Танки шли гуськом. Все они были одинаковые, и мы не знали, в каком из них за толстой броней находится наш товарищ. Каким образом освободить его? Мы понимали что Виктор не убит, а ранен, иначе зачем бы он понадобился фашистам.
Танки заходили с тыла, намереваясь ворваться в Ермолову Гору с пологой стороны. Гитлеровские танкисты рассчитывали запугать нас своей мощью, вытеснить в чистое поле и там уничтожить из пулеметов, подавить гусеницами.
— Ну, держись, ребята! — громко крикнул Богданов.
Тогда мы впервые пожалели, что во всем отряде оказались лишь три противотанковые гранаты. Не носили их потому, что они были очень громоздкие и тяжелые. Создалось угрожающее положение. Партизаны как будто вросли в землю.
— Смотрите, кто-то на конях скачет! — воскликнул Академик.
По краю болота к нам мчались два всадника.
— Так это же Сан Саныч на своей Машке, — узнал Лопуховского Бычков.
Действительно, это был он и командир отделения Анатолий Нейман. Пригнувшись к седлам, они изо всех сил погоняли лошадей.
— Связного выслали? — крикнул Сан Саныч издали.
— Выслали. А где твой отряд, дьявол полосатый? — сердито спросил я.
— Э-эх! — с досадой полоснул он плетью по голенищу. — Он же к немцам угодит…
— Уже угодил, — хмуро сказал Богданов.
Выяснилось, что отряд Лопуховского занял оборону в назначенном месте, но, когда со стороны деревни Горюшино неожиданно показались вражеские танки, Лопуховский решил сменить позицию. Он повел отряд в обход к Ермоловой Горе, чтобы обороняться совместно с нами. Лопуховский надеялся совершить такой маневр быстро, однако на пути отряд попал в трясину. Пока бойцы переправлялись через нее, было потеряно много времени.
Обстановка складывалась опасная. В этот момент на большаке со стороны Томсино показалась повозка с тремя всадниками впереди. К нам спешили комбриг Назаров, Валентин Разгулов и Саша Николаев. На повозке сидели, придерживая противотанковое ружье, Евгений Крашенинников и Евгений Луковников.
— Не робеть ребятки! — громко сказал комбриг. — Будем держаться!
Все обрадовались. Крашенинников с Луковниковым быстро потащили ружье на возвышенность, к фундаменту сгоревшего дома. Вместе с ними расположился и Назаров. Они долго, как нам казалось, выбирали цель. Наконец раздался громкий выстрел
— Мимо! — сказал Назаров.
Последовали еще три выстрела. Танк, по которому били, остановился.
— Вроде попал! — обрадовался Крашенинников. Каратели между тем продвигались к большаку между деревнями Каменка и Ермолова Гора. Силы у врага были немалые — человек шестьсот с пятью танками. Если они выйдут на большак, нам — крышка. Мы окажемся в западне.
— Отойти за дорогу! — скомандовал комбриг. Это было правильное решение.
Когда мы, миновав ближайшую деревушку Афанасьева Слобода, вышли на поросший кустарником пригорок, немецкие танки с грозным урчанием вырвались на большак. Один из них устремился с пологой стороны к Ермоловой Горе и стал утюжить покинутую нами высоту.
Вечером каратели повернули обратно. Назаров послал Разгулова в разведку по горячим следам. Нужно было знать, куда немцы повезли Колокольчикова.
Танковые следы тянулись к Себежу.
На другой день бригада вышла к деревне Лиственке и остановилась там. Обстановка заставляла принять экстренные меры к розыску Колокольчикова. Что с ним? Как он ведет себя в плену, что говорит на допросах? В Себеже у нас были свои люди. Капитан Новиков должен был узнать через них, где находится попавший в беду товарищ, установить с Виктором связь.
На проведенном совещании командиру отряда Александру Лопуховскому было сделано соответствующее внушение за неосмотрительность и неоперативность, повлекшие за собой беспрепятственное продвижение противника и пленение Колокольчикова.
Упрек был сделан также и разведчикам за то, что вовремя не заметили немецкие танки.
Этот вопрос обсуждался позже на партийно-комсомольском собрании.
Пока разведчики занимались своим делом, мы снарядили две диверсионные группы для подрыва вражеских поездов. Одну группу возглавил Альберт Храмов. С ним на задание ушли Василий Верещагин, Николай Жуков, Сергей Мочалов, Андрей Пятницын, Юрий Соколов, Алексей Федоров, Иван Хабаров, Федор Шилин, а также недавно вступившая к нам в бригаду обаятельная, храбрая девушка Нина Пастухова. Нина трижды ходила с группой на подрыв вражеских эшелонов.
Другую группу к железной дороге повели мы с Виктором Соколовым. Виктор отличался смелостью и хорошей сообразительностью. Он умел правильно разместить у рельсов заряд и вовремя рассчитать момент взрыва.
