— Помирать полетел, — усмехнулся Веселов, протирая очки.
Было очень досадно, что мы не сбили его.
В Залесье наш отряд немного задержался. Неожиданно в деревню прибежала взволнованная девочка. Она плакала и о чем-то рассказывала попавшейся ей навстречу женщине с коромыслом. Выяснилось, что в соседнюю деревню Тулубьево пришли каратели. Когда немцы начали сгонять людей, девочка сумела убежать. Помочь жителям Тулубьева могли только мы. По рассказу девочки карателей насчитывалось не больше тридцати.
— Надо выгнать их в поле, как в прошлый раз это сделал Разумов, — предложил я Веселову.
— Быстро на лыжи! — скомандовал командир.
Мы обошли деревню, скрываясь за низкорослым кустарником. По команде открыли стрельбу выше крыш. Как и ожидали, скоро из деревни выехали три повозки и человек двадцать лыжников в белых халатах. Они уходили в сторону ближнего гарнизона. Гитлеровцы нас заметили, стали отстреливаться. Мы рванулись наперерез, залегли и открыли прицельный огонь. Убить удалось семь или восемь фашистов, но зато сарай, куда они согнали людей, уцелел от поджога. Жители наперебой благодарили нас за спасение.
Однако фашисты успели расстрелять двух молодых окруженцев, пробиравшихся к советским частям. Они лежали с открытыми глазами на высоком берегу речки Насвы.
Через сутки мы соединились с частями Красной Армии. А вскоре вернулись в родное Кувшиново. Там дислоцировался штаб Калининского фронта, а также штаб 22-й армии. Там же находилось и наше руководство. Гитлеровцам об этом было известно, и они часто бомбили станцию и город. Как-то вражеские самолеты сбросили бомбы на нашей улице. Родительский дом изрешетило осколками. Вылетели рамы, сорвало с петель двери. Да и сам я случайно уцелел.
Однажды днем на город налетели девятнадцать самолетов. Наши зенитчики сбили сразу пять стервятников. Уже после войны я узнал от полковника милиции Я. В. Переверзева, бывшего наводчика орудия, что в том бою отличились охранявшие Кувшиново зенитчики 4-й отдельной артиллерийской батареи РГК под командованием капитана Василия Клименко. В одном месте упали рядом два вражеских «юнкерса». Вокруг собрался народ. Как сейчас, помню: у обломков самолета валялась в снегу оторванная голова фашистского летчика. Какой-то старичок швырнул в нее комок снега и сердито сказал:
— У, паразит…
В толпе кто-то захихикал, а старик со скорбью проговорил:
— Они у меня крохотную внучку убили…
В одну из бомбежек мы потеряли своего боевого товарища Сашу Семенова. Его сразил осколок бомбы на крыльце родного дома. Случай был нелепый. Человек прошел опасный путь по тылам врага, вернулся домой и погиб. Мы надолго сохранили в памяти образ спокойного, смелого партизана и его любимую песню «Не для меня придет весна…».
Солнечным весенним днем мы схоронили с почестями своего друга.
Под Насвой
В середине апреля сорок второго года наш отряд «Земляки» вновь направился в тыл врага. Вместо убывших из отряда по разным причинам Виктора Пылаева, Александра Соболева и Аркадия Цветкова наши ряды пополнили вернувшиеся из эвакуации школьные товарищи: Владимир Арефьев, Константин Кузьмин, Николай Орлов и Александр Цветков — брат Арамиса.
Товарный поезд доставил нас в Торопец. Город был освобожден три месяца назад, но кругом еще видны были следы фашистского нашествия. На улицах стояли разбитые немецкие машины, танки, орудия. На многих домах пестрели намалеванные краской чужие надписи. В центре главной площади торчали еще не спиленные столбы виселицы — символа гитлеровского «нового порядка».
В здании городского отдела НКВД нас встретили работники управления госбезопасности подполковник Василий Дмитриевич Котлов и знакомый нам чекист Сергей Иванович Павлов. Они недавно прибыли из Кувшинова. Им была поручена работа по отправке разведывательно-диверсионных групп в тыл противника.
В Торопце мы пробыли недолго. Задание было ясным, и вопросов не было, но нам опять не выдали карту.
— Без карты плохо, знаю, ребятки, но помочь ничем не могу. Поэтому вынужден посылать в знакомые вам места, по-отечески говорил Котлов.
Вечером мы получили боевое снаряжение, небогатый сухой паек, а утром пошли на станцию. До линии фронта нас сопровождал энергичный лейтенант Григорий Рассадов. Он долгое время занимался переброской отрядов в тыл противника. Ехать поездом пришлось недалеко. Великие Луки все еще были заняты врагом, поэтому мы выгрузились на станции Великополье. Дальше пошли пешком на северо-запад в нейтральную фронтовую зону.
Снег всюду почти стаял. Увязая по колено в грязи и воде, мы с трудом пробирались по раскисшей, непроезжей дороге. Каждый из нас тащил за спиной увесистый рюкзак, поэтому мы часто вынуждены были отдыхать. Ребята на чем свет стоит бранили этот заболоченный глухой край, носивший меткое прозвище Низы. Даже деревни в этих местах имели какие-то странные и невеселые названия Плаксино, Трясухино, Ямно, Тараканиха, Лопатники, Гарь…
— Ничего, ребята, скоро выйдем на большак, там в деревне Санники заночуем, — подбадривал нас лейтенант Рассадов. Он и сам пошатывался от усталости. Досадно было в своем тылу так трудно мерить версты.
