бородкой а-ля Че Гевара. В конкурсе двойников даже в заштатном городишке у него не было бы шансов. Но здесь, в пьяном угаре «Ла румбы», его легко идентифицировали с героем.
Потеревшись секунду об оттопыренную задницу Иослайне, двойник Че выпустил в нее дым от сигары и сообщил, что она ему нравится:
– Линда мучача! Магнифико! Адмираблементэ! Сой солтеро, сойалегриа!
В том, что она прекрасна, Иослайне не сомневалась и без комплиментов этого «фрика», а то, что псевдо-Че одинок, ее в данный момент устраивало. Выяснилось, что он, как и всеобщий кумир, аргентинец и что живет он в двухзвездочном отеле не вследствие скудости кошелька, а исключительно в силу природного аскетизма, присущего партизанам.
– Узнай, только аккуратно, есть ли у него деньги, – шепнул путане на ухо нетерпеливый Ласаро.
– Это совет не мальчика, но мужа, – огрызнулась Иослайне, спросив аргентинца в лоб: – У тебя есть деньги?
– Тридцать песо конвертибле, – отчитался «Че».
– Мало, – отрицательно покачала головой пута. – Сорок!
– В отеле есть еще, – нехотя признался двойник.
– Ты на машине? – Глупый вопрос, откуда у постояльца двухзвездочного отеля автомобиль. – Ладно, придется взять такси до отеля. Я подожду тебя в машине. В Карденасе у меня есть casa.[12]Это обойдется тебе еще в пятнадцать песо. Согласен?
Аргентинец запыхтел «коибой», имитируя астму. Затем, обнажив стройный ряд белоснежных зубов, выдал:
– Forever!
– Сегодня придется перепихнуться с сумасшедшим, – прокомментировала Иослайне.
Ласаро вывел девушку, всучив потрепанный песо старому знакомому на выходе. Молчаливый таксист с непроницаемым лицом осведомителя уточнил адрес пункта назначения. Его партийная совесть, как обычно, проиграла кратковременную схватку с возможностью подзаработать. Правда, когда водитель увидел аргентинца в облике Че, то понял – чаевыми здесь не пахнет. Такие идиоты платят строго по счетчику. Однако деваться было некуда – девушка уже втолкнула «Че» в салон и хотела было нырнуть в него сама. Остановил Ласаро.
– Моя десятка?! – Он крепко держал ручку дверцы.
– Давай потом, – попыталась ускользнуть девица.
– Мы так не договаривались! – едва не срываясь на крик, зашипел Ласаро.
– О'к. Дай, пожалуйста, десятку в счет моего гонорара, – обратилась она к аргентинцу. Тот не сразу выкопал из заднего кармана брюк смятую купюру и передал ее красотке.
Иослайне недовольно протянула десятку своему провожатому, одарив его на прощание презрительным взглядом.
Ласаро взял деньги, нервно хихикнув уголком рта, и пригласил леди в салон лицедейским жестом с целью демонстративно хлопнуть дверцей.
Все так и вышло. Он хлопнул дверцей и поднес скомканную купюру к носу. Видно, хотел лишний раз убедиться, что деньги все-таки пахнут. В сей сладостный момент чья-то волосатая рука резким движением вырвала видавшую виды банкноту из-под органа обоняния Ласаро.
«Черт возьми!» – проклял весь белый свет непутевый хинетеро,[13]ощущая снисходительное похлопывание по плечу увесистой ладонью здоровенного лейтенанта Мануэля Мурильо, приставленного к нему в качестве надзирающего соглядатая после заключения. Вместе с сержантом Эстебаном де Мендоза они составляли известную в округе парочку полицейских, прозванных Гранде и Пэкэньо.[14]Эти прозвища являлись самыми нейтральными из всех ярлыков и кличек, которыми их величали за глаза.
– Ну что, допрыгался?! – грозно буркнул тучный лейтенант.
