— Я знаю, где у них штаб, — сказала Тася.
Мы изучили по карте подступы к селу, наметили план нападения. Силы были неравные. Нас, боеспособных партизан, набралось всего тридцать девять. Троих бойцов нужно было оставить для охраны лошадей, четверых — для прикрытия отряда. В ударной группе оставалось тридцать два человека на сорок домов. Маловато! Но нам помогали внезапность нападения и ночная темнота.
У Яковлева мы помощи просить не стали. В его отряде было много больных. А Бухвостов, узнав, в чем дело, наотрез отказал: «А вдруг убьют?» Мы поняли, что говорить с ним дальше не имело смысла.
Только вышли мы из деревни — навстречу верхами на конях Филин и два партизана-разведчика.
— Далеко ли собрались? — с улыбкой спросил Егор.
— Так, на разминку идем, — соврал я.
— Ну, счастливой прогулки.
— Спасибо! Передавай привет Яковлеву.
Весенняя ночь темна, хоть глаз выколи. Лошади чутьем находили раскисшую дорогу. Встречавшиеся деревни мы обходили стороной. Время давно перевалило за полночь.
Отряд остановился возле кустарника. Здесь было объявлено о предстоящем налете на немецкий гарнизон. Бойцы встретили это известие с одобрением. Кто-то из ребят с задором сказал:
— Дадим концерт фрицам. Ничего, что их в десять раз больше.
К селу подходили со стороны огородов. Когда в потемках показались очертания построек, все залегли. План был такой: отряд занимает одну сторону деревни от штаба до околицы. Мы забрасываем гранатами спящих гитлеровцев, затем расстреливаем уцелевших и быстро отходим.
Первым делом требовалось снять часовых. Виктор Соколов, Василий Ворыхалов и Виктор Дудников, проверив бесшумное оружие, быстро скрылись в темноте.
Ребят ждали долго. Прошло около часа, когда они вернулись. Соколов доложил, что сияли двух часовых, но у штаба охраны не нашли. Мы рассыпались в цепь и быстро пошли огородами к чернеющим избам. Каждая пара партизан приближалась к «своему» дому. Гранаты и оружие наготове.
Мы шли за Тасей. Со мной Веренич и Поповцев. Мы должны начать первыми.
Вот и деревенская улица. Она пуста и молчалива. Все кругом спит.
— Штаб в этом доме, — показала Тася.
В окне мелькнул бледный огонек. Видимо, внутри кто-то не спал. Поповцев осторожно обогнул дом и, вернувшись к нам, подтвердил:
— Верно сказали ребята. Часового у штаба нет.
Мы подошли к вражескому штабу. Остановились у слабо освещенного окна. Через неплотно завешенное окно заглянули внутрь. На полу — шестеро развалившихся гитлеровцев. Седьмой, в годах, с усиками, офицер, перебирал на постели белье. На стенах висели френчи, оружие, бинокли.
— Господин офицер клопов гоняет, — прошептал Павел.
В этот момент из-за угла появился верзила в каске, с винтовкой в руках. Он вплотную подошел к Вереничу и удивленно стал разглядывать его. Ясно было, что это и есть часовой. Видимо, он куда-то отлучался. Дмитрии даже немного опешил.
— Немец! — воскликнул он.
— Бей! — крикнул я.
Beренич в упор выстрелил из автомата. Гитлеровец захрипел, выронил винтовку и упал к нам под ноги. В окно штаба полетела граната. Зазвенели разбитые стекла. Полыхнуло пламя. Взрывная волна вышибла переплеты. Неприятный запах дыма вырвался клубом из окна.
Взрыв гранаты послужил сигналом к бою.
Разгромив штаб, мы двинулись по улице. Встретили Беценко и Нефедова.
— Как дела? — спросили их.
— Гарно зробили. Хлопцы вже тикают, як условлено. — сказал Беценко.
— Возьмите с собой Тасю и уходите отсюда, — приказал я.
В центре села послышались крики немецких солдат. Мы вышли к широкой площади и при свете ракеты различили штук тридцать повозок с фургонами и несколько автомобилей.
— Сожжем? — предложил Веренич.
Быстро чиркнули зажигалками. Вспыхнула солома, заклубился дым. Я не утерпел, чтобы не заглянуть внутрь одного из фургонов. Что там лежит? Едва взобрался на повозку, как услышал голос Веренича:
— Немцы!
К нам приближалась группа гитлеровцев. Не растерявшись, Дмитрий и Павел швырнули в их сторону гранаты и, отстреливаясь, стали отходить. Я спрыгнул с повозки, но угодил ногой между тягой и оглоблей, запутался и упал. Когда поднялся, товарищей уже не было видно. Крикнул им, но в ответ услышал только чужую речь.
Стрельба усиливалась. Взяв автомат на изготовку, я быстро пошел вперед. Мне нужно было перейти улицу, чтобы попасть к своим ребятам, отходившим из села. Когда миновал ее, наткнулся на высокий плетень и здесь же услышал оклик немецкого солдата. Он неожиданно вырос передо мной. Гитлеровец, здоровый и сильный, схватил меня рукой за шею и рванул к себе. Я вырвался, но поскользнулся и упал. Солдат почти в упор выпустил короткую очередь из автомата. В лицо пахнуло порохом. К счастью, пули задели только рукав, а у немца что-то случилось с автоматом. Он нервно задергал затвором, но выстрелов не было. Зато мой автомат стоял на взводе, и я прошил фашиста снизу вверх. Все это случилось в одну минуту.
Раздвинув колья забора, я стал уходить огородами. В темноте из какой-то ямы доносился немецкий говор. Очевидно, здесь спрятались от партизан несколько солдат. Я обошел их. В деревне уже бушевал пожар.
А вот и наши ребята.
— Пришли все, кроме Веренича и Поповцева, — сказал Горячев.
Мы прислушались. В селе все сильнее разгоралась стрельба. Это немцы били друг друга. Наш план осуществился. Но где же Дмитрий с Павлом? Не случилась ли с ними беда? Мы стали строить всякие догадки, как вдруг из темноты послышался голос Поповцева:
— Эй, ребята! Командир не пришел?
— Здесь он. Где вы-то пропали? — спросил Костя Кузьмин.
Оказывается, Дмитрий с Павлом искали меня в деревне. Швырнув в гитлеровцев гранаты, они думали, что я отхожу вместе с ними, но потом спохватились и вернулись обратно. Их осветили ракетой, они залегли и долго отстреливались. Им с трудом удалось прорваться сюда.
В отряде был только один раненый.
На другой день по всей округе разнеслась молва о ночном бое. Люди говорили по-разному. Одни уверяли, что налетели советские десантники, другие говорили, что это партизанская работа, третьи рассказывали, что немцы по пьянке побили друг друга.
Фашистские газеты, выходившие на русском языке, обвиняли партизан в том, что они воюют не по правилам. Рейхсфюрер СС Гиммлер даже дал указание именовать партизан бандитами. Злобствуя, гитлеровцы заявляли:
«Красные партизаны — это двуногое зверье, остервенелое, головорезно-отважное, ненавидящее все, что только не Советская власть, коей они преданы с фанатизмом янычар. Таких партизан не надо гнать в бой наганом или же заградительным пулеметом. Они сами ищут боя, и каждый из них сам по себе политрук…»
Фашистские писаки были недалеки от истины. Безграничная преданность своему народу, любовь к Родине, жгучая ненависть к врагу — вот что вело нас в бой, помогало переносить тяготы и лишения суровой партизанской жизни. Летели под откос груженые поезда, полыхали пламенем вражеские гарнизоны, от метких партизанских пуль гибли тысячи гитлеровских солдат и офицеров.
А сколько было сковано и отвлечено неприятельских сил для охраны различных объектов и борьбы с партизанами! Народные мстители были надежными помощниками Красной Армии.
Одно упоминание о партизанах наводило ужас на завоевателей. Вот, например, что писал в дневнике убитый партизанами немецкий офицер.
«Здесь всюду и везде, в лесах и болотах, носятся тени мстителей. Это партизаны. Неожиданно, будто вырастая из-под земли, они нападают на нас, режут, стреляют и исчезают, как дьяволы, проваливаясь в преисподнюю. Партизаны преследуют нас на каждом шагу, и нет от них спасения. Сейчас я пишу дневник и с тревогой смотрю на заходящее солнце. Наступает ночь, и мне кажется, как из темноты неслышно ползут, подкрадываются тени, и меня охватывает леденящий ужас!»
Операция «Весенняя обработка»
Наступила пора нашего возвращения на Большую землю. Мы выполнили свое задание, отдали местным партизанам коней, пулеметы, лишние боеприпасы и стали готовиться к переходу линии фронта. Вместе с нашим отрядом решил выйти в советский тыл и отряд Федора Яковлева, в котором было много больных людей.
За зиму границы партизанских владений расширились. Здесь стояли бригады под командованием Бабакова, Карликова, Максименко, Рындина, Шиповалова. Немцы побаивались заглядывать в эти места, и лишь изредка по ближним партизанским тылам рыскала их разведка.
Не предчувствуя опасности, которая уже нависла над нами, бойцы шутили, смеялись, радуясь весне и скорому возвращению за линию фронта. Никто не думал, что через несколько дней многие наши товарищи погибнут в жестоких боях с карателями.
15 апреля 1943 года мы простились с местными партизанами и жителями деревень. Наши отряды стояли здесь долго, население привыкло к нам, поэтому расставание было трогательным. Старики, женщины, детишки вышли на улицу. Каждому хотелось сказать доброе слово, пожать руку и обнять полюбившихся бойцов. Не обошлось и без слез. Крестьянки совали партизанам на дорогу вареные яйца, лепешки, хлеб, просили выполнить наказ — передать советским воинам, чтобы они скорее освободили от врага их деревни.
К вечеру наши два небольших отряда миновали последний партизанский опорный пункт — деревню Бокалово, занятую отрядом Григория Заритовского. Когда стемнело, подошли к разлившейся весенним половодьем речке. На карте значился мост, и мы сразу выслали туда разведку. Вскоре выяснилось, что мост и деревня, расположенная за рекой, заняты немцами, которые прибыли сюда вечером с обозом.
— Наверное, заготовители. Дадут храпака ночку, а утром пойдут деревни грабить, — высказал предположение Яковлев.
Мы посоветовались и решили сутки обождать. Другой переправы поблизости не было, а вступать в схватку с гитлеровцами, не зная их сил, неразумно. Отряды отошли назад на два километра и расположились в деревне Вережье. Пока там размещались, наши разведчики задержали какого-то парня.