— Только не пройти вам туда скоро. Вишь, сколько снега набросало, — добавил он.
Положение нерадостное, люди шатались от изнеможения. Взвесив, мы решили остановиться на отдых в домах, где нет больных. Проинструктировали бойцов. Только бы не подцепить страшную болезнь. В избы набились битком. После изнурительного похода партизаны, разморенные теплом, моментально заснули.
Снова знакомые места
Преодолевая снежные заносы, отряды прибыли в Пустошкинский район. Мы расположились в знакомой нам деревне Морозово, где прошлой зимой стоял штаб 2-й особой партизанской бригады. Жители узнали нас и встретили очень тепло. Мы заняли просторный дом, где когда-то квартировал Литвиненко. Здесь сохранилась та же скромная обстановка, стоял тот же широкий стол, на котором развертывали карту начальник штаба бригады Белаш и командир разведки Герман. Люди рассказывали, что, по слухам, бригада Литвиненко била фашистов где-то под Псковом.
На следующее утро Михаил Прокопьевич Карликов распрощался с нами. Ему необходимо было разыскать костяк бригады и принять командование. Мы с отрядами Яковлева и Бухвостова остались в Морозове. Требовалось изучить обстановку. С этой целью три группы партизанских разведчиков ушли в разные стороны. Вскоре из их донесений мы узнали, что немцы стояли гарнизонами лишь по железным и шоссейным дорогам и пока не предпринимали активных действий против партизан, которых становилось с каждым днем все больше.
Николай Горячев принес нам из очередной разведки приятную новость. Оказалось, что на другой день после боя в Алексине в село Скоково, где дислоцировался вражеский гарнизон, прилетел небольшой немецкий самолет. На нем прибыло гитлеровское начальство. Наших неудачников-карателей выстроили на плацу. Штабной офицер зачитал короткий суровый приказ. Командованию карательного отряда приписывалась умышленная сдача оружия партизанам. Командир отряда и трое офицеров были расстреляны на месте, а отряд расформирован.
Мы обрадовались такому известию.
— Пусть больше убивают друг друга — скорее война кончится, — смеялся Веренич.
Дмитрий был неравнодушен к захваченному у карателей «максиму». Поглаживая кожух ствола и броневой щит пулемета, он говорил:
— Хороший, надежный друг. В одной ленте двести пятьдесят патронов.
Так и пришлось закрепить за комиссаром отряда станковый пулемет. Лучше Дмитрия им никто не владел. Вторым номером назначили Толю Нефедова.
Наши разведчики работали без устали. Еще бы! Теперь они были на конях, которых нам удалось отбить у противника. Мы узнавали все новые и новые сведения о вражеских формированиях. В этом нам активно помогало местное население. Несмотря на гнусную фашистскую пропаганду, люди встречали нас как желанных гостей. Женщины дарили шерстяные шарфы, носки, рукавицы. Народ видел в партизанах мужественных патриотов, преданных защитников советской Родины.
Как-то командир отряда Федор Яковлев предложил совершить совместный налет на небольшой немецкий гарнизон, расположенный в местечке Слободка на шоссе Опочка — Пустошка. Мы подготовились к нападению, но непредвиденное обстоятельство помешало осуществить намеченное. В отряде Яковлева начался тиф. Тяжелая болезнь свалила сразу четверых бойцов. Мы всполошились. Ведь у нас ни доктора, ни лекарств. Что делать?
На следующий день заболели еще трое, а к вечеру слег сам Федор.
Мы знали, что северо-западнее Кудевери, в районе Пушкинских Гор, находятся более крупные силы партизан. Решили перебраться туда. Больные метались в жару. Яковлев лежал без сознания, часто бредил. Мы ничем не могли им помочь и только гнали коней, стараясь поскорее прибыть к месту. По дороге слегло еще несколько человек. Наша разведка наконец встретилась с партизанами. К счастью, мы нашли там врачей и медикаменты. Больных изолировали. Все партизаны прошли санитарную обработку: вымылись в бане, белье от вшей прожарили на каменках.
Дня через четыре Яковлеву стало лучше. Мы попрощались с ним. Бухвостов после долгих колебаний решил остаться со своим отрядом в партизанском районе.
В то время у нас в отряде насчитывалось тридцать бойцов. Ребята семнадцати-восемнадцати лет, почти все комсомольцы. Лишь Веренич выделялся возрастом. У него было больше жизненного опыта и мудрости. Он часто помогал нам разумными советами. Не будь отряд «Земляки» разведывательным, мы могли бы очень скоро увеличить его численность и действовать шире. Желающих вступить в отряд было много, но их приходилось направлять в ближайшие местные отряды, которые были закреплены партийными органами и штабом партизанского движения за определенными районами. Мы же выполняли задания чекистских органов и находились в постоянном движении по захваченным врагом районам Калининской области.
В течение двух недель наш отряд прошел через Пушкиногорский, Кудеверский, Пустошкинский, Идрицкий районы, побывал в десятках сел и деревень. Кроме разведывательной работы мы распространяли листовки и брошюры, обращенные к населению оккупированных районов. Правдивое печатное слово вселяло в людей веру в неминуемую победу нашей страны над врагом. В ответ на ядовитую гитлеровскую пропаганду мы отвечали своей: честной, мобилизующей народ на разгром чужеземных захватчиков.