Иослайне и ее незадачливого трусишку в облике героя уже вовсю тряс напарник лейтенанта, коротконогий сержант Мендоза, наиболее обидным прозвищем которого было слово «баньо».[15]Заявляясь к кому-нибудь в гости, Мендоза первым делом спрашивал, где находится ванная комната. Все без исключения понимали, что на самом деле он ищет туалет – Эстебан страдал болезнью почек, отягощенной циститом, и геморроем в придачу. В отношении задержанных он всегда спешил, был скор на расправу и конкретен в цене на индульгенцию от нее.
– Двадцать, – не уступал он девушке, одновременно убеждая аргентинца, узурпировавшего образ Че, что к нему никаких претензий нет, и при этом не сомневаясь, что двадцатку придется выложить именно туристу. Иначе длинноногого ночного мотылька препроводит в участок коротконогий блюститель закона.
В итоге псевдо-Че расстался с последней имевшейся в наличии купюрой в двадцать песо конвертибле. Их отпустили. Такси помчалось к дешевому отелю, и Иослайне дала себе зарок – больше никогда не связываться с Ласаро Мунеро. Этот невезучий стервятник приносит одни неприятности. Он словно притягивает неудачи. Где Ласаро – там всегда проблемы…
– А я тут при чем, лейтенант? – Теперь, когда путу отпустили, бояться было нечего. Нет свидетеля – нет преступления! – Я же не под домашним арестом, а всего лишь под надзором. Мне что, и погулять нельзя?!
– Ты догулялся, Ласаро. – Лейтенант Мурильо защелкнул наручники на запястьях недоумевающего правонарушителя.
– Хеладо,[16]что натворил этот злодей? – скороговоркой спросил сержант Мендоза, обращаясь к напарнику по-свойски. Дело в том, что Мурильо, как и миллионы других сладкоежек, был неравнодушен к вкуснейшему кубинскому мороженому «Коппелья» и не упускал случая отовариться без очереди, используя служебное положение, у фирменного лотка. Возмущавшимся детишкам Мурильо объяснял, что спешит на задержание особо опасного преступника, а двое его сорванцов так просили папу привезти мороженое.
На резонные предположения подростков о том, что мороженое все равно растает, пока полисмен довезет его до своих детей, бездетный Мурильо отвечал, что растаять оно не успеет. И здесь он точно не лукавил, ибо являлся в деле поглощения лакомства истинным метеором. Он умудрялся истреблять мороженое с поразительной скоростью, буквально за считанные минуты. Минуты – потому что обычно Хеладо не ограничивался двумя-тремя порциями. Приемлемой для него цифрой было число «6».
Лейтенант не понаслышке знал о проблемах Баньо с мочеиспусканиями и иными выделениями и уже год пытался вытребовать в полицейском участке нового напарника, не столь расторопного, как любимчик начальства сержант Мендоза. В их неблагодарной работе торопливость только вредит. Чем медлительнее и основательнее подход к задержанным, тем больше их нервозность и желание искать обходные пути избавления от назойливых стражей порядка. Этого Мендозе не дано было понять по чисто физиологическим причинам. Этот коробейник довольствовался мелочовкой и даже не представлял, что в их сети сейчас угодила не совсем мелкая рыбешка.
В лицо Ласаро Мунеро Гарсиа знал только лейтенант Мурильо, решивший, что вводить в курс дела своего коллегу не стоит.
– Мендоза, зайди в «Ла Румбу», там отличный ватерклозет. Выдави свое жало и отложи личинку. А я пока потолкую со старым знакомым.
– Ладно, – не дал себя уговаривать Баньо и отправился внутрь заведения.
– А теперь слушай сюда, красавчик, – состроив на лице зловещую гримасу и в довесок тыкая указательным пальцем в грудь подозреваемому, зарычал на Ласаро лейтенант. – Твоему дружку Хулио Сезару не суждено вступить в клуб кантинеро.[17]А вот стукач он оказался отменный. Твой подельник сдал тебя с потрохами. Выдал на блюдечке, как обставили дело с немцем. Ты верно этого «Че Гевару» заприметил – привыкать надо, ведь сидеть тебе в городе герильи,[18]