Вместе с нами пошли Павел Поповцев, Петр Бычков, Василий Беценко, Владимир Соловьев, Борис Ширяев, Павел Чернышов, Петр Иванов (Петя Зеленый) и молодой белокурый паренек Эдуард Талин. Весной Эдик воевал в бригаде имени Лизы Чайкиной. Немцам удалось схватить его, но он сумел бежать из лап врага. Сначала примкнул к отряду «Баянист», которым командовал Евгений Давыдкин, а затем попросился к нам. Он был нашим земляком со станции Брылево Кувшиновского района. Талин сразу вызвался на боевое задание. Наша подрывная группа в составе десяти человек шла на участок железной дороги Себеж — граница Латвии. Мы не раз ходили к линии и знали, как бдительно охраняют ее гитлеровцы. По обеим сторонам железной дороги они вырубили лес, заминировали подходы, устроили волчьи ямы и натянули проволоку, привязанную к ракетницам. Помимо всего охрана периодически обстреливала и освещала ракетами подозрительные места. Безлунной осенней ночью подходили мы к железной дороге у деревни Логуны. Стояла безветренная, но свежая погода. Из Логунов, где расположился немецкий гарнизон, доносился злобный лай собак. Хорошо в такую ночь прислушиваться, но плохо подходить — не шумит ветер. Каждый охотник знает, как трудно в тихую погоду подкрадываться к зверю, а зверь здесь был пуганый, настороженный.
Зная о том, как сильно охраняют немцы лесные подходы, мы решили подобраться к полотну со стороны поля. Незадолго до этого в сторону Латвии прошел поезд. Нам издали были видны вспышки ракет, пушенных патрулями. Мы сориентировались и прямо по пашне направились к железной дороге. В сотне метров от нее выставили прикрытие. Быстро приготовили взрывчатку и шнур, которым нужно было выдернуть чеку взрывателя. Раньше мы подрывали поезда с помощью подложенных под рельсы мин. Теперь нашелся более надежный способ — ручной. Для этой цели крестьяне специально вили нам прочную длинную тонкую бечевку. Мы привязывали ее к чеке взрывателя. Когда приближался вражеский поезд, ребята подкрадывались к рельсу, клали возле него тол и, отойдя в сторону, дергали за конец бечевы. Это был опасный, но зато верный способ «ловить эшелоны на удочку».
К полотну пошли Соколов, Ширяев и Талин. Ребята тут же растаяли в темноте. Потянулись минуты напряженного ожидания. Время перевалило за полночь, и все кругом, кроме беспокойных вражеских патрулей да нас, партизан, давным-давно спало.
Немцы мало пропускали поездов в темное время, а в эту ночь, нам казалось, движение замерло совсем. Вернулся Борис Ширяев. Он доложил, что к взрыву все готово. Прошел час, другой — тишина. Наш слух и зрение настолько перенапряглись, что начались галлюцинации. То нам слышался шум поезда, то мы отчетливо видели приближающиеся огоньки. Но вот наконец все услышали настоящий паровозный гудок. Едва уловимым писклявым эхом донесся он издалека, а через некоторое время мы услышали нарастающий шум поезда. Он то исчезал, то появлялся вновь, с каждым разом все усиливаясь, и вскоре тихая ночь была разбужена глухим грохотом идущего на большой скорости состава. Поезд мчался со стороны Латвии на всех парах. Мы приободрились.
Нам не видно Соколова с Талиным, но мы представляем, как торопливо подкладывают они под рельсы взрывчатку. Медлить нельзя, близость эшелона заставляет спешить, иначе он уйдет к фронту.
Поезд уже близко. Слышно, как сбавил он скорость и, тяжело вздыхая, стал подниматься в гору. Ффу, Ффу, Ффу! — пыхтел паровоз, извергая вверх из трубы тысячи красных искр. Вот состав поравнялся с нами и стал проползать черепашьим шагом мимо. Взрыва не последовало, правильно поступили хлопцы. На тихом ходу нет смысла это делать, — в лучшем случае подорвутся один-два вагона. С трудом преодолев подъем, поезд пошел дальше.
— Вот ведь, ёха-маха, как получается. Там, где к линии не подойти, эшелоны прут быстро, а здесь, пожалуйста, как назло, — ворчал Борис Ширяев.
Близится утро. Восточная сторона неба заметно светлеет. Поглядываем на часы и на небо. Светает все больше и больше. Мы уже решаем сниматься, но тут Василий Беценко радостно шепчет:
— Идет!
Действительно, со стороны Себежа слышен отчетливый шум паровоза. Вот уже рядом раздается протяжный его гудок. Поезд идет быстро, под уклон. Различаем груженные военной техникой платформы, пяток пассажирских ва
гонов…
Полыхнуло пламя, грянул взрыв, заскрежетали вагоны.
— Порядок! — радостно сказали подрывники, подбегая к нам.
Быстро уходим прочь. Достигнув ближайшего кустарника, останавливаемся. Положение у нас незавидное. Уходить дальше нельзя: светло, заметят. Остаться вблизи железной дороги — может быть погоня. Но делать нечего, остаемся в кустарнике.
Когда совсем рассвело и над горизонтом зарумянилось солнце, мы увидели следы своей работы. Оставшиеся в живых солдаты робко осматривали исковерканные вагоны и лежавший вверх колесами паровоз. Время от времени над разбитым составом взлетали красные ракеты — немцы давали сигнал тревоги. Часов в десять со стороны Себежа подошел вспомогательный поезд. Вскоре такой же поезд подошел из Латвии. Подразделения солдат, оцепив место крушения, принялись за расчистку пути. В ход были пущены тракторы и мощные краны. Лишь под вечер немцы смогли восстановить разрушенный путь.
Когда тронулись на базу, где-то далеко, у Себежа, раздался сильный взрыв. Видимо, и там подорвали немецкий поезд. В нашей партизанской жизни происходили и такие случаи. Бывало, ждешь вражеский эшелон, и вдруг рядом, на соседнем перегоне, — взрыв. Это другая группа, опередив нас, сводит счеты с гитлеровцами. На первых порах досадно, диверсию надо откладывать. Но подумаешь, и досада пройдет: главное — врагу нанесен урон.