Никто не ответил, но каждый, наверное, подумал в эту минуту о теплом домашнем уюте, о своих родных.
— Пошли, — коротко приказал командир.
Промокшая от снега одежда быстро покрылась ледяной коркой. Маскхалаты напоминали грубую брезентовую робу. Идти стало еще труднее. Выбравшись из лесу, мы пересекли по льду какое-то озеро, поднялись на возвышенность и различили силуэты строений. Решили зайти обогреться. Выбрали большой дом. Постучались. В дверях показался человек с фонарем в руках.
— Вам кого? — спросил он.
— Да вот в гости заехали, — сказал Веселов.
— Вы не туда попали. Здесь управа. А ваша полиция расположена дальше, — объяснил мужчина, приняв нас за полицейских.
Начинало светать. Необходимо было уйти отсюда подальше. Мы держались в стороне от деревень. Поземка усердно заметала наш лыжный след. В полдень остановились в хвойном лесу, достали из вещмешка сухари.
— Сухарики у меня белыми стали, — похвастался Вася Ворыхалов.
— И у меня такие же, — обрадовался Саша Семенов. Он откусил сухарь и, сморщившись, выплюнул. Ух, горечь какая!
Оказалось, сухари лежали вместе с толом и стали поэтому горькими. Но что делать? Поскоблили и начали грызть их.
— А сами-то мы не взорвемся? — спросил Володя Баранов.
— Может сдетонировать, — пошутил Павел Поповцев. Разжигать костер не решились. Наломали веток, сели на них и, прижавшись плотнее друг к другу, задремали. Потом снова шли. Темнело, когда до нас долетел протяжный паровозный гудок. Близость цели ободрила всех. Веселов надел запасные очки (он всегда надевал их в ответственные моменты).
— Ну, ребята, держись, — сказал командир.
Мы долго еще пробирались по мелколесью, часто останавливались, прислушивались.
— Кто-то стоит, — с тревогой прошептал Веселов, показывая на темный силуэт.
Изот Удалов, всматриваясь зорким глазом в потемки, тихо проговорил:
— Куст можжевеловый стоит.
Веселов чертыхался, проклиная плохое зрение:
— Ночью каждая собака на волка смахивает.
Мы уже начали сомневаться, был ли это паровозный гудок, как вдруг увидели движущуюся ленту огней. Поезд, замедляя ход, приближался к разъезду. Вот он остановился, загремев буферами. Мы подошли ближе. В освещенных окнах пассажирских вагонов мелькали фигуры гитлеровцев. С разъезда доносились голоса.
— Сюда бы батьку Литвиненко с бригадой, он дал бы им прикурить, — шепнул Горячев.
Неожиданно в воздух взлетела ракета, осветив все кругом. Мы успели залечь. Каждый думал: «Заметили или нет?» Раздался винтовочный выстрел. Пуля прошла высоко над головами. Как видно, немцы стреляли наугад. Мы осторожно подались в сторону. Решили перехватить этот состав.
— Сейчас мы его поймаем, — протирая очки, сказал Веселов.
Торопливо прошли на восток вдоль линии около двух километров. Остановились в глубоком овраге.
— Надо накатать лыжню до насыпи, — посоветовал я.
Распределили обязанности, Веселов послал троих ребят прокладывать лыжню. Это надо было сделать на случай быстрого отхода. Взрывать рельсы со мной пошли Николай Горячев и Изот Удалов. Приготовили пять четырехсотграммовых шашек тола, детонаторы и бикфордов шнур.
— Мы вас прикроем, — сказал нам вдогонку командир.
Насыпь оказалась высотой метров пять. Оставив лыжи, мы стали карабкаться вверх, придерживая в руках взрывчатку. Только взобрались на откос, Горячев предупредил:
— Увага! Кто-то идет!
Затаились. Мимо с фонарем проследовал патруль. Когда он удалился, мы поднялись на насыпь. Железная дорога оказалась двухпутная. Мы внимательно осмотрели рельсы. На одном пути они оказались ржавые, рельсы другого поблескивали. Значит, немцы использовали один путь.
Удалов усердно стал долбить кинжалом лед у рельса, Горячев укладывал рядком шашки тола.
— Удачно получилось с патрулем, — тихо говорил Удалов. — Могло бы все сорваться.
В шашку вставили детонатор с удлиненным бикфордовым шнуром. Удалов прикрыл меня от ветра маскхалатом, и я зажег спичку. Бикфордов шнур со свистом выбросил струйку пламени. Мы быстро покатились кубарем под откос. Спустя минуту раздался приглушенный ветром взрыв. Немцы, видимо, не среагировали на него: ни ракет, ни выстрелов не последовало. Притаившись в кустарнике, мы с нетерпением стали ждать поезда. Порывы ветра то и дело доносили до нашего слуха какие-то звуки. Порою казалось, поезд рядом. Но проходила минута за минутой, а его все не было.
— А вдруг самого Гитлера ковырнем? — дуя на озябшие руки, говорил Удалов.
Неожиданно справа от нас раздался пронзительный вой сирены. Из-за поворота, лязгая на стыках рельсов, выскочили два странных вагона. Они стремительно неслись к месту взрыва. Первый был похож на мотодрезину, другой — обычный длинный пассажирский вагон. В нем светилось несколько окон. И вдруг раздался сильный удар и скрежет металла. Мотодрезину развернуло влево. Она быстро нырнула под откос, увлекая вниз за собой длинный вагон. Полетели искры, послышался грохот и звон битого стекла. Возле телеграфных столбов перевернутые дрезина и вагон вспыхнули и загорелись. Все примолкли. Подъехал на лыжах Веселов.
