После боя партизаны обнаружили кроме вражеских трупов два пулемета, пятнадцать винтовок и большое количество гранат и патронов. Погрузив на повозки трофеи, они подожгли вокзал, взорвали стрелки, рельсы, семафоры и скрылись в лесу.
Вскоре Карговского назначили командиром партизанского отряда, а чуть позже комиссаром бригады. Зимой они устраивали засады и совершали диверсии на шоссе Невель — Усвяты и железной дороге Витебск — Невель. Теперь их бригада действовала здесь, в этой части Невельского района, и держала под контролем восточную границу братского партизанского края в пространстве между участками железных дорог Идрица — Новосокольники и Полоцк — Невель.
Путь до деревни Морозово за разговорами прошел незаметно. Из-за деревьев показались избы, а за ними на солнце блеснула ясная полоса озера Язно. Возле полуразрушенной церкви мы остановились.
— Хотите посмотреть нашу переправу, идемте со мной, — предложил Карговский.
— Спасибо. Она завтра как раз нам понадобится, — сказал Назаров.
— У нас их две. Большая — через озеро и малая — через речку Язницу. Если вам в сторону Невеля, подойдет малая, она здесь недалеко, возле деревни Уставны, — пояснил Карговский.
На следующий день мне с группой автоматчиков нужно было сопроводить агентурную разведку, которую возглавил комиссар нашей бригады капитан Новиков. У него имелись рекомендательные письма к некоторым церковнослужителям Невельского района. Необходимы были встречи с ними. Дело в том, что священникам было проще, чем другим, передвигаться по оккупированной территории. Они могли, к примеру, под предлогом заказов и покупок церковного инвентаря беспрепятственно съездить в Невель, Городок, Витебск, Полоцк, могли также доставить в тот или иной пункт агитационную литературу, передать по нужному руслу письма и разные другие бумаги. Через своих прихожан служители культа были осведомлены о прибытии важных чинов рейха, войсковых и карательных частей, а также создании всякого рода фашистских организаций. Вражеские органы СД и гестапо не так зорко следили за церковнослужителями, считая их опорой новой власти.
Вениамин Яковлевич Новиков и направлялся на встречу с семидесятилетним священником, который должен был выехать по «церковным» делам в Витебск. Встреча, разумеется, должна была быть строго конспиративной и безопасной. Конспирацию в этом деле обеспечивал сам Новиков, безопасность — мы с ребятами.
День был на исходе, когда наша небольшая группа подошла к неширокой речке Язнице. Здесь, в трех километрах от Морозова, возле полусгоревших деревень Уставны и Артемовка, располагался партизанский заслон. Мост через реку давно был разрушен, а большак — заминирован. Для переправы, о которой говорил Карговский, партизаны пользовались небольшим паромом. По сути дела, это был простой плот из связанных бревен и досок. От одного берега к другому тянулась проволока, привязанная к толстым соснам. Плот находился под охраной партизан. Они, обговорив время нашего возвращения, быстро переправили нас на другой берег и предупредили, чтобы мы держали оружие наготове: впереди — опасная зона.
Эти места были нам немного знакомы. Мы проходили здесь летом сорок второго года и поэтому запомнили населенный пункт Турки-Перевоз на реке Уще и деревню Видусово, где постреливали тогда полицейские.
В нужное место мы добрались лишь за полночь. На возвышенности увидели обычную деревенскую церквушку, окруженную несколькими избами. Провели разведку, выставили охранение. Новиков постучал в окно. Повременив, он вошел в дом священника. Мы стали ждать. Кругом стояла тишина, лишь слышались петушиные голоса да где-то в стороне лениво гавкала собака.
Начинало светать. Я решил зайти в дом, чтобы поторопить Новикова. Он сидел за столом напротив седого бородатого человека. Между ними шла беседа. На столе стояла кринка молока, а возле нее лежали ломти хлеба.
— Сейчас кончаем. Иди попей молочка, — сказал мне Новиков, свертывая какие-то бумажки.
Когда мы вышли на крыльцо, священник перекрестил нас и тихо сказал:
— Да храни вас бог!
— Ну как, удачно? — спросил я Новикова.
— Все хорошо, но придется еще раз наведаться сюда, — ответил он.
Переправой через озеро Язно и речку Язницу нам пришлось воспользоваться не раз.
Однажды, ожидая возвращения одной из наших разведгрупп, мы засиделись на берегу Язницы. Пожилой партизан из города Бежецка, коммунист с 1918 года, Илья Миронович Миронов рассказал нам о памятном эпизоде, произошедшем на этом месте осенью прошлого года.
Гитлеровцы большими силами начали наступление на партизан со стороны Невеля. Двое суток шли ожесточенные бои за эту переправу через Язницу.
Командир партизанской бригады Василий Георгиевич Семин приказал подрывникам Степану Казаку и комсомольцу Геннадию Зайцеву взорвать паром, чтобы не дать возможности врагу использовать его для переправы. И вот двое смельчаков, один постарше, другой совсем юноша, поползли к парому. У каждого по фугасу взрывчатки, связки гранат. Фашисты заметили их, открыли огонь. Но подрывники уже успели укрыться за сваями разрушенного моста. Фугасы были прилажены к парому. Сильный взрыв разметал его. Дело сделано, можно отходить. Но гитлеровцы отрезали пути отхода пулеметным и минометным огнем. Как быть? Проходит минута, другая. Стрельба не утихает. Дело плохо — под сваями моста не отсидишься. Подрывники решили прорываться перебежками. Стремительный бросок — и камнем на землю. И вновь вскакивают, бегут, ложатся.
