Марфа Ивановна чудом спаслась. Солома внизу оказалась плотной и сырой. Люди помогли обожженной женщине выбраться и бежать.
Осенью отряд Петрова ушел за линию фронта на переформирование. Легкий на ногу дед Симан остался на родной великолукской земле. Он был незаменимым проводником для многих партизанских отрядов и армейских разведывательных групп.
На конях через линию фронта
Смеркалось. Партизаны старательно подкармливали лошадей. Предстоял трудный и опасный путь. В сани постелили душистого сена, уложили лыжи и тяжслые вещмешки.
— Пора, — сказал дед Симан, поглядывая на угасшую вечернюю зарю.
Сытые кони резво тронулись с места. Поскольку мост в Гороховье был разрушен, пришлось спускаться с крутого берега на лед реки Насвы.
— В прорубь не угодите! — крикнул разведчикам Симан.
Перебравшись на противоположный берег, кони рысью понесли нас вдоль реки на запад.
— Ну как, комиссар, хорошо на лошадях? — посмеиваясь, спросил Веселов.
— Не худо, — ответил я.
Повозки быстро катились по наезженной зимней дороге. Из-под копыт коней летели комья снега. Стояла тихая морозная погода. На небе мерцали яркие звезды. На голой местности нас было видно издалека. Морозный воздух предательски разносил по округе скрип повозок и фырканье лошадей.
Это нас тревожило. Ведь впереди находилась действующая вражеская магистраль, стояли немецкие гарнизоны и посты.
В деревне Амосово сделали короткую остановку. Дед Симан подошел к низенькой избушке и трижды стукнул пальцем по оконному стеклу. На стук кто-то вышел на крыльцо. Слов мы не слышали, но догадывались, что дед интересуется обстановкой.
— Здесь поедем потише. Оружие держите на изготовке, — сказал он, вернувшись к нам.
Впереди верхом на конях двигались наши разведчики Горячев и Баранов. За ними ехали на повозке Симан с молодым партизаном из отряда Петрова, за Симаном двигались остальные. Ехали молча, прислушиваясь и приглядываясь ко всему подозрительному.
Вскоре прибыли в деревню Альхимово.
— Амба, ребята! Здесь я с вами расстаюсь. До железной дороги две версты. Вот по этому зимничку езжайте. Если на переезде будут часовые, они примут вас за своих, пропустят. Вас много и едете туда к ним, а не наоборот, — напутствовал дед Симан.
Попрощавшись с проводником, мы не торопясь тронулись дальше. В трехстах метрах от переезда остановились в поле. Прислушались. В ближней деревне слышался лай собак, доносились голоса. Кто-то ругался или отдавал команды.
— Немцы лопочут, — тихо сказал Веселов.
Долго маячить в поле близ гарнизона было опасно. Разведчики помчались к переезду. Мы напряженно ждали, прислушиваясь к каждому звуку. Где-то в стороне мерцающим светом засветилась ракета. Оттуда донеслись хлопки винтовочных выстрелов, грохнул взрыв.
— А вдруг сейчас поезд пойдет? — шепнул Саша Семенов.
— Пусть идет, — ответил я, внимательно вглядываясь в сторону переезда.
Прискакали разведчики.
— Увага! Путь свободен! — доложил Горячев.
— Гони, — сказал Веселов державшему в руках вожжи Василию Ворыхалову.
Лошадей пустили в галоп. Вот и переезд. Слева чернеет сторожевая будка, но охраны не видно. Сразу за железной дорогой — деревня Фефелово. Быстро проезжаем по ее сонной улице. Кони переходят на рысь, и мы, не выпуская из рук оружия, движемся по ровной безлесной местности. Здесь находился тыл противника. Первую остановку сделали в деревне Фалютино, расположенной километрах в одиннадцати от железной дороги.
— Кони должны немного остыть и отдохнуть, — по-хозяйски поучал нас Арамис — Аркадий Цветков.
Здешние места нам были незнакомы. Карта административно-территориального деления Калининской области, которую пожертвовал отряду Пылаев, давала весьма скудную информацию. Оставшиеся от группы Боровского бойцы тоже не знали этого района. Они посоветовали взять местных проводников до реки Великой. Где-то там должна была действовать бригада майора Литвиненко.
— А вдруг проводник окажется предателем? — высказал сомнение Веселов.
— Давайте пустим проводника с нашей разведкой, — предложил я.
Постучались в избу. Дверь отворила женщина лет сорока.
— Кто такие? — спросила она с тревогой.
— Разведчики Красной Армии.
— Милые мои! — всплеснула руками женщина. — Как же вы сюда попали?
Хозяйка пригласила нас в избу, зажгла керосиновую лампу и плотно завесила окно.
— Муж у меня в Красной Армии. Вдвоем с дочкой живем. Лихо нам стало теперь, — говорила женщина, приводя себя в порядок после сна.
— Далеко ли стоят немецкие гарнизоны? — спросил Веселов.
— Их здесь много. В Насве, в Киселевичах, в Сокольниках…
— А вы не слышали о партизанах? — поинтересовался я.
— Были здесь, сказывают. В Лехове они день стояли. Оттуда ходили в Насву немцев трепать, а потом исчезли…
Женщина сообщила нам все, что было ей известно. Стало ясно: вражеские гарнизоны размещены в крупных населенных пунктах, в основном по железным дорогам и большакам. Налет на станцию Насву определенно совершил Литвиненко. Но где его искать? Хозяйка проводила нас до повозки. Я вручил ей несколько советских листовок.
