Однажды днем нам дали знать, что в Алхимово пришли те самые люди, которые ночью интересовались Борками. По приметам это был старший полицейский Максим с дружками. Мы решили схватить их. Но, пока пробирались закрайками заболоченного леса и переходили вброд речку Чернушку, нам удалось только увидеть вдали спины полицаев. Мы обстреляли их, но, попали или нет, неизвестно. Максим же после этого больше не появлялся.
В конце апреля из вражеского тыла в деревню Алхимово вышли отряды Николая Бондарева и Анатолия Бухвостова. Бондарев, молодой энергичный человек, бежал из плена и за короткое время сумел сколотить из окруженцев большой, сильный отряд. Несмотря на многодневные бои с карателями, отряд сохранил боевой дух, имел немало трофеев, в том числе одно противотанковое орудие, отбитое у противника под станцией Маево. Это орудие и его расчет носили странное название — «Чапаевский осколок». Командовал артиллеристами симпатичный лейтенант из окруженцев Алексей Гаврилов.
К нашему удивлению, в отряде Бондарева мы встретили своих старых знакомых, выведенных нами из тыла врага в марте, — лейтенантов Батейкина и Алексеева. Оказалось, что они сразу же были направлены обратно в тыл противника для организации партизанских формирований. Вместе с Бондаревым они и создали этот отряд.
Отряд Бухвостова по численности был значительно меньше бондаревского. Он состоял в основном из молодежи города Вышний Волочек. Командир отряда Бухвостов был уже в годах, держался высокомерно, был перепоясан крест-на-крест ремнями и носил на боку шашку, хотя вряд ли ему доводилось сидеть верхом на лошади.
Ребята у Бухвостова были боевые. Как и мы, вступили в партизаны добровольно. Их отряд совсем недавно ушел в тыл врага и сразу столкнулся с карателями. После жаркого боя вместе с Бондаревым они вынуждены были выйти в нейтральную зону. Позже нам довелось воевать совместно. Сергей Алексеев, Василий Беляков, Василий Верещагин, Александр Голубев, Иван Хабаров, Альберт Храмов, Аркадий Черноморцев, Анатолий Широков, Борис Павлов, Вениамин Чуркин и другие вышневолоцкие ребята оказались отважными воинами.
В отряде Бухвостова мы повстречали также своих земляков-кувшиновцев Виктора Моисеева и Николая Ершова. Ершов, небольшого роста паренек, был ранен в грудь в бою с карателями. Мы окружили повозку, где он лежал. Николай открыл глаза, узнал нас и, превозмогая боль, чуть улыбнулся.
— Ничего… заживет, — тихо проговорил он.
— Его спас вышневолоцкий паренек Саша Голубев, — сказал Моисеев, — вынес из-под огня на себе.
Ершова отправили в госпиталь, а Моисеева после долгих уговоров Бухвостова мы приняли в свой отряд. Это был наш школьный товарищ.
Я посоветовал Бондареву перевести отряд из Алхимова в деревню Жары, на другой берег Чернушки. Там было безопаснее. Бондарев попросил показать эту деревню. Он направил со мной в Жары Григория Батейкина и командира орудия Алексея Гаврилова.
Деревня Жары находилась по соседству с Борками. Ее окружал болотистый лес, и подойти к ней в летнюю пору было не просто. Деревня понравилась моим спутникам, и бондаревский отряд занял ее. Так стали мы жить рядом.
Вскоре отряд Бухвостова направился в город Торопец, а к нам в Борки прибыла небольшая группа молодежи, тоже из Вышневолоцкого района Калининской области. Возглавляли эту группу Иван Егоров и политрук Валентина Кузьминична Борисова. Вместе с группой пришел к нам уполномоченный 3-й ударной армии старший политрук Штрахов. Этот человек сыграл значительную роль в организации партизанского движения на калининской земле.
Сын простого рабочего-железнодорожника, Алексей Штрахов в тридцатых годах окончил институт, был послан на дипломатическую работу в Испанию и некоторое время работал в советском консульстве в Барселоне. Он вернулся на родину перед самой войной. Когда фашисты напали на нашу страну, Штрахов попросил зачислить его в ряды действующей армии. И вот он прибыл к нам в деревню Борки.
Мы с Веселовым рассказали старшему политруку о бондаревском отряде и предложили сопроводить его в деревню Жары. Штрахов согласился. В штабе нас настороженно встретил Бондарев. Когда разговорились и Штрахов пообещал помочь его отряду оружием и боеприпасами, Бондарев воспрянул духом, велел накрыть стол. В штаб пришли Батейкин, Гаврилов, Алексеев, Чернов. Беседа прошла в деловой откровенной обстановке.
В Борки мы вернулись одни. Алексей Иванович Штрахов остался в Жарах.
Через несколько дней в отряд Бондарева по инициативе Штрахова привезли новое оружие: автоматы, винтовки и даже два ротных миномета. Радость была большая. Авторитет Штрахова сразу вырос. В Жары потянулись новые бойцы, ряды партизан росли. В деревне стало тесно. Штрахов с Бондаревым решили передислоцироваться в близлежащие деревни Брутово и Чулинино.
Помню, когда мы пришли в Брутово, Штрахов и Бондарев в сопровождении других командиров были на лугу у околицы деревни. Там проводились учебные стрельбы из миномета. Никому, кроме лейтенанта Алексея Гаврилова, не приходилось стрелять из него. Гаврилов быстро наладил угломеры, определил дистанцию и с третьей мины точно поразил цель — вбитый в землю кол.
— Молодец, товарищ Гаврилов, — похвалил Штрахов.
Лейтенанту потребовалось немало усилий, чтобы обучить партизан стрельбе из миномета.
Там в Брутове однажды произошел драматический случай. Как-то под вечер партизанский разъезд задержал двух неизвестных. Не обыскав их, начальник караула привел задержанных в штаб, где кроме Бондарева находились Батейкин, Алексеев и командир группы Чернов. Бондарев с Батейкиным сидели за столом в рубашках, а Чернов с Алексеевым, одетые в немецкие френчи, стояли у стены.
Бондарев так повел допрос, что задержанные не могли догадаться, к кому они попали: к партизанам или к полицейским? Они смотрели то на Бондарева, то на Чернова с Алексеевым.
— Знаете, кто перед вами? — спросил Бондарев, причесываясь расческой.
— Знаем, — сказал неуверенно один из неизвестных.
— Хорошо знаете? — дунув на расческу, переспросил Бондарев.
— Очень хорошо, — ответил другой задержанный и, выхватив из-за пазухи пистолет, почти в упор выстрелил в голову Бондарева. Бондарев упал. Остальные от неожиданности растерялись. Неизвестные выпрыгнули в открытое окно, бросились бежать к лесу. Но караульная служба открыла по ним меткий огонь. Так и не удалось узнать, кто были эти люди, откуда.
Бондарева в бессознательном состоянии срочно отправили в госпиталь. Врачам удалось его спасти.
Бондаревский отряд, получивший наименование «Смерть фашизму», принял лейтенант Алексей Гаврилов, смелый, способный командир, который впоследствии возглавил партизанскую бригаду, действовавшую до полного освобождения Калининской области от фашистских захватчиков. Затем Гаврилов в звании майора был зачислен в Красную Армию. Алексей Михайлович геройски погиб под Берлином, не дожив нескольких дней до победы.
Первое мая сорок второго года мы встретили в Борках. В честь праздника решили провести торжественное собрание. Отряд расположился на небольшой лужайке. Сюда же пришли жители деревни. Кто-то принес кусок красной материи, накрыли ею поставленный стол. Все сразу приободрились, повеселели.
— Президиум будем избирать? — спросил Моисеев.
— А как же, — серьезно сказал Костя Кузьмин. — По всем правилам, как раньше…
Это «как раньше больно задело наши сердца. Вспомнился довоенный первомайский праздник. Накануне Выставлялись зимние рамы, все в доме мылось и обновлялось. Пекли пироги, готовили разные вкусные блюда. Ожидание праздника было нисколько не хуже, чем сам праздник. Наконец наступал долгожданный день. Задолго до демонстрации мы собирались возле школы. Развевались алые полотнища флагов, звучала музыка, песни. Кругом смех, улыбки. Девчонки несли в руках искусно сделанные из тонкой бумаги цветы, мальчишки держали транспаранты. Стройными рядами праздничные колонны двигались по улицам к клубу, где находилась трибуна. Затем открывался митинг… Так было. А скоро ли опять так будет?..
С докладом поручено было выступить мне, комиссару отряда. Незадолго до этого нам посчастливилось достать у разведчиков Красной Армии свежую газету с обзором боев на фронтах. Она и послужила главным материалом для моего выступления. После доклада приняли решение — преподнести боевой подарок Родине. В то время у нас имелось несколько мин с электрическими взрывателями, и нам не терпелось применить на деле новинку. В первомайскую ночь Ворыхалов, Горячев, Моисеев, Поповцев и я вышли к железной дороге Новосокольники — Дно. Идти туда было недалеко. За дни пребывания в нейтральной зоне мы бывали под Насвой не один раз и хорошо знали местность и деревни Полутино, Чирки, Щенайлово, Тимохово, Федорухново. Основная опасность, которая могла подстеречь нас, — вражеская засада.
Мы двигались осторожно, держа оружие наготове. В полночь подошли к линии на участке между станциями Насва и Самолуково. Взобравшись на откос, начали быстро выгребать из-под рельсов песок, чтобы заложить туда мины и взрывчатку. В момент нашей работы немцы неоднократно обстреливали и освещали ракетами местность. Приходилось ложиться на шпалы. Когда минирование закончили, недалеко от этого места, на краю насыпи, воткнули прибитую к палке небольшую фанерку с надписью: «Да здравствует 1 Мая!»
Мы отошли в сторону к кустам и стали ждать поезда. Сидели до рассвета. Ничего нет. Но вот наконец услышали шум, а через три-четыре минуты увидели дым паровоза. Поезд приближался. Состав был очень короткий, шесть-семь вагонов с непонятными очертаниями.
— Увага, хлопцы! Так это же тот самый бронепоезд, который недавно чуть нас не задавил, — сказал Горячев.
Действительно, на бронированных площадках был видны стволы орудий. Наверху стояли солдаты-наблюдатели. До места, где заложены мины, бронепоезду оставалось пройти совсем немного. Взорвется или нет? Блеснула вспышка, столб черного дыма взметнулся вверх. Эхо взрыва долетело до нас и ушло куда-то вдаль. Мы видели, как платформы и сам паровоз накренились набок. Хотелось крикнуть громкое «ура». Но пришлось отойти в лес. Гитлеровцы открыли яростную стрельбу.