— Вы что, черти, натворили? — в шутку спросил он.
Мы тихо засмеялись.
— Надо уходить, пока немцы не очухались, сказал я.
Кругом почему-то было тихо. Лишь продолжал завывать ветер да горели перевернутые вагоны.
Тогда мы не знали, почему не поезд, а эти два странных вагона попались в ловушку.
— Это, наверно, особая мотодрезина, моториссой называется, — уже на привале сказал Саша Семенов. — Я однажды видел, как к нам на станцию приезжал большой начальник в такой моториссе. Это вагон с мотором, пояснил он.
— А что, если и вправду Гитлера пришибли? — потирая от удовольствия руки, смеялся Горячев.
— Тогда товарищ Сталин тебе руку пожмет, — сказал Володя Баранов.
В это время со стороны железной дороги раздались частые выстрелы. Мы поспешили скрыться в лесу.
Спустя несколько дней разведчики из бригады Литвиненко принесли данные о результатах нашей диверсии близ разъезда Брыканово. Оказалось, что в ту ночь по станциям дали приказ немецкого командования незамедлительно пропустить специальную литерную бронедрезину с пассажирским вагоном, где ехало на фронт около пятидесяти гитлеровских офицеров. Во время крушения большинство из них погибло.
На железной дороге дело прошло удачно. Мы, окрыленные успехом, возвращались обратно. Шли смело даже днем. Кое-где заходили в деревни, узнавали у жителей о немцах и распространяли советские листовки. Люди принимали нас как родных, с интересом разглядывали партизан, спрашивали, скоро ли придет Красная Армия.
Теперь нам предстояло взорвать мост через реку Великую на важной для противника автомагистрали Ленинград — Киев.
И вот ночью наша группа приблизилась к шоссе. Стояла тишина: пока мы наблюдали, по дороге не прошло ни одной машины. Видимо, гитлеровцы опасались ездить в эту пору суток. Но, судя по тому, что шоссе было расчищено от снежных заносов, а полотно сильно укатано, днем здесь движение военного транспорта было интенсивным.
Мы вышли к реке Великой. Берега ее соединял деревянный мост длиной метров тридцать. Внизу под ним чернели промоины. Решили подрывать главные переводы с двух сторон. Возле береговых опор держался лед, и снизу можно было приладить шашки тола. Ребята откопали спрятанную нами взрывчатку — пятьдесят килограммов тола — и притащили к мосту. Началась кропотливая работа. Не все ладилось. Один впопыхах выронил в воду шнур с детонатором, другой оступился и плюхнулся в реку, третий загнал в руку занозу.
— Быстрей, быстрей, — торопил Веселов. — Вроде мотор гудит.
Сначала мы прислушивались, не идут ли машины, но потом так увлеклись работой, что забыли, где и находимся. В нескольких местах вместе с толом положили противотанковые гранаты. Бикфордов шнур нарезали подлиннее, чтобы можно было до взрыва подальше отойти.
— Ну, господи, благослови, — проговорил Володя Баранов.
— Поджигайте шнуры! — велел Веселов.
Мы отъехали на лыжах в сторону и встали за деревьями. Взрывы прогремели почти одновременно.
— Пошли посмотрим, — сказал я Веселову.
— Стоит ли?
— Надо поглядеть, — поддержал меня Горячев.
Мост оказался основательно изуродованным. Проехать по нему было невозможно, и восстановить не так просто. Основные лаги рухнули в воду, настил разбросало по сторонам, перебитые сваи торчали огрызками.
— Вон то бревно надо убрать, на нем держится настил, — показал стоящий рядом Изот Удалов.
У Поповцева сохранилась противотанковая граната. Я решил перебить ею бревно. Когда размахнулся, лыжи разъехались, и граната взорвалась совсем рядом. Меня сшибло с ног, в голове зазвенело. Подбежали ребята, подняли меня. Они что-то говорили, но я не слышал. Потом долго мучился с ушами.
Взорвав мост, мы стали сбивать со столбов немецкие дорожные указатели. Потом решили устроить на шоссе засаду. Выбрали удобное место и стали ждать. Только начал проклевываться рассвет, как со стороны Опочки появилась автоколонна. Машины затормозили у взорванного моста. Вверх взвилась красная ракета. Немцы подняли тревогу…
Вместе со 2-й особой
На другой день после возвращения с операции мы встретились с комбригом Литвиненко и начальником штаба Белашем.
— Дывись на них, начштаба. У хлопцев еще усов нема, а воны що вытворяют…
— Нужно взять их в Поддубье, — сказал Белаш.
— Во-во! Пускай сходят, отберут у немцев свининку, — согласился Литвиненко.
Оказалось, что отряд Загороднюка и группы Гвоздева и Синяшкина должны были совершить налет на немецкую экономию, расположенную в поселке Поддубье, в нескольких километрах от районного центра Пустошки. Там в бывшем совхозе гитлеровцы сосредоточили большое количество лошадей, скота и птицы для снабжения армии. Партизанские разведчики сообщили, что немцы в срочном порядке стали готовить к отправке под Ленинград новую партию мяса.