В один из дней группа подрывников в составе Поповцева, Ворыхалова, Турочкина, Кузьмина, Попкова, Дудникова и Чернышова пробралась на железную дорогу Идрица — Новосокольники, где среди белого дня вывела из строя большой участок пути.
Однажды, рассматривая топографическую карту, я задержал взгляд на названии деревни Хильково. Вспомнил весну, двух летчиков в лохмотьях, которых мы перевели через линию фронта. Они переоделись у старосты этой деревни.
Позвал Горячева. Объяснил ему задачу. Он с ребятами поехал в Хильково. Ночью Николай вернулся с багажом — привез меховые комбинезоны и безрукавки, летные шлемы и унты.
— Вот вам с комиссаром подарок от разведчиков, — посмеиваясь, сказал Горячев.
Самого старосту они дома не застали: он поступил на службу в полицию. Жена его объяснила, что уже несколько месяцев не живет с предателем и собирается уехать куда-нибудь подальше от позора. Она сама отдала Николаю одежду летчиков.
Вскоре мы вернулись в Морозово. Там я отдал знакомому портному-скорняку комбинезоны, и он сшил из них два добротных полушубка.
Находясь в Морозове, мы решили проведать в деревне Кряковке Марию Васильевну, у которой останавливались в первую военную зиму. Со мной поехали Поповцев, Ворыхалов и Горячев.
Увидев нас, Мария Васильевна запричитала:
— Милые мои! Да неужто это вы, живые…
Она рассказала, что тогда зимой сразу после нашего ухода в деревню нагрянули немцы и грозили убить ее за то, что приютила партизан.
— А почему Саши нет с вами? — вдруг спросила она. — Того, который пел песню «Не для меня придет весна»?
— Саша погиб… весной, — сказал Ворыхалов.
— Ой, лихо мне! Совсем молоденький погиб…
Пользуясь затишьем, мы выслали к железной дороге Идрица — Новосокольники диверсионную группу в составе Веренича, Соколова, Орлова и Виктора Иванова — молчаливого паренька. Вместе с ними ушел на задание и Петя Зеленый.
Незадолго до нашего появления в Морозове поблизости, в деревне Ципилина Гора, расположились штаб 6-й Калининской партизанской бригады Рындина и входивший в ее состав отряд под командованием Филиппа Тяпина. Мы наведывались туда. У дома, где находился штаб, нам бросилась в глаза радиоантенна.
«Ничего себе живут», — подумал я.
Комбриг П. В. Рындин (оказалось, мы встречались с ним в Купуе, когда он еще был командиром отряда), невысокого роста человек средних лет, встретил нас приветливо. Мы с ним долго толковали, заодно у него попросили медикаментов и поужинали. В комбриге чувствовались уверенность и цепкий ум. Но Петр Васильевич прибыл сюда недавно и ничего нового нам об обстановке сообщить не мог.
Едва мы вернулись вечером в Морозово, как меня поднял начальник караула.
— Какой-то Шиповалов прибыл, — доложил он.
— Зови, — сказал я.
Распахнулась дверь, и вместе с клубами морозного воздуха в избу вошел рослый, белый от инея человек.
— Командир 2-й партизанской бригады Шиповалов, — отрекомендовался он.
— Присаживайтесь, — предложил я табуретку.
— Сидеть некогда. Немцы на хвосте, — с тревогой сказал гость. — Случайно вышел на вас, решил предупредить.
Шиповалов рассказал, что на днях он с небольшой группой партизан перешел линию фронта и наткнулся на немцев. Гитлеровцы их обстреляли и начали преследовать.
— Много их?
— Не меньше сотни.
Близилась полночь. Пришлось поднять отряд. Шиповалов пошел с группой дальше, а мы стали готовиться к встрече с противником. Меня беспокоило то обстоятельство, что в случае нападения немцев нам придется оставить Морозово. Но тогда где будет искать нас Веренич? Как правило, мы всегда назначали запасные места встречи, а в этот раз понадеялись на затишье и не договорились.
Когда мы с Поповцевым вышли на улицу, отряд уже собрался. Запряженные кони, пофыркивая, жевали сено. Было тихо. Лишь где-то вдали бесновались собаки. Там, видно, и были немцы.
Мы подготовили на всякий случай коней, а сами расположились в засаде. Беценко установил свой пулемет у сарая, возле дороги. Остальные с винтовками и автоматами устроились рядом. Я пожалел, что ушел Веренич. Его «максим» стоял на одной из подвод. Возле него сидел Толя Нефедов, но он стрелять из пулемета пока не научился.
Близился рассвет. Яркая ракета внезапно осветила местность. Мы увидели на дороге с десяток всадников, а за ними черную ленту обоза. Это были гитлеровцы.
Враги приближались. И вот они рядом.
— Огонь! — последовала команда.
Выбрасывая из ствола языки пламени, гулко заработал пулемет Васи Беценко. Захлопали винтовочные выстрелы, застрекотали автоматы. Вздыбились вражеские кони, несколько верховых упали в снег. Громкое ржание раненого жеребца заглушило испуганные крики карателей. Мы ударили по обозу. Над околицей снова вспыхнула осветительная ракета. С обоза застрочил вражеский пулемет. Мы, как и было условлено, быстро отошли к запряженным лошадям.