— Да, была бы у нас пушка, сейчас бы долбанули по духовому оркестру, — слышался голос плечистого парня Андрея Пятницына.
В это время из-за холма показались разведчики Борис Хаджиев, Владимир Комков и Федор Кривцов. Они были посланы к большаку понаблюдать за возможным появлением немецких заготовителей из городской комендатуры.
Хаджиев доложил, что у деревни Капаново они заметили повозку с двумя полицейскими, попытались их взять, но полицаи бросились в кусты. Одного из них застрелили, другой удрал.
Было ясно, что немецкие заготовители в этот день не появятся. Их предупредит сбежавший полицай.
В целях разведки мы прошли около двух километров вдоль берега, выбрались к шоссе, а затем направились к Рудне.
— Как дела? — спросил Богданов.
— Пусто, — ответил я.
— И здесь пусто, — сказал Георгий и добавил: — Обидно, что упустили тех гадов-полицаев.
Досадно было и мне. Но на войне всякое бывает, успокаивал я сам себя.
Наши разведчики вскоре узнали, что возле Рудни нам удалось прострелить лишь ухо старшему полицейскому, подручному начальника гражданской полиции Себежа Вильгельма Буса.
Мы погрузили на трофейную лошадь тяжелое снаряжение и не спеша тронулись в обратный путь, к бригаде.
У развилки дороги, ведущей к деревне Аннинское, нам повстречалась одинокая повозка. Мужчина, озираясь по сторонам, вел лошадь под уздцы. В телеге, придерживая узлы с пожитками, сидела женщина с двумя малышами. Мы остановили повозку.
— Кто такие, откуда и куда?
Мужчина растерялся. Он с тревогой во взгляде старался определить: кто же мы, партизаны или полицейские?
В это время из-за кустов верхом на лошади выехал крепкий парень с автоматом на груди. Мы задержали и его.
Это оказался калининский комсомолец Владимир Заболотнов — разведчик бригады Гаврилова, а повозка принадлежала активному партизанскому подпольщику Петру Ефименку из деревни Толстухи. Владимир Заболотнов, выполняя очередное разведзадание, еще накануне узнал о предстоящей вылазке карателей и о том, что по доносу предателя-старосты семье патриота грозит расправа. По совету Заболотнова Петр Ефименок запряг ночью лошадь и покинул родную деревню.
Поскольку Заболотнову еще предстояло добраться до «почтового яшика», который находился под елью у деревни Мальково, они договорились встретиться вечером здесь, близ развилки дорог. Заболотнов, как он выразился, едва унес ноги от карателей. Когда Владимир, вынув из-под дерева пакет с информацией, утром возвращался обратно, он близ деревни Толстухи, на большаке, столкнулся с немцами. Каратели заметили партизана, попытались схватить его. Шестеро вражеских всадников, разделившись на две группы, намеревались взять Владимира в клещи у деревни Старое Луково. Только благодаря хорошему знанию местности партизану удалось ускользнуть от преследователей. Гитлеровцы, выпустив несколько очередей ему вдогонку, вернулись к большаку.
— Так вот где орудуют «наши желанные», — сказал политрук отряда Георгий Богданов.
— Да. А мы их возле Рудни ждали, — в тон ему молвил Павел Поповцев.
— Враг хитер. Он не докладывает партизанам о своих замыслах, — заключил Юрий Соколов, серьезный, смелый парень из Ржева.
Владимир Заболотнов направился сопровождать семью Ефименка в деревню Ковалевку, где стояла разведгруппа бригады, а мы вернулись на берег озера Осына.
За магистралью Идрица — Резекне
Время поджимало. Мы прошли вдоль всей границы братского партизанского края, провели необходимую разведку и стали готовиться к походу на север, за железную дорогу Идрица — Резекне. В одну из осенних ночей бригада успешно перешла по Зуевскому переезду сильно охраняемый путь, проскользнула меж вражеских гарнизонов и двинулась к селу Томсину, расположенному на шоссе Идрица — Мозули.
Нам было известно, что в той стороне хозяевами так же являются партизаны. Это подтвердилось в первые сутки похода. На рассвете мы с радостью повстречались возле села Дубровка с конной разведкой 5-й Калининской бригады. Среди разведчиков оказались наши кувшиновские ребята Рэм Кардаш и Алексей Андреев. Мы виделись с ними еще весной сорок второго года под Насвой, когда небольшой отряд под руководством учителя истории Владимира Марго и его комиссара Андрея Кулеша направлялся в тыл противника. И вот теперь Леша и Рэм, став боевыми разведчиками, очутились перед нами. Они соскочили с разгоряченных коней, и мы, земляки, крепко обнялись
— Что за оказия, куда ни пойдешь, всюду кувшиновцы, — смеялся комбриг Назаров.
Приятно было слышать такое.
Нам часто вспоминались слова комсомольского вожака — секретаря райкома ВЛКСМ Николая Курова, которыми он осенью сорок первого года напутствовал нас в дорогу.
— Вам, ребята, — говорил он, — предстоят суровые испытания в борьбе с фашистами. Уверен, что вы не посрамите своего родного города.
И комсомольцы-кувшиновцы старались достойно исполнить этот наказ.
Из рассказа разведчиков нам стало ясно, что отряд Владимира Ивановича Марго давно вырос в крупную партизанскую бригаду, которая именовалась в списках Калининского штаба партизанского движения под номером «пять». Учитель школы Марго наглядно преподавал чужеземным захватчикам назидательный урок истории: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет».