Вдруг Зайцева сразила очередь. Степан вернулся, схватил Геннадия, стал волоком тянуть в укрытие. Это были роковые минуты. Шаг, еще шаг. Вот и Казак упал, раненый. Им на помощь бросились ребята из взвода Миронова. Партизаны обрушились на врага всеми огневыми средствами. Раненых удалось наконец затащить в партизанский окоп. Отрядный фельдшер Петр Тропунов и медсестра из Нелидова Варя Воронькова спешно оказали первую помощь.
У Геннадия Зайцева ранение оказалось тяжелым. Была пробита правая рука, повреждена челюсть. Разрывная пуля разворотила верхнюю часть бедра, порвала мышцы и сухожилия. Через некоторое время нога посинела, рана загноилась, вздулась. Начиналась газовая гангрена.
Прибывший к раненому начальник партизанской медслужбы военврач 3-го ранга В. Д. Щеглов, осмотрев Зайцева, велел срочно отвезти его в партизанский лазарет, в деревню Шерстово, расположенную невдалеке на белорусской территории. Этот примитивный лазарет по предложению комиссара 3-й Калининской бригады Васильева был назван госпиталем.
Госпиталь звучит весомо. Партизаны, зная, что у них за спиной имеется госпиталь, не так боятся тяжелых ранений, — рассуждал комиссар Васильев. И он был прав: близость госпиталя приободряла людей, идущих в бой.
Зайцева увезли в этот госпиталь. Надежд на его спасение было мало. Кто-кто, а опытный врач Вадим Дмитриевич Щеглов знал, что газовая гангрена ведет, за редким исключением, к роковому исходу. Но он настойчиво боролся за исцеление отважного паренька, и смерть отступила.
Геннадий Зайцев за свой подвиг был отмечен тогда медалью «За отвагу».
Находясь в деревне Морозово, я время от времени посматривал на карту, туда, где синяя змейка реки Язницы подходила к точке с названием Лепешиха. Это была та самая деревня, где летом прошлого года полицаи обстреляли наших ребят и убили бойца Смирнова. Улучив момент, я спросил у Назарова разрешения сходить в Лепешиху, чтобы наказать полицаев. Со мной отправились одиннадцать человек. Вместе с нами шли и потерпевшие тогда ребята Павел Поповцев и Виктор Соколов. Им особенно не терпелось навестить те места. От нашей деревни Морозово до Лепешихи по прямой было не больше пятнадцати километров, но дорога туда оказалась на редкость тяжелой. День выдался дождливый. Мы шли по компасу напрямик сквозь сосновые леса, колючие ельники и густые заросли кустарников. Сильно вымокли. В одном месте залезли в такую вязкую хлябь, что едва выбрались оттуда. У Лепешихи пришлось перебраться через Язницу. Река неширокая, но с топкими, заросшими осокой берегами, где кисла рыжая, подернутая ряской вода. Мы по очереди залезали в трясину и с помощью взятых на берегу кольев осторожно переправлялись на противоположную сторону.
Когда подошли к деревне, уже стемнело. В избах тускло поблескивал свет керосиновых ламп и коптилок.
Мы решили действовать под видом невельских полицейских. Зашли к старосте и приказали позвать старшего полицая. Староста, невысокого роста толстяк, угодливо улыбнулся. Живые глазки его потонули на жирном розовом лице. Он тотчас отправился исполнять приказание. С ним пошли трое наших: Павел Чернышев, Дима Кантовский и Петя Зеленый. Возле одной избы староста попросил ребят обождать, а сам скрылся в темноте.
Через несколько минут в деревне поднялась стрельба, и тут мы поняли, что хитрость наша не удалась. Староста, как выяснилось, исполнял обязанности старшего полицейского. Он знал в округе всех полицаев в лицо, а поэтому, увидев незнакомцев, догадался, кто мы такие. Ему не стоило труда собрать часть своих людей. Они и открыли беспорядочную стрельбу с целью отпугнуть нас.
Но мы не растерялись. Заметив огоньки выстрелов, быстро зашли в тыл полицейским. В короткой схватке было убито четыре негодяя. Остальные, в том числе староста, сбежали.
Мы написали предателям устрашающую записку. Виктор Соколов приколол ее на видном месте.
— Пусть дрожат сволочи! — гневно проговорил он и добавил: — Я сейчас тоже одного ухлопал.
Позже стало известно, что после нашего визита полицаи не осмеливались больше ночевать в Лепешихе.
Под Невелем хорошо потрудились наши разведгруппы, возглавляемые Василием Беляковым, Анатолием Нейманом и Альбертом Храмовым.
Отважной и неутомимой разведчицей показала себя выносливая, стройная и симпатичная девушка-партизанка Тася Васильева. Мы, ребята, не без гордости наблюдали за исполнением ею трудной роли разведчицы и относились к Тасе с нескрываемым уважением.
Тася в предвоенные годы усиленно занималась спортом, а в начале войны закончила на «отлично» курсы инструкторов стрелкового дела. Физически закаленная девушка неоднократно участвовала в подрыве вражеских поездов и в засадах на шоссейных дорогах.