— Ходил здесь, вынюхивал, — сказал Горячев. Незнакомец назвался партизаном, но какого отряда — сказать не мог. Вид у задержанного был подозрительный. Брюки навыпуск, ботинки. В одной руке ржавая трехлинейка, в другой — белый узелок с вареными яйцами, салом и хлебом. Нам некогда было заниматься задержанным. Мы обыскали его, отобрали оружие и посадили в подпол. Нас интересовал враг, преградивший путь отрядам.
Спали не раздеваясь. Утром, едва блеснули первые лучи солнца, поднялись по тревоге.
— Немцы идут! — доложили наблюдатели. Поднявшись на пригорок, мы с Яковлевым увидели большой обоз. Он двигался стороной в соседнюю деревню. Породистые битюги тяжело тянули фургоны на автомобильных шинах. Следом за повозками кучками, человек по десять-пятнадцать, шли солдаты, всего около двухсот. В бинокль отчетливо виднелись их лица, стальные каски, винтовки, автоматы. Немцы шли спокойно, разговаривая друг с другом.
— Богатый обоз, — сказал Яковлев. — Может, стукнем?
— Можно бы на прощанье, да патронов маловато, — ответил я.
— Ничего. Когда ударим, они побросают все, — заверил Федор.
— Ну, давай, — согласился я.
Позиция для нападения была выгодной. Веренич с группой автоматчиков быстро устремился вперед к голове вражеской колонны. Он должен был отвлечь внимание гитлеровцев, а мы тем временем внезапно атаковать их с фланга и тыла. Сначала все шло так, как было задумано. Группа Веренича вовремя открыла огонь, и мы увидели, как заметались фашисты. Выждав момент, партизаны выскочили из укрытия.
— Ур-ра-а! — понеслось в воздухе.
Мы бежали к обозу, стреляя на ходу в гитлеровцев. Успех боя был очевиден. Мы видели, как расстроились вражеские ряды, как немцы бросились врассыпную прочь от повозок. Но вдруг все кругом загрохотало. Рядом взметнулись огненные разрывы, полетели вверх комья земли. Неожиданно ударили тяжелые минометы и орудия. Мы не знали, что ночью в соседней деревне, куда направлялся обоз, расположились крупные силы немцев.
План нашей операции срывался. Мы вовремя спохватились, чтобы без потерь отойти к оврагам. Это нам удалось. Отряды заняли оборону. Гитлеровцы не преследовали, но продолжали нащупывать нас минометным огнем.
Через несколько минут вернулся в сопровождении автоматчиков Веренич. Он сообщил, что большая группа немецких солдат сосредоточивается у деревни и, возможно, будет нас атаковать.
— А этот тип хотел убежать к фашистам, — сказал Дмитрий, указывая на парня, который был задержан нами вчера вечером. Утром, в связи с тревогой, мы забыли о нем. Воспользовавшись суматохой, незнакомец выбрался из подпола и решил незаметно пробраться к немцам. Наши автоматчики случайно перехватили его. Он оказался предателем и шпионом. Мы здесь же построили бойцов, зачитали короткий приговор и расстреляли подлеца на месте.
Решено было немедленно уходить, чтобы оторваться от неприятеля. Но не тут-то было. Гитлеровцы настойчиво преследовали нас по пятам. Дважды мы пробовали выставить заслоны, чтобы огрызнуться, но враг вновь пускал в действие минометы и артиллерию.
Настроение у всех было подавленное.
— Вот тебе и обоз! Выходит, зря связались с ним, мать его за ногу, — проговорил Яковлев.
Ему никто не ответил. Мы молча обдумывали сложившуюся ситуацию. Теперь-то ясно было, что перед нами оказались не просто обозники-заготовители, а сильные карательные или войсковые части вермахта, затеявшие поход в глубь районов, контролируемых партизанами.
Вечером остановились в деревне, расположенной на возвышенности. Было еще светло, и мы увидели, что по направлению к нам движется отряд гитлеровцев численностью до сорока солдат. Мы собрались было его встретить огнем, но немцы вошли в кустарник и затерялись. Видимо, их послали на ночь в засаду.
Рано утром около трехсот гитлеровцев приблизились к деревне. Мы обстреляли их, но из-за сильного минометно-пулеметного огня противника вынуждены были отойти. К полудню наши отряды пришли к партизанским рубежам в деревню Бокалово, где стоял Заритовский. Не успели мы рассказать о случившемся, как из дубравы, подступавшей к деревне, застрекотали сразу два вражеских пулемета. Засвистели над головой пули, полетела с крыш расщепленная дранка. В отряде Заритовского оказалось много больных и раненых. Пока запрягали для них коней и укладывали в повозки, нам пришлось сдерживать натиск неприятеля. Патронов у нас было мало, и мы впервые пожалели, что отдали пулеметы и боеприпасы другим отрядам. По Бокалову враг вел огонь уже с другой стороны. Гитлеровцы брали деревню в клещи.
Григорий Заритовский попросил нас выдвинуться вперед для прикрытия его обоза, ибо предстоящий путь лежал по голой, как ладонь, равнине. С большим трудом удалось нам достигнуть небольшого хвойного леса. Часть повозок с больными и ранеными увязла в непролазной грязи, и бойцы Заритовского вынуждены были оставить их на милость неприятеля. Однако милости со стороны фашистов не последовало. Мы видели, как враги окружили повозки и стали расстреливать лежавших в них партизан. Эта сцена нас потрясла.