Партизанская бригада Марго была закреплена за Себежским районом. На стыке границ Идрицкого и Себежского районов действовала также 4-я бригада Федора Бойдина, а севернее, близ латвийской границы, — 10-я партизанская бригада, возглавляемая Николаем Вараксовым. Так что здесь оккупанты «обжигались» от такого соседства и, во всяком случае, не чувствовали себя хозяевами на захваченной территории.
7 октября 1943 года войска Калининского фронта под командованием генерал-полковника А. И. Еременко освободили важный опорный пункт немцев — город Невель. Нам рассказывали о мошной вражеской обороне Невеля, поэтому мы восхищались героизмом советских воинов, когда узнали, что наши войска так быстро и неожиданно овладели городом. Много страха нагнали на немцев советские танкисты внезапным налетом. Следом за ними в город вошла наша пехота. Враг поспешно отступил, но вскоре укрепился на рубеже Дретунь — озеро Нещердо — Сутоки — Новосокольники. Таким образом, район озера Язно, где недавно пришлось нам побывать, был освобожден. Бригада Ахременкова и некоторые отряды, находившиеся восточной части партизанского края, оказались в советском тылу.
Нас радовали победы на фронте. В них была частица и нашего ратного труда. Данные партизанской разведки способствовали успешным операциям советских войск.
Осваивая новые районы, мы облюбовали для стоянки деревню Морозовку. Отсюда в сторону Идрицы, Опочки и Себежа были высланы наши разведгруппы. Назаров с Новиковым побывали в соседних партизанских отрядах. Командиры местных бригад и отрядов также постарались посетить нас. Мы с удовольствием встречали товарищей по оружию. Каждое партизанское подразделение имело свои успехи, своих героев.
На другой день к нам в Морозовку верхом на коне прибыл командир партизанского отряда Рыбаков — человек плотного телосложения, с добрыми чертами лица. Сняв с головы меховую шапку, он вежливо поздоровался с нами.
— Я слышал, с питаньицем у вас, мальцы, неважнецко, — сказал Рыбаков, лукаво обводя взглядом всех, кто находился в штабе.
— Сущая правда, — в тон ему ответил Назаров.
Разговорились. Оказалось, что Василий Филиппович
Рыбаков еще в сентябре сорок первого года в составе небольшой группы был послан Калининским обкомом партии в западные районы области для организации партизанских отрядов и подпольных групп. Когда группа Рыбакова после трудного пути достигла нужного района, враги выследили ее в лесу. Завязался неравный бой. Рыбаков в это время находился в разведке и чудом избежал западни. После гибели товарищей ему пришлось остановиться в деревне Пыжики под видом сапожника, благо он умел ремонтировать обувь с детства. К сапожных дел мастеру потянулись люди. Григорьич — так все звали сапожника — тонко делал свое дело. Соседи наперебой приглашали его к себе, потянулись к нему люди из других деревень. Молодой паренек Мартын Валлас вскоре стал надежным курьером Григорьича. Всячески поддерживал сапожника староста деревни Пимон Прокофьев, взявший на себя роль прислужника «нового порядка» по заданию первого секретаря Себежского подпольного райкома партии Федоса Алексеевича Кривоносова. Подпольная деятельность сапожника Григорьича проходила так, как было задумано. Как только наступил благоприятный момент, Григорьич-Рыбаков, став во главе партизанского отряда, вышел из Прихабского сельсовета на боевую операцию. Когда отряд походной колонной проходил по знакомым деревням, люди с удивлением восклицали:
— Это же наш сапожник! Вот так Григорьич, молодец!
Все мы с уважением посматривали на Василия Филипповича, стараясь представить его в роли сапожника. Перед нами стоял плечистый богатырь выше среднего роста, перепоясанный крест-накрест ремнями, с автоматом на груди.
Назаров взял Рыбакова за локоть:
— Ну что ж, Григорьич, делись продовольствием.
— Поделюсь. Как же не поделиться?! Ведь вы — мальцы свои, — говорил Василий Филиппович, употребляя местное выражение «мальцы», которым попросту называли здесь весьма почтенных по возрасту мужчин. — Дам пару коров, мешка три гороха, хлеба и еще чего-нибудь.
— Вот спасибо, — поблагодарил Назаров.
— Недавно мы разгромили вражеский гарнизон в Заверняйке. Там на нашу сторону перешла большая группа бывших власовцев. Они помогли нам вывезти оттуда с полсотни подвод награбленного немцами ячменя, ржи и овса. Теперь у нас много зерна и гороха, да вот как ею сберечь, спрятать, — рассуждал Рыбаков. — Не дай бог каратели нагрянут, пропадет добро.
— А вы укройте зерно в могилах, — посоветовал наш начхоз Евгений Крашенинников. — Недавно нам об этом рассказывал командир отряда Иван Либа из бригады Гаврилова. Их хозяйственники нашли надежный способ хранения хлеба. Они роют на сухих местах ямы, загружают их мешками с зерном, укрывают еловыми лапками и зарывают землей. Сверху над бугром земли ставят большой крест. Получается вроде могилы, а на самом деле — хранилище. Немцам невдомек, что там спрятан партизанский хлеб. Удобно и надежно.