Вечерело, когда мы выбрались к заброшенному узенькому большаку. Навстречу попались две бедно одетые женщины.
— Далеко ли до Санников? — спросил Веселов.
— Так вот они, горемычные Санники, — показала женщина на голое место с торчащими печными трубами.
Оказалось, что месяц назад, ранним утром 18 марта, фашистский карательный отряд на лыжах подкрался из леса к деревне. В Санниках находилась небольшая группа местных партизан. Завязалась перестрелка. Горстка партизан вынуждена была отойти. Каратели оцепили деревню, заживо сожгли всех жителей в их собственных домах. Такая же судьба постигла в тот день и соседнюю деревню Малиновку.
Мы нашли на отшибе одинокий сарай с сеном и там заночевали. К вечеру следующего дня отряд добрался до реки Чернушки. Там в деревне Замошье нас поджидали разведчики 257-й стрелковой дивизии во главе с командиром разведроты капитаном Филимоненковым.
После суточного отдыха темной апрельской ночью тронулись к железной дороге Новосокольники — Дно. Под ногами булькала вода. Мы часто останавливались, прислушивались. Иногда из-под ног взлетали вспугнутые чибисы. Они подолгу кружили над головами, нарушая тишину тревожным предательским писком.
— Вот твари продажные, — ругали птиц разведчики.
По громким голосам чибисов немцы могли догадаться, что птиц ночью могли спугнуть только люди. С приближением железной дороги нарастала и напряженность Наконец показались телеграфные столбы и темная насыпь. Остановились.
Командир разведки Филимоненков подозвал нас с Веселовым к себе. Указывая на запад, зашептал:
— Вот так и жмите. Справа находится станция Насва — гнездо немцев и полицейских, слева — станция Киселевичи. Впереди, по ту сторону линии, увидите село Назимово. Там церковь. Обойдите село слева. Ну а дальше… Бог знает, что дальше.
Мы попрощались с разведчиками, но попросили их не уходить до тех пор, пока не перейдем железную дорогу. Как раз в тот момент, когда мы стали переходить линию, неожиданно появился вражеский бронепоезд. Он двигался на нас темной громадой, медленно и почти бесшумно. Отряд оказался разделенным на две части. Мы залегли, держа наготове гранаты. Попыхивая паром, бронепоезд растаял в ночной мгле. Все облегченно вздохнули.
Сразу за железной дорогой началась глинистая вязкая пашня. Ноги засасывало в грязь, двигаться было трудно. Как назло, рядом вспыхнул пожар. Зарево осветило окрестность. А вокруг — ни кустика, чтобы укрыться. Неожиданно впереди показалась группа вооруженных людей. Это были полицейские. Пришлось лечь на землю, чтобы не заметили. Вдруг Сашка Соболев разразился громким кашлем.
— Тихо, черт, — зашикали ребята.
Полицаи, не заметив нас, прошли к станции.
Уже забрезжил рассвет. Усталые от ночного похода, мы вышли к спящей деревушке. Горячев подбежал к столбу и долго не мог прочитать название деревни, написанное по-немецки.
— Ар-ти-мо-ново, — наконец произнес он.
Становилось совсем светло. Дальше идти было опасно. В двухстах метрах от деревни, на отшибе, стоял заброшенный большой дом. Мы торопливо зашли внутрь. В полуразрушенном помещении сильно пахло плесенью. Здесь нам предстояло провести долгий и тревожный день. Только уснули, часовой разбудил нас.
— На дороге немцы, — доложил он.
Мы с Веселовым забрались на чердак. Оттуда хорошо просматривалась местность. В сотне метров от нас проезжал вражеский обоз. Около сорока гитлеровцев шли и ехали, громко разговаривая.
— Местечко выбрали ходовое, — сказал Веселов.
До обеда мы еще дважды видели немцев, а во второй половине дня случилось непредвиденное. К нашему дому, играя в лошадки, бежали деревенские дети — мальчик и девочка. Этот дом, наверное, служил местом их игр. Нельзя было допустить, чтобы дети обнаружили отряд.
У Горячева быстро созрело решение. Он оставил оружие, схватил в руки попавшуюся веревку и как ни в чем не бывало сел на завалинку. Детишки подбежали к крыльцу. Девочка, заливаясь смехом, крикнула:
— Тпру!
Раскрасневшийся мальчуган готов был подняться на крыльцо, чтобы шмыгнуть в избу, но тут поднялся Горячев:
— Ребята, вы лошадь здесь не видели?
Дети удивленно посмотрели на Николая и переглянулись.
— Не видели, — сказал мальчик.
— А я видела, а я видела, — запрыгала девочка. — Ее вчера немец угнал вон туда, — махнула она рукой по направлению станции Насва.
Николай несколько минут разговаривал с детьми, а потом, вскинув на плечо веревку и хлопнув парнишку по плечу, сказал:
— Пошли по домам.
Дети убежали. Горячев вернулся в избу.
— Вроде обошлось, — сказал он.
Время тянулось мучительно долго. Минуты казались часами. По дороге проехали две автомашины с немецкими солдатами. Вскоре наблюдатель сообщил, что