— Раздайте потихоньку людям.
— Спасибо, родные. Обязательно раздам, — сказала женщина и перекрестилась.
До рассвета мы проехали еще километров двенадцать. На дневку остановились в местечке Хряни. Местные жители встретили нас тепло. Каждому хотелось взглянуть на невиданных гостей. Всех интересовало положение дел на фронте. Мы, несмотря на усталость, старались рассказать о наступлении наших войск под Москвой и в районе Великих Лук. Каждый с интересом читал советские листовки, чувствовалось, как люди приободрялись.
Завязалась откровенная беседа.
— Выходит, брешут немцы, что Москву и Ленинград взяли, — говорил коренастый бородатый мужчина без руки.
— Может, пока не захватили, а придет лето — захватят. Армия у немцев сильная, — высказывал свои соображения горбатый человек в очках.
— Тяжеловато с ними бороться, — поддерживал горбатого рыжий мужик в рваном полушубке.
— Э-э, обождите, милые. Россия большая. Соберет народ силенки да как двинет — только пух полетит от проклятых, — махнул пустым рукавом безрукий.
— Правильно товарищ говорит, — вмешался я в разговор. — Борьба против фашистов только разгорается.
— Вот так-то, — обвел взором присутствующих безрукий. — А здесь у нас собираются полицию создавать для поддержки чужой власти. Ха!.. Скажи на милость, Егор Кузьмич, — обратился он к сидевшему в углу под иконами деду.
— Есть такие, околпаченные, ядрена корень, — сказал, усмехнувшись, дед.
— Это ты на кого намекаешь, Кузьмич? На моего Ваньку? Так ведь он записался в полицию не ради службы, а чтоб в Германию не угнали, — с обидой объяснил горбатый.
— Не в Германию и не в полицию, а вот куды надо, — указал дед на сидевших у окна партизан. — Этот путь хоть опасный, а верный. Ты Ваньку свово одерни, пока не поздно.
Горбатый заерзал на скамейке:
— Так я ж согласный с тобой, Кузьмич. Ваньку не пущу служить немцу.
— Ну и правильно, — сказал дед, подводя черту под разговором.
Когда народ разошелся, мы разговорились с безруким мужчиной. Федор Матвеевич, так звали его, оказался участником войны с белофиннами. В бою потерял руку. За храбрость был награжден медалью «За отвагу». Я спросил:
— Не боитесь так смело и открыто говорить против немцев?
— Кого мне бояться? Здесь все свои, деревенские. К тому же я говорю сущую правду, — сказал Федор Матвеевич
— Хорошо, что вы убеждены в нашей победе, но действуйте осмотрительнее. Люди всякие могут быть… Взять этого горбатенького. Сын в полицию собирается, да и сам он незнамо что молол, — предупредил Веселов.
— Я надеюсь, что в нашей деревне предателей не будет. Вот потеплеет, тоже возьмемся за винтовки. Есть у нас кое-что, — подмигнул Федор Матвеевич.
Мы вручили ему большую пачку листовок.
— Спасибо, мальцы, — сказал он, пряча их за пазуху.
Потом Федор Матвеевич рассказал, что немецкие
гарнизоны стоят в Скокове, Алушкове и на станции Маево, а также сообщил, что слышал краем уха и о партизанах. Будто бы какой-то смелый казак орудует против фашистов возле Ленинградского тракта.
— Наверняка Литвиненко, — радостно проговорил боец из группы Боровского.
До реки Великой оставалось не больше тридцати километров. Там мы надеялись встретиться с бригадой Литвиненко. Вечером, когда усаживались в сани, проводить нас собралась толпа народа.
— Смотрите, даже Ванька пришел, — сказал Федор Матвеевич, махнув пустым рукавом.
Возле саней стоял тощий парень с бледным лицом и длинным острым носом. Он глядел на партизан бегающими глазами.
— Тоже мне полицейский, — улыбнулся Веселов, оглядывая парня.
— Я не полицейский. Я отдумал… — смущенно сказал Ванька.
Первые встречи с населением в глубоком тылу врага убедили нас в том, что советские люди, попавшие в неволю, ненавидели оккупантов, были готовы вести с ними борьбу и с нетерпением ждали прихода наших войск.
Встреча с комбригом Литвиненко
Четверо суток петляли мы по снежным проселочным дорогам в поисках бригады Литвиненко.
Веселов хмуро посматривал на бойцов из группы Боровского.
— Где же ваш хваленый батька?
Те виновато отвечали:
— Если б лейтенант не погиб, он нашел бы сразу.
Как-то в полдень мы остановились на хуторе Макавейцево. Неожиданно услышали вдали перестрелку. Сразу выслали в ту сторону разведку. А часа через два на хутор примчался Горячев.
— Увага, братва! Принимайте партизан батьки Литвиненко! — восторженно объявил Николай.
Когда партизанские сани въехали на хутор, радости не было границ.
— Андрей Мигров — командир разведгруппы, — представился старший.
— Что за стрельба там была? — спросил Веселов.
— Немецкая разведка нагрянула из Щукина. Пугнули их, — с улыбкой ответил Мигров.