Мы выбрали старую вырубку и, пользуясь короткой передышкой, начали перевязывать раненых.
— Интересно, осмелятся ли немцы пойти за нами в лес? — спросил, ни к кому не обращаясь, Веренич.
И сразу же совсем рядом разорвался вражеский снаряд. Испуганно вспорхнула стая лесных пичуг. Партизаны тревожно встали с земли, напряженно прислушиваясь.
— Смотрите! — вдруг воскликнул Федя Попков.
К вырубке, взяв автоматы на изготовку, шли эсэсовцы. Партизаны открыли по ним огонь и стали отходить.
— За мной! — крикнул Яковлев, увлекая всех в сторону густого ельника. Несколько человек упало от вражеских пуль. Здесь же погибла и Тася, показавшая нам штаб фашистской части.
К вечеру заросшая проселочная дорога привела нас к лесной деревушке, до отказа заполненной партизанами из разных отрядов. Командиры говорили, что всюду завязались тяжелые бои с гитлеровцами. Немцы бросили против партизан пушки, танки, авиацию. Не оставалось сомнения, что фашисты проводят против нас крупную карательную экспедицию.
Перед заходом солнца над деревней низко пролетел немецкий разведывательный самолет — «костыль». Он рассыпал над крышами сотни листовок. На розовых бумажках было напечатано:
«Партизаны! Час вашего уничтожения ближе, чем вы предполагаете. Вы окружены со всех сторон победоносной германской армией. Железное кольцо вам уже не прорвать. На помощь извне вы не можете рассчитывать. В целях избежания напрасного кровопролития немецкое командование предлагает вам сложить оружие и сдаться в плен. Все ваше прошлое будет забыто. Вам будет гарантирована жизнь и хорошее обращение. В случае отказа вы будете безжалостно истреблены.
Сдавайтесь!
Рейхскомиссар Лозе».
Разведчики привели пленного обер-ефрейтора. Он сообщил, что против партизан ведут борьбу части 16-й немецкой армии, подразделения СС и полиции.
Поздней ночью вражеский самолет повесил над деревней осветительную ракету и сбросил четыре фугасные бомбы. Никто из нас почти не спал. Утром, еще затемно, мы покинули деревню. Наши отряды уходили в лес вместе с местными партизанами. Леса здесь были бедные, все больше оголенные от листвы осинники да совсем мизерные еловые рощицы, разделенные голыми полями.
Несколько подвод с больными и ранеными двигались в середине колонны. Сзади шли специально выделенные люди, которые умело маскировали след. Мы знали, что немцы будут искать нас в густых зарослях, и поэтому выбрали редкий орешник и остановились там. Соблюдали особую осторожность. С самого рассвета поблизости раздалась пулеметная и автоматная стрельба. Где-то долбила землю артиллерия. Около десяти часов утра рядом пролетел вражеский самолет-разведчик. Партизаны зло проводили его глазами. «Заметил или нет?» — подумал каждый.
В полдень с поста прибежал связной.
— Немцы идут по следу! — доложил он.
Мы приготовились к встрече. Прошло около часа, а немцы не появлялись. Вместе с Поповцевым, Горячевым и Соколовым я пошел проверить обстановку. Через сотню метров увидели большое поле и на нем немцев. Гитлеровцы группами бродили возле леса, но заходить в него боялись. Вернувшись, мы рассказали, что видели. Люди немного повеселели. Но тревога не улеглась. Все ждали неминуемого боя. Некоторые беспрестанно курили, другие не спускали глаз с кустов, откуда могли появиться каратели, третьи тихо переговаривались.
Во второй половине дня из местного отряда были посланы в наблюдение двое бойцов. Не прошло и десяти минут, как раздался треск сучьев и из кустов выбежал один из них. С исцарапанным в кровь лицом, с испуганными глазами, он в страхе повторял:
— Немцы! Немцы!
Бойцы моментально повскакали с мест, тревожно засуетились. Мы бросились к паникеру и сбили его с ног. Трус закрыл голову руками. Когда пришел его напарник, он рассказал, как, увидев немцев, его товарищ сломя голову бросился бежать прочь. Здесь же по отрядам был дан приказ: «За панику — расстрел». Все понимали: в такой момент паника — самый страшный враг, а страх — брат смерти.
Вечером на совете командиров решили поотрядно разойтись в разных направлениях. Так тяжелее врагу будет бороться с нами, да и маневренность наша улучшится.
Мы с Яковлевым договорились идти вместе. Двое суток наши отряды уходили из расставленных карателями ловушек. Шли только ночами, избегая населенных мест. Как назло, установилась тихая, безветренная погода. В небе сиял круглый диск луны. Лунный свет был большой помехой. Подчас долго приходилось сидеть у большаков, чтобы выбрать удобный момент для перехода. Движение вражеских войск не прекращалось ни днем ни ночью. Мы шли без дорог, по компасу. Разведчики изредка заглядывали в деревни и каждый раз приносили невеселые новости. Кругом рыскали карательные отряды, жандармерия и полиция. На избах были вывешены строгие приказы, местным жителям вменялось в обязанность немедленно сообщать немецкому командованию о местонахождении партизан. Указывался перечень наград за выдачу партизанских командиров. Немцы сулили населению огромные суммы денег и хуторские наделы, но не так-то легко было найти предателей среди советских людей.