Время перевалило за полдень, когда мы услышали на том берегу чей-то смех. Здесь же увидели улыбающегося Николая Горячева.
— Увага, братва! — не без гордости произнес он свои любимые слова. — Принимайте пропавших друзей.
Среди посланных на поиски ребят мы увидели Виктора Моисеева и Павлика Поповцева. Мы крепко обняли своих боевых товарищей. На их глазах блестели слезы радости.
Я не стал спрашивать о бойце Смирнове: было ясно, что он убит. Смирнов вступил в наш отряд в Торопце, где проживал со своей матерью. На задание он шел впервые, для него оно стало последним. Молодой застенчивый юноша не успел еще совершить боевых подвигов, но сам факт, что он пришел в отряд добровольцем, говорил о многом.
Когда все улеглось, я попросил Моисеева рассказать о вчерашнем случае. Виктор посмотрел на Павлика, вздохнул и начал говорить:
— О том, что мы, дураки, все четверо вошли в избу, вам известно, — сказал Моисеев. — Когда полицаи устроили засаду и начали палить из винтовок, мы, отстреливаясь, стали отходить к речке втроем. Виктор Соколов отстал. Мы подбежали к берегу, там стояла лодка. Прыгнули в нее и поплыли на тот берег. Вместо весел пришлось использовать приклады винтовок. Плывем, а полицаи стреляют вовсю. Разрывная пуля угодила Смирнову в грудь, он свалился в воду и утонул, а лодка перевернулась. Мы с Павликом поплыли к прибрежным кустам. Полицейские громко кричали. Мы видели, как они устремились к берегу, а некоторые бежали по мосткам наперерез. Мы едва дотянули до берега, но выходить из воды было поздно. Полицейские были рядом. Мы решили укрыться под густыми, свисающими над водой ветками ивняка. Там мелко и вязко. Легли на спину. На поверхности воды остались одни лица, чтобы можно было дышать и не захлебнуться. Полицейские подошли вплотную.
«Где они?» — громко спросил один из них.
«Там смотрите. Они в кустах спрятались, — раздался голос с противоположного берега. — Берите их живьем.»
МЫ слышали и чувствовали, как чавкают в воде ноги полицаев. Легкие волны от их сапог заливали наши лица.
«Эй, большевички-комсомольцы! Выходите по-хорошему!» — скомандовал один и» них.
«Куда же они исчезли? Может, утонули?» — сказал басом другой.
Один из полицейских раздвинул ветки ивняка и долго шарил глазами. Ну, думаем, все… Но он тоже не заметил нас.
«Удрали, наверное, мать их так», — выругался полицай.
В это время на берегу раздался плач женщины:
«Ой, лихо! Они ж Степу убили!»
«Как убили?» — удивился полицай и побежал к деревне. За ним, сделав несколько выстрелов по прибрежным кустам, ушли и другие.
Мы едва вылезли на берег, тела занемели, одежда намокла. Зашли в кусты, выжали белье. Потом не знали, куда идти. Ночь провели и лесу. Чувствовали, что отряд где-то недалеко и вы будете нас искать. Потом увидали, как меж сосен пробираются какие-то люди. Узнали Кольку Горячева…
Когда Моисеев закончил рассказ, мы долго молчали. Случай был тревожный и поучительный. Было понятно, что место, куда мы попали, опасное. Ухо следовало держать остро. Очень хотелось отомстить за убитого бойца Смирнова, и мы решили при первой возможности нанести свой визит в эту деревню. Позднее мы осуществили задуманное.
Ночью отряд переправился через реку Язницу. Мы держали путь на юг. Следовало проверить наличие вражеских гарнизонов, узнать их численность.
Оказалось, что мы зря огулом обвинили этот район в неблагонадежности. Население многих деревень гостеприимно встречало нас и оказывало всяческую поддержку. С помощью жителей удалось выявить некоторые пункты, ставшие оплотом полицейских. Это были поселок Усть-Долыссы, расположенный на Витебском шоссе, село Трехалево и деревня Топоры (Топорщина — так нарицательно называли ее люди).
Нам стало известно, что после массового истребления евреев, проживавших в Невеле, немцы при помощи полиции продолжали выявление и уничтожение еврейского населения, скрывающегося в деревнях Невельского района.
Так, по доносу полицейского Кухтина и писаря Трехалевской волости Селезнева и при их участии в селе Трехалеве карательным отрядом было расстреляно шесть еврейских семей.
Полицейским отрядом Топорской волости, который возглавлял предатель Ласточкин, были сожжены деревни Ступицы, Заречье, Ровный Бор, а отдельные жители этих селений арестованы и переданы немецким властям.
Руководил отбором арестованных и их расстрелом шеф Невельского отделения СД Фриц Шторк. Это был тот самый палач, который командовал карательным отрядом, разгромленным прошлой зимой севернее Великих Лук. Ему тогда удалось бежать.
Ведя борьбу с партизанами, посылая против них карательные отряды и не имея в большинстве случаев успеха, фашисты вымещали свою злобу и ненависть на мирных жителях, заподозренных в связях с народными мстителями. В этом гитлеровцам охотно помогали прихвостни из числа уголовников, осужденных в довоенное время Советской властью. Проводя работу под Невелем, мы сожалели, что взяли с собой мало листовок. Здесь они были крайне необходимы.
Согласно заданию нашему небольшому отряду нужно было проанализировать поток вражеских поездов на железных дорогах Невель — Полоцк, Невель — Витебск и совершить там диверсии. Таким образом, мы обходили город Невель кругом.
Ночью у нас случилось ЧП, которое стало известно только утром. В отряде не оказалось Владимира Арефьева. Стали вспоминать, кто и когда видел его в последний раз.
— На первом привале он сидел рядом со мной, — сказал Александр Цветков.
— Когда разведчики ходили в деревню, где подняли лай собаки, Володька попросил у меня табачку, — вспомнил Николай Орлов.
Выяснили, что Арефьев отстал на третьем привале, который был устроен нами на рассвете близ моста через реку. Там, пока разведка проверяла мост, мы лежали возле кустарника, окаймлявшего ржаное поле. Арефьев, видимо, нарушил установленный порядок, сел не вплотную с другими бойцами, а отошел немного в сторону и уснул там. Мы выслали две поисковые группы. Разыскивали Владимира весь день, побывали на том месте, где он отстал, но безуспешно. Мы все невольно прислушивались к каждому звуку: не идет ли Арефьев? Кругом было тихо. Только рядом куковала беззаботная кукушка, да где-то в деревне пел еще не сожранный немцами петух. Арефьев пропал. В войну гибли и так. Безвестно, бесследно.
Поздней ночью отряд подошел к железной дороге Невель — Полоцк, близ станции Новохованск. Тут нам нужно было задержаться минимум на двое суток. Мы спустились в лесной овраг, где журчал крохотный ручеек. Место удобное, скрытое. Здесь и решили обосноваться.
На рассвете с Ворыхаловым, Кузьминым и Нефедовым я пошел к железнодорожному полотну. Улеглись на закрайке леса, замаскировав себя папоротником. Сначала мимо нас проехала дрезина, потом прошел патруль из пяти немцев. Примерно через час услышали шум поезда. Он шел со стороны Полоцка, на фронт. Вот поезд поравнялся с нами, и мы начали считать вагоны, а заодно смотреть, что он везет. Я помечал себе в тетради характер грузов.
Двери двух вагонов были раскрыты. В их проемах плотно стояли и покуривали немецкие солдаты. Значит, два вагона с живой силой. На платформах стояли три пушки среднего калибра, санитарный грузовик с брезентовым верхом, танкетка или легкий танк. Одна платформа с большими ящиками-контейнерами.
Это первый поезд. А за сутки на фронт и с фронта прошло их двенадцать, и каждый из них был нами зафиксирован.
В следующее утро на смену нам пришли Дудников, Орлов и Чернышов.
За двое суток наблюдения мы изучили движение вражеских поездов. Это были обычные воинские перевозки, которые осуществлялись при малоактивных действиях войск на данном участке фронта.
На прощание с железной дорогой Полоцк — Невель наши подрывники подготовили пару неизвлекаемых мин, которыми в этот раз нас снабдили в Торопце. Когда стемнело, подошли вплотную к железнодорожному полотну. В ночное время поезда здесь ходили редко, однако путь зорко охранялся. Часто взлетали ракеты, освещая местность, слышались автоматные и пулеметные очереди.
В тот момент, когда собрались подняться на откос, на путях появился патруль. Солдаты прошли, громко разговаривая между собой.
Пропустив патруль, мы стали переходить стальную магистраль. У рельсов осталась лишь группа минеров — Соколов, Попков, Кузьмин и Ворыхалов. Они работали дружно и слаженно. Один рыхлил финкой уплотненный под рельсом песок, другой выгребал его и укладывал в мешок, третий относил и сторону. Когда ямки были готовы, туда заложили толовые шашки, а на них, плотно под рельс, контактные электромины. Мины замаскировали так искусно, что вряд ли их заметит даже опытный глаз путевого обходчика или патруля. К тому же неизвлекаемые мины не любят того, кто их тревожит.
Дело сделано. Можно уходить, но у нас имелись два десятка новых взрывателей «на время», и нам не терпелось испытать их.
Комиссар Виктор Моисеев посоветовал заминировать телеграфные столбы с таким расчетом, чтобы они сработали в полдень. И если нам удастся подловить эшелон, должна произойти занимательная сценка. В момент расчистки пути рухнут столбы связи.
Предложение приняли. Заминировали несколько столбов напротив того места, где должно произойти крушение поезда. От железной дороги уходить далеко не стали Хотелось посмотреть поближе, как все получится. Для этого выбрали пригорок с невысоким кустарником.
Восточная часть неба светлела. Занималась утренняя заря. Все, кому положено, уже спали. Задремал и я. Около шести часов меня разбудил Толя Нефедов.
— Командир, поезд идет.
Моисеев, Поповцев, Соколов и еще несколько ребят тоже проснулись. Каждому хотелось узнать результаты своего труда. До боли в глазах всматривались вдаль, где виднелась растянутое облако белого дыма. Вершины деревьев скрывали от глаз идущий состав, но стелющийся дым паровоза указывал местонахождение поезда и его большую скорость. Он быстро приближался к заминированному участку. Моисеев больно сдавил